г. Москва, июнь 20** года
Текущий поток времени
— Сабли-и вон!
Только завершивший безумную скачку по полигону — впервые в полной экипировке — команды я не ждал и потому замешкался. Повернув едва гнущуюся шею (сколько же весу в этом проклятом гусарском кивере, килограмма четыре?), непонимающе уставился глазами на инструктора: что, подери Уроборос, ему от меня нужно? Наконец сообразив, судорожно дернул правую руку к эфесу — поверх левой, удерживавшей поводья — ухватился за перевитую проволокой кожаную рукоять и потянул оружие из железных ножен. Те неловко зацепились за сбившуюся ташку — этакую плоскую сумку на длинном подвесе, неудобную и во всех смыслах бесполезную — но я все же ухитрился кое-как обнажить саблю. Дальше дело у меня двинулось более-менее гладко. Молодцевато ударив эфесом о перевязь, я на миг задержал оружие напротив лица, после чего, опустив сжимающий рукоять кулак на бедро, положил клинок обухом на правое плечо — и наконец выдохнул.
— Сутки ареста, — угрюмо буркнул инструктор — дядька лет сорока, как и я, верховой, но одетый при этом в банальные джинсы и защитного цвета футболку. Был он, разумеется, из наших, орденских. — Там, куда вы собираетесь, офицерам за подобное выполнение команды выписывают сутки ареста! А нижних чинов так и вовсе секут шпицрутенами!
— Дикари-с… — сипло пробормотал я в свежезаведенные жиденькие усики — росли они у меня плоховато, и Виктор Панкратов (панибратски называть его Витьком у меня как-то не получалось), мой будущий напарник на миссии, время от времени заявлял, что проще их на фиг сбрить и наклеить перед заброской фальшивые. Вариант «вовсе без усов» не рассматривался — гусар есть гусар.
— Что вы сказали, поручик? — не расслышал инструктор — или сделал вид, будто не расслышал.
— Говорю: виноват, ваше высокоблагородие! — гаркнул я таки прорезавшимся голосом.
— То-то же! — хмыкнул инструктор и почти без паузы скомандовал: — Сабли-и в ножны!
Вся давешняя процедура была мной повторена в обратном порядке. На удивление, мне даже удалось с первого раза попасть острием оружия в устье ножен.
— Чуть лучше… — скептически прищурившись, кивнул инструктор. И пошло-поехало: — Сабли-и вон!.. Сабли-и в ножны!.. Сабли-и вон!.. Сабли-и в ножны!.. Сабли-и вон!.. На кра-ул!.. На пле-чо!.. Прямо, шагом. Марш!.. — свою каурую лошадь он тронул одновременно с моей, двинувшись параллельным курсом и не переставая покрикивать: — Набрать повод!.. Рысью! Марш!.. Куц-галопом! Марш!.. К атаке!.. Атакуйте! Марш! Марш!.. — ну и наконец: — Стой!.. Огладить лошадей!.. Сле-зай!.. На конюшню! Марш!
Спотыкаясь о пытающуюся жить своей собственной жизнью саблю и не в силах поправить съехавший на лоб кивер, на одеревеневших ногах я повел коня в поводу — расседлывать.
* * *
На вторую половину дня у меня была назначена встреча с Виктором в штаб-квартире, но прямого доступа туда я по-прежнему не имел, и Панкратов обещал подхватить меня на Волоколамке. У метро — потому что изначально я думал добираться именно подземкой, но после всех этих «Сабли вон — рысью марш!» все же предпочел вызвать такси.
Панкратов ждал меня на парковке возле «Макдоналдса» — его серую «Тойоту» я заметил еще подъезжая. Расплатившись с таксистом, я пересел в автомобиль Виктора — едва сумев задрать негнущуюся ногу в проем дверцы. Кое-как устроившись на переднем сиденье, обменялся рукопожатиями с напарником.
— Как прошло? — окинув меня чуть насмешливым взглядом, поинтересовался Панкратов.
— Ну… — неопределенно протянул я.
— Сколько раз упал с лошади? — уточнил Виктор.
— Кстати, ни одного, — с некоторым даже вызовом вскинул я голову — тот случай, в самом начале занятия, не считается: там и так нужно было спешиваться, а равновесие я потерял уже почти стоя на земле, неловко зацепившись чем-то из экипировки за луку седла.
— Прогресс! — хмыкнул Панкратов.
В этот момент в кармане у меня коротко звякнул телефон.
— Mille pardons![2] — пробормотал я, потянувшись за гаджетом — должна же быть какая-то польза от интенсивного курса французского (по три часа в сутки каждый вечер!)…
— C’est sans importance![3] — с ухмылкой отмахнулся мой напарник, заводя мотор «Тойоты».
Пришедшее сообщение немало меня озадачило: это было уведомление о зачислении средств на карту. От кого пришли деньги — и с какой стати — было не очень понятно, но главное — сама сумма. Явно не студенческая стипендия кáпнула! Разве что мне вдруг ее повысили — раз этак в пятьдесят… Может, после Скачка изменился масштаб цен, а я и не заметил? Хотя нет, бред: только что таксист взял с меня, как обычно…
— Что-то не так? — должно быть, заметив, как вытянулось мое лицо, осведомился Виктор.
— Деньги какие-то левые на карту упали, — пробормотал я. — Ошибка, наверное.
— Можно посмотреть? — спросил Панкратов.
Я протянул ему телефон.
— Ха, какие же они левые? — усмехнулся мой напарник, едва взглянув на экран. — Очень даже правые. Ежемесячное содержание от Ордена. У тебя градус какой, второй? — уточил он, возвращая мне гаджет. Я утвердительно кивнул. — Ну, вот, как раз, с точностью до копеечки…
— Что еще за содержание? — непонимающе нахмурился я.
— Говорю же, ежемесячное. Разве тебя Эф Эф не предупреждал — он же над тобой, вроде как, шефствует?
«Тойота» тронулась.
— О платеже не предупреждал, — мотнул я головой.
— Понятно: закрутился и забыл… Все наши получают деньги от Ордена — раз в месяц. Сумма зависит от степени посвящения. Выше градус — больше денег. Это называется содержание. Некоторые только с него и живут.
— Просто за то, что состоят в Ордене? — недоверчиво уточнил я.
— Ну, в общем, да.
— Кру-у-уто!
— Нормально, — пожал плечами Виктор, перестраивая автомобиль из ряда в ряд. — И правильно. Бесплатно, что ли, страдать?
— Страдать? — не понял я. — Ты про тренировки? — у кого что болит…
— Про тренировки тоже. Но в первую очередь — про сам образ жизни, диктуемый Орденом. Скачкѝ, многослойную память. Не все готовы терпеть это за так.
— Это они вне Ордена жить не пробовали, — едко заметил я. — Когда у тебя память не многослойная, а ступенчатая: месяц из этой реальности, месяц из прошлой, месяц из позапрошлой… Помыкались бы, как я — еще и приплатить были бы готовы за орденское колечко!
— Ну, ты у нас — особый случай, — усмехнулся Панкратов. — А вот те, кто носит кольцо с пеленок… Тут же палка о двух концах: Орден дает лекарство, но от болезни, которую сам же и порождает, — продолжил он, почему-то понизив голос до громкого шепота. — Есть соблазн рассудить: мол, не было бы Машины — не было бы и этих проклятых Скачков… В начале XX века на почве подобных идей у нас даже случился мятеж. Во время миссии группа заговорщиков попыталась захватить и уничтожить Машину. Чуть Глобальный Парадокс не устроили. В итоге тогда все обошлось — но с тех пор и ввели эти самые ежемесячные выплаты… Причем, дело во время гражданской войны происходило — так поначалу, говорят, содержание выдавали продуктами и дровами… Так или иначе, сработало: насколько мне известно, больше бунтов не было.
— Ты как будто с сожалением об этом говоришь… — неуверенно проронил я.
— Вот уж нет, — кажется, искренне возмутился моей репликой Виктор. — Меня-то как раз все устраивает. Может быть, это прозвучит излишне пафосно, но, по мне, так девиз «Ради лучшего будущего» — не просто слова. Да и Машина меня, похоже, ценит — на миссию шлет уже в шестой раз, притом — в третий подряд — если считать, как ты выражаешься, «ступеньками памяти», не нарываясь на Малый Парадокс. Однако и деньги, которые платит Орден — всяко не лишние. Особенно в период тренировок, совмещать которые с внешней работой — сам понимаешь — практически невозможно…
— Мне, кстати, сессию в Универе никто не отменял! — к месту или нет вставил я.
— В день экзамена получишь законный выходной.
— Ага, а готовиться когда?
— В течение семестра нужно было учиться, — хохотнул мой напарник.
— Так я учился… Наверное. На прошлых «ступеньках» — точно учился. Но многое поменялось…
— Не так уж и много, — нежданно возразил Панкратов. — Это я тебе как коллега-правовед говорю. Так, мелочи кое-какие…
— Ты тоже юрист? — удивился я. «Гражданскую» профессию Виктора мы с ним раньше не обсуждали.
— Ага, — кивнул мой напарник. — Адвокат. Правда, последние годы почти не практикую, только взносы в Палату плачý. Но сразу после юрфака по направлению от Ордена пару лет в «Газпроме» проработал. Потом отозвали — должно быть, Столп там стал не нужен.
— А что ты заканчивал? — спросил я.
— МГУ.
— Ясно… Ты вот подчеркнул, что именно тебя все устраивает, — после короткой паузы вернулся я в разговоре на несколько шагов назад. — Получается, есть и те, кого — нет?
— Ну, такие найдутся всегда и везде, — заметил Панкратов. — Вернее, почти всегда и почти везде…
— Но ты сейчас кого-то конкретно имеешь в виду? — уточнил я.
— А ты с какой целью интересуешься? — с усмешкой прищурился Виктор.
— Да так, просто… — слегка смутился я: какого-то двойного дна в моем вопросе и в самом деле не было — но рассказ напарника подсветил мне жизнь Ордена с совершенно нежданной стороны, и, услышав «А», хотелось познакомиться с «Б», «В» — и так до самого конца алфавита.
— Если просто: не думаю, что на сегодня благополучию Ордена что-то всерьез угрожает, — все же ушел от прямого ответа Панкратов. — Всем не угодишь, но у руководства более чем достаточно инструментов, чтобы держать ситуацию под контролем. И выплаты щедрого содержания — лишь один из них. Возможно, далеко не главный. Так что не заморачивайся — спокойно готовься к миссии. Vous me comprenez, monsieur le lieutenant?[4]
— Oui, monsieur l'aide de camp[5], — кивнул я.
Аккурат под аккомпанемент этих моих слов «Тойота» юркнула в темноту тоннеля, ведущего к штаб-квартире.
* * *
— Саблей на скаку махать — дело, конечно, хорошее, но единственное оружие, которое, надеюсь, тебе придется применить в ходе миссии — вот, — проговорил Виктор, с некоторой даже торжественностью выставляя на стол заткнутый ярко-красной пробкой стеклянный пузырек. — Знаешь, что это такое?
— Догадываюсь, — должно быть, вопреки его ожиданию, заявил я — вспомнив рассказ Федора Федоровича о свойствах потока времени. — Хронограната?
— Просто граната, — буркнул Панкратов — кажется, слегка огорченный, что не сумел меня удивить. — Вернее, это, конечно, муляж, но настоящая выглядит точно так же. Как пользоваться — тоже уже в курсе, можно не рассказывать?
— Разбить?
— Когда именно разбить?
— Э… Перед возвращением?
— Ясное дело, что перед возвращением, — хмыкнул Виктор. — По умолчанию, активация гранаты и служит сигналом Машине, что засланцев нужно вытаскивать. Исключений из этого правила два. Первое: если миссия завершена, но тебе еще нужно время для возвращения в точку эвакуации — можно задействовать таймер. Вот он, — подняв пузырек, напарник поднес его ближе ко мне, пробкой вперед. По окружности та оказалась размечена неглубокими рисками. — Для этого поворачиваем затычку на девяносто градусов по часовой стрелке, — продолжил Панкратов, сопровождая слова демонстрацией, — а затем — возвращаем назад, оставляя столько делений, сколько пятнадцатиминуток хотим выгадать. Максимальная отсрочка, как видишь, может составить пять часов. Обычно этого более чем достаточно.
— Э… А почему нельзя тупо взорвать гранату уже на месте, в точке выхода? — задал вопрос я.
— Случается, что отступать надо с боем, — пояснил Виктор. — Думать в этот момент еще и о гранате — бывает недосуг.
— С боем? — переспросил я. — А говоришь, саблей махать не придется.
— Я сказал: надеюсь, что не придется, — подчеркнул Панкратов. — За месяц умелого фехтовальщика из тебя, так или иначе, никто не сделает… Впрочем, миссия выглядит довольно простой, особых осложнений я не жду…
— Ты бы лучше рассказал, какое у нас задание, — заметил я. — А то все ходишь вокруг да около…
— Ты прав, с этого стоило сегодня начать, — неожиданно согласился напарник. — Я собирался тебе еще по дороге все изложить, но отвлекся — сам помнишь на что. А теперь уж извини, сперва про гранату дорасскажу. Потерпи, осталось немного. Значит, еще раз. По дефолту, Машина вытаскивает тебя сразу после взрыва гранаты. Если установлен таймер — по истечении заданного срока. Но бывает так, что граната не активирована — и понятно, что активирована уже не будет. Например, засланец схвачен и обчищен. Или ранен и лежит без сознания. Тогда оператор на наблюдательном пункте вправе прервать миссию. Эвакуация в подобных случаях осуществляется «вручную». Происходит такое нечасто — там свои риски — но пара раз была даже на моей памяти. И еще однажды оператор затянул с вмешательством, и дело закончилось гибелью обоих засланцев. На миссию же всегда парами ходят… — похоже, опечаленный нахлынувшими воспоминаниями, Виктор вдруг поджал губы и умолк. Не решался нарушить повисшую тишину и я. — Ранения в ходе миссии — не редкость, — продолжил Панкратов где-то через полминуты. — Во время возвращения они исцеляются — сами собой, это одно из удивительных свойств потока времени. Оторванная нога, конечно, заново не отрастет, но пробитое копьем легкое благополучно восстановится, оставив на память лишь рубец на груди. Это… расхолаживает. Люди начинают лезть на рожон — все равно, мол, вернусь невредимым. Часто это оправданно и идет на пользу миссии. Но иногда заканчивается трагедией: мертвых время не воскрешает…
Мой напарник снова помолчал.
— Да, забыл отметить, — добавил затем. — Если граната активирована, но установлен таймер, оператор все равно может выдернуть засланца досрочно, даже и до прибытия того в согласованную точку выхода — если сочтет, что это менее рискованно, нежели пустить дело на самотек… Ну что, переходим к сути нашей с тобой будущей миссии? — согнал он наконец с лица хмурь.
— Переходим, — оживился я в предвкушении.
Нагнувшись, Панкратов извлек откуда-то из-под стола золоченую папочку с гербом Ордена и церемонно ее раскрыл. Внутри лежал один-единственный лист — три-четыре абзаца мелкого текста. На первый взгляд, рукописного, но, когда Виктор пододвинул папку ближе ко мне, стало ясно, что это такой замысловатый печатный шрифт.
— Сам только сегодня получил официальную раскладку, — поднял на меня глаза напарник. — Дело касается Отечественной войны 1812 года — но это ты уже, вероятно, догадался по косвенным признакам. Месяц — ноябрь. Диспозиция вкратце такая. Расстроенная и деморализованная, французская армия бежит к российской западной границе. Ее преследует Кутузов во главе с основными русскими силами. Одновременно с юга движется 24-тысячная Третья Западная армия под началом адмирала Чичагова, а с севера — 35-тысячный корпус генерала Витгенштейна, войска которого ранее прикрывали от французов Санкт-Петербург. Идея внешне проста — зажать Наполеона с трех сторон в районе реки Березины — и разгромить… Что ж, поначалу все шло гладко. Чичагов захватил город Борисов, в районе которого французы планировали осуществить переправу. Правда, вскоре был оттуда выбит, но, отступив за Березину, адмирал успел сжечь за собой единственный мост. Вопреки расхожим мифам, особых морозов не было — река даже не покрылась льдом. Казалось, ловушка захлопнулась. Однако Наполеон выкрутился — пусть и весьма дорогой ценой. Сделав вид, что готовится форсировать реку к югу от Борисова, и сманив туда основные силы Чичагова, французы навели переправу севернее города, у деревни с говорящим названием Студянка. Прежде, чем русские разгадали этот маневр, сам Наполеон и его гвардия успели перейти на правый берег Березины. Там бы все они и остались, увязнув в местных болотах, но никто не позаботился разобрать гати, ведущие через них далее на запад. По ним французский Император сумел вырваться, пусть большая часть его армии, застигнутая на переправе, и была разбита в прах. Но во Франции Наполеон набрал новые войска и с большим или меньшим успехом воевал еще аж до весны 1814 года… — закончил Панкратов, захлопнув папку. Не очень понятно, зачем она вообще была ему нужна — в текст Виктор практически не заглядывал.
— Ну а наша-то с тобой задача какая? — спросил я, не услышав главного. — Изловить Наполеона в белорусских болотах?
— Нет, — покачал головой мой напарник. — Мы лишь доставим адмиралу Чичагову письмо — якобы приказ Императора Александра — в котором будет подробно расписано, что и как следует сделать: уничтожить гати, поставить надежный заслон напротив Студянки, до поры его не засвечивая — ну и все такое. Поможем адмиралу перехитрить плута Бонапарта! Сорвать переправу, задержать французов. А там уж и Кутузов с Витгенштейном подтянутся — и завершат начатое.
— Просто доставим письмо? — хмыкнул я. — Даже ни одного пьяницу-кучера застрелить не придется?
— Я уже говорил: особых сложностей не жду, — проигнорировав мою подначку, с важным видом кивнул Панкратов. — Случались миссии и позаковыристее. Но то немногое, что нам предстоит сделать, отработать нужно «на ять». Так что айда на наблюдательный пункт — лично знакомиться с лагерем адмирала Чичагова!
— У меня в семь — французский, — напомнил я Виктору, сверившись со временем на экране телефона.
— Успеешь, — отмахнулся тот. — Французский — всяко факультатив: в России конца 1812 года — патриотический подъем, армия говорит по-русски. Разве что наткнемся на залетного эмигранта-роялиста на Российской службе… Нет, язык учить нужно, — тут же уточнил Панкратов, — но рекогносцировка важнее. Идем!
Я, собственно, был и не против — и мы двинулись на наблюдательный пункт.