Брюсов Орден. Ради лучшего будущего

Глава 13

Окрестности г. Борисов, 13 (25) ноября 1812 года

3848-е санкционированное вмешательство в поток времени

— Кто таков? Кто стрелял?! Назови лозунг! — голос за моей спиной звучал почти столь же каркающе, как и давешний вороний крик — сперва мне даже почудилось, что это вещая птица вдруг заговорила с березы по-человечьи.

В недоумении я обернулся: из рощи на дорогу выезжал отряд казаков во главе с бравым урядником.

— Поручик Ржевский, — назвался я. — С пакетом из Санкт-Петербурга к главнокомандующему, — уточнил после короткой паузы. И затем, видя, что казак все еще явно чего-то от меня ждет с угрюмым видом, сообразил: — Да, лозунг… Бобруйск.

— Урядник Попов, — перестав хмуриться, представился командир казаков. Ударение в своей фамилии он поставил на первый слог — в иной ситуации это звучало бы довольно забавно — но только не сейчас. — Что за пальба была, ваше благородие? Откель стреляли?

— Не иначе, оттуда, — неопределенно махнул я рукой за овраг. — Штабс-ротмистра Ковальского — наповал, — предательски дрогнувшей рукой указал я на недвижимое тело улана внизу. — Флигель-адъютант Шварценеггер ранен…

— Далече будет для прицельного-то выстрела, — прищурившись, прикинул урядник. — Верно ли, что оттель?

— Пес его разберет, — нервно передернул я плечами. — Может, и из лесу…

— Проверим сперва тут, — решил Попов, кивнув на березняк — похоже, идея соваться за овраг по вкусу ему не пришлась. — Что до их высокоблагородия… — перевел он взгляд на раненого Виктора. — Семенов, Мамаев, перевяжите господина адъютанта и живо доставьте его к лекарю! — распорядился урядник.

Подчиняясь команде, два казака выехали вперед и спешились.

— Позвольте, ваше благородие, — почтительно, но твердо попытался отстранить меня от Панкратова один из них.

— Что? Э… Нет! — засуетился я. — Нельзя!

— Прекратите истерику, поручик! — сердито прохрипел со снега Панкратов, впервые с момента появления на дороге казаков найдя в себе силы заговорить. — Так вы только все погубите! Скачите к Чичагову, а меня после разыщите!

— Верно их высокоблагородие сказали, — заявил Попов. — Езжайте, ваше благородие, с Богом! А об их высокоблагородии мы позаботимся, как должно! Федька, — обернулся он к кому-то из подчиненных. — Проводи их благородие к их высокопревосходительству!

— Ага, все, значит, на дело, хранцузов ловить, а я — назад, в крепость? — запальчиво ответил ему совсем молодой, почти детский голосок.

— Нас тут вона сколько, а их благородие ты один будешь сопровождать, — уже отвернувшись от собеседника — и, соответственно, обратив лицо ко мне, прищурил левый глаз урядник (уж не подмигнул ли хитро?). — При них бумага дюже важная — как отпустить без охраны?

— Ну, коли так — тады ладно, — из-за спины Попова с важным видом выдвинулся молодой казак — и в самом деле практически мальчишка, на глаз я бы ему и пятнадцати лет не дал. Хороша охрана! Впрочем, ни одного француза отсюда до самой ставки Чичагова не было и в помине — я это знал точно, да и урядник, кажется, особых сомнений на сей счет не испытывал.

— Поезжай уже, Уроборос тебе в хронологию! — буквально оттолкнул меня от себя Виктор.

— Сильны, ваше высокоблагородие! — уважительно присвистнул склонившийся над ним казак. — Эка ж: «в хренологию»!

Словно во сне, я попятился к своей гнедой и неуклюже взобрался в седло.

— Едем, ваше благородие? — не медля, подступил ко мне юный Федька.

Молча кивнув, я с места пустил лошадь рысью и, уже отъехав, оглянулся на Панкратова — но за конскими крупами и широкими спинами казаков оставленного на чужое попечение напарника не увидел.

* **

Главнокомандующий Третьей Западной армией адмирал Павел Васильевич Чичагов, светловолосый мужчина лет сорока пяти в теплой меховой шубе поверх расшитого золотом мундира, восседал на барабане посреди земляной крепости на правом берегу Березины и что-то задумчиво диктовал сгорбившемуся над бумагами писарю. Время от времени его высокопревосходительство прерывался, будто бы в сомнениях оглядывался на стоявшего рядом полковника в мундире квартирмейстерской части — словно за советом, но, и не думая дожидаться оного, почти тут же от офицера отворачивался.

Спешившись возле выстроившихся в линию землянок, придерживая рукой саблю, я быстрым шагом приблизился к адмиралу, козырнул.

— Поручик Ржевский с пакетом для вашего высокопревосходительства.

— Ржевский? — подняв на меня глаза, переспросил Чичагов — не делая пока попыток принять протянутый ему пухлый конверт. — Майор Павел Алексеевич Ржевский кем вам приходится? Вы с ним родственники?

— Даже не однофамильцы! — брякнул я, поспешив максимально откреститься от этого Павла Алексеевича.

— В самом деле? — думая, похоже, о чем-то своем, покачал головой адмирал. — Жаль… Роберт Егорович, возьмите у поручика пакет, — бросил он затем полковнику-квартирмейстеру.

Тот шагнул вперед, но почти «на автомате» я спрятал конверт за спину, пояснив:

— Прошу меня извинить, приказано передать в собственные руки!

— Экий вы формалист, поручик, — снова покачал головой главнокомандующий и протянул наконец руку за бумагами.

Я отдал ему пакет.

— Здесь кровь? — не то спросил, не то просто отметил адмирал, со всех сторон оглядев конверт.

— Бумаги вез флигель-адъютант Шварценеггер, я лишь находился при нем, — доложил я. — Уже здесь, под Борисовом, его высокоблагородие был ранен и поручил мне завершить начатое.

— Шварценеггер… — словно смакуя, медленно, едва ли не по слогам повторил Чичагов. — Не имел чести знать такого. Из пруссаков, должно быть?

— Полагаю, из австрийцев, ваше высокопревосходительство.

— А, тогда понятно, — кивнул каким-то своим мыслям главнокомандующий. — Что же это вы, поручик, не уберегли государева гонца? — бросил он затем, взламывая сургучную печать на конверте.

— Виноват, ваше высокопревосходительство! Нападение оказалось внезапным.

— Внезапным… Конечно. А когда бывает иначе? — проворчал адмирал. — Проклятый Удино, вон, нашего графа Палена намедни тоже внезапно атаковал… В итоге оставлен Борисов. Добро хоть мост успели сжечь…

Зашелестели разворачиваемые бумаги.

Несколько минут Чичагов внимательно их изучал, то хмурясь, то вдруг светлея лицом, затем выудил из пачки одну и протянул ее полковнику:

— Что думаешь, Роберт Егорович?

Тот быстро пробежал документ глазами.

— Ну, что думаешь? — повторил свой вопрос главнокомандующий.

— Не возьму в толк, откуда Его Величеству может быть все сие ведомо? — проговорил полковник, возвращая бумагу адмиралу. — Про Студянку, про гати, про планы французов?

— В самом деле, откуда? — спросил Чичагов — почему-то меня. — Мы здесь, через реку от Наполеона, только и гадаем о его намерениях, а Его Величество в Петербурге осведомлен обо всем в деталях?

— Не могу знать, ваше высокопревосходительство! — гаркнул я, но, подумав, что миссии моей такой ответ не на пользу, добавил: — Однако ежели мнение мое услышать изволите… Так на то он и Государь, чтобы глядеть дальше нашего. К тому же, как говорится, лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстоянии…

— И где же это так говорится, поручик? — хмуро поинтересовался Чичагов.

— Матушка моя, покойница, бывалоча сказывала, — ответил я, ни на йоту, кстати, не соврав — Есенина мои родители любили и цитировали нередко, к месту и не к месту[10].

— Ну и как, доверимся мнению покойной матери господина поручика? — скептически поинтересовался главнокомандующий у полковника.

— Мое видение дел наших вам хорошо известно, ваше высокопревосходительство! — с жаром проговорил тот. — Наполеон рвется к Минску — к так удачно захваченным нами ранее складам. А это значит, переправляться через Березину французы будут либо здесь, в Борисове, либо, что наиболее вероятно, ниже по течению. Посему, единственное верное решение — то, что мы с вами нынче обсуждали: оставив в крепости корпус генерала Лонжерона, переместить наши основные силы южнее, в село Збашевичи. Студянка — нелепость. Идти от нее можно разве что на Вильно. По болотам. Проще, не мудрствуя, сразу бросить на левом берегу артиллерию, обоз — да и большую часть армии заодно. Не думаю, что Наполеон на такое готов. Однако… — он вдруг умолк.

— Однако? — с нажимом повторил за ним Чичагов.

— Однако приказ Его Императорского Величества не оставляет нам выбора, — резко поменяв тон, холодно продолжил полковник. — Ослушавшись — вовек не оправдаемся, хоть самого Наполеона на аркане приведем со всеми его маршалами. Подчинимся же — упрекнуть нас будет не в чем. Такова была воля Государя — и вот документ о сем…

Ну, это он, понятно, не знал, что через пару дней чернила на доставленном мной письме выцветут без следа, а еще через сутки рассыплется в прах и бумага… Но, ясное дело, ставить командование Третьей Западной армии об этом в известность я не собирался.

— Приказ, да, — задумчиво кивнул адмирал. — Но как же отечеству польза?

— Тут соглашусь с поручиком, — кивнул в мою сторону полковник — без малейшей, впрочем, приязни как во взгляде, так и в голосе. — Сие Государю нашему виднее, будь он и в Санкт-Петербурге… Да хоть в самом Ново-Архангельске[11]! Кто мы такие, чтобы спорить с его прямым приказом?

— Русские офицеры? — снова не столько спросил, сколько констатировал Чичагов. — Нет-нет, Роберт Егорович, вне всякого сомнения, вы правы, — добавил он тут же — заметив, что полковник явно настроен спорить. — Приказ есть приказ. Его Величество повелел — значит, быть по сему. Подготовьте предписания Ланжерону и остальным — мы выступаем… А вы свободны, поручик, — последнее относилось уже ко мне. — Впрочем, ежели желаете лично узреть плоды трудов своих, можете остаться — отправлю вас к генералу Чаплицу. Он у нас занимает позицию напротив этой пресловутой Студянки. Как раз собирался его отзывать сюда — а оно ж вон как обернулось…

— Охотно, ваше высокопревосходительство! — отсалютовал я главнокомандующему. — Но, если позволите, сперва я хотел бы отыскать раненого флигель-адъютанта Шварценеггера и доложить об исполнении поручения. Казаки повезли его к лекарю — увы, не ведаю, куда именно.

— Ступайте, — не стал возражать Чичагов. — Передайте от меня господину адъютанту пожелания скорейшего выздоровления!

— Благодарю, ваше высокопревосходительство! — повторно приложил два пальца к козырьку кивера я и, повернувшись, поспешил прочь.

* **

— Что такое «не везет» и как с ним бороться, издание второе, доработанное, — мрачно просипел Панкратов.

Разыскать его оказалось куда легче, чем я опасался: на выезде из крепости я столкнулся с моим знакомым казачонком Федькой и, ни на что особо не рассчитывая, спросил, не знает ли тот, куда его товарищи отвезли раненого адъютанта.

— Почему не знаю — знаю, — кажется, даже несколько оскорбился тем, что кто-то усомнился в его осведомленности, паренек. — Вот сюды их высокоблагородие и занесли, — показал он аккурат на соседнюю землянку. — Лекарь с ними там нынче.

С врачом, осматривавшим Виктора, мы едва не столкнулись в дверях — когда я влетел внутрь, лекарь как раз собирался выходить.

— Как он? — довольно бесцеремонно ухватив доктора за выцветший лацкан мундира, спросил я.

— Я сделал все, что было в моих силах, — мягко высвобождаясь, ответил тот. — Но с такой раной…

— Он… умер? — внутри у меня все оборвалось.

— Пока нет.

— Но…

— Все в руках Господа нашего, — коротко бросил лекарь и торопливо выскользнул из землянки.

Я же бросился к раненому.

Мой напарник лежал на спине на грубом деревянном настиле. Грудь Панкратова стягивали не первой свежести бинты, глаза были закрыты, дыхание — едва различимым. На мою попытку его позвать — почему-то сделанную вполголоса — Виктор никак не отреагировал.

Совершенно не зная, что предпринять, я дернулся было к выходу, тут же передумав, вернулся к раненому, снова его окликнул — столь же безрезультатно. Наклонился, прислушался — сам не зная к чему — затем, стиснув обжигающе горячее запястье, зачем-то попробовал нащупать пульс, но не преуспел и в этом.

Тихо выругавшись, достал из потайного кармана своего доломана пузырек гранаты — и в этот момент рука Панкратова резко поднялась, и пышущие жаром пальцы огненными тисками стиснулись на склянке поверх моих.

— Совсем обалдел? — не разлепляя век, выдохнул мой напарник. — В нашем времени здесь над нами метра два земли!

— Так я это… С таймером! — не помня себя от радости, выговорил я.

— С таймером он… Что там Чичагов?

— Все нормально. Выполняет приказ!

— Славно…

— Что были должны, мы сделали, — возбужденно продолжил я. — Теперь нужно уходить, пока ты…

— …копыта не отбросил, — закончил за меня напарник, выдавив на лицо жалкое подобие улыбки. — Сам понимаю. Но еще не сейчас. Уходить — не сейчас.

— Почему? — не понял я.

— Ближайшая резервная точка на другом конце крепости. Пока вся армия торчит внутри — незаметно туда не пройти. То есть ты-то, понятно, пройдешь, а меня остановят — из самых лучших побуждений.

— Ну, скажешь, что хочешь перед смертью в последний раз посмотреть на Березину, — пожал я плечами.

— Нет. Риск слишком велик. Лучше обождем. Если все пойдет, как задумано, скоро девять десятых войска крепость оставит — вот тогда и рванем когти. Не дрейфь, пару часов я протяну — ручаюсь. Заодно убедимся, что не случится какого сбоя… Так что гранату ты пока не активируй. Даже с таймером. Просто держи наготове.

— Хорошо, как скажешь, — сдался я.

Рассчитал Виктор верно: через два часа основная часть армии укрепления покинула. Тихо, без барабанного боя и грома труб, разбившись на небольшие отряды — поди угадай, куда какой направляется. То есть мы-то с напарником это знали, а вот шпионам французов, сыщись такие в лагере Чичагова, головы пришлось бы поломать.

Высунув нос из землянки и разведав обстановку — все шло по плану — я вернулся за Панкратовым.

— Идти-то сможешь? — уточнил запоздало.

— А что, есть выбор? — хмыкнул Виктор, хватаясь за мою руку и тяжело на нее опираясь.

Первая его попытка встать закончилась неудачей — едва приподнявшись, мой напарник сорвался и не упал со своих нар лишь потому, что я успел подхватить его на полпути. Отдохнув с четверть минуты, Виктор рывок повторил, но принять более-менее вертикальное положение Панкратову удалось лишь после того, как я подсел под него всем телом, по сути, взвалив на себя. Тем не менее, результатом раненый остался вполне доволен:

— Вот так! — прокряхтел он. — Теперь — двинули!

Ну, мы и двинули.

Не стану подробно описывать наш путь через опустевшую крепость, замечу лишь, что занял тот у нас добрых полчаса. Может, вышло бы и быстрее — даже с нашей незавидной скоростью — но дважды нам пришлось терпеливо пережидать, пока с дороги уберутся направлявшиеся по своим делам солдаты, а однажды — возвращаться и менять маршрут: прежним незадолго до нас катили пушку, да у лафета колесо отвалилось, и теперь взмыленный артиллерийский расчет устраивал вокруг своего охромевшего детища какие-то ритуальные танцы.

Но все на этом свете рано или поздно заканчивается, подошла к финишу и наша с Виктором одиссея. Вот он, последний поворот, а сразу за ним — площадка, заранее облюбованная моим напарником для эвакуации…

Оказалось, однако, что удобное место приглянулось не только нам. В самом центре заветного пятачка гордо стоял барабан (уж не тот ли самый, что служил недавно табуретом его высокопревосходительству адмиралу?). Полдюжины праздных казаков сгрудились вокруг него, затеяв игру в кости, еще трое или четверо — похоже, болельщиков — расположились поодаль.

Вот тут-то Панкратов и выдал ту свою сентенцию про «не везет».

— Бардак… — зло прошептал я. — Вот так и упустили Наполеона… Выйду, разгоню к чертям?

— Там с ними хорунжий и сотник — считай, офицеры, — покачал головой Виктор. — Они тебя пошлют — и формально будут правы: ты им ни разу не указ.

— Что же делать?

— Не знаю… — он помолчал. — Хотя нет, есть идея! — просиял вдруг мой напарник — насколько это вообще было возможно в его состоянии. — Поступим так…

* **

— Французы! — размахивая обнаженной саблей, укушенным в задницу демоном ворвался я в импровизированное полевое казино. — Французы в крепости!

— Как?! Где?! — побросав кости, повскакали со своих мест казаки.

— Со стороны реки взобрались на вал! Быстрее, братцы, там наших бьют!

Волшебные слова, про «наших», сработали безотказно — от барабана казаков словно ветром сдуло. Прокричав им вслед еще что-то ободряющее, я торопливо сунул саблю в ножны и бросился в противоположную сторону — за Виктором.

— Ваше благородие!..

Мы с Панкратовым были же почти на месте, когда меня нагнал этот знакомый голос. Я обернулся: у соседней землянки, удивленно таращась, переминался с ноги на ногу казачонок Федька.

— Ваше благородие, верно, ошиблись вы, — пряча глаза, пробормотал он. — Я только что с вала — нет там никаких хранцузов и не было!

— Точно говорю: были! И есть! — заскрежетав от досады зубами, бросил я — увы, без должной твердости в голосе.

— Не было! — упрямо повторил Федька.

— Сейчас разберемся, — взял внезапно инициативу в свои руки висевший на мне до того безмолвным мешком Панкратов. — Подойди сюда, казак.

Не посмев ослушаться офицера, парнишка неуверенно приблизился.

— Гляжу, ты настоящий воин. Молодец! Пистолет-то заряженный носишь? — спросил его Виктор, указав левой рукой — правая опиралась на мою шею — на изогнутую рукоять за поясом у Федьки.

— Так как же иначе-то? — в искреннем недоумении развел руками казачонок.

— А пуля не выкатится?

— Обижаете, ваше высокоблагородие! — протянул парнишка.

— Дай-ка сюда, проверю, — велел мой напарник.

Сбитый с толку таким оборотом, парнишка покорно протянул ему свой пистолет.

Пальцы Федьки еще касались ствола, когда Виктор ловко взвел курок и выстрелил казачонку в грудь.

Парнишка упал. Похоже, растратив на этот маневр с пистолетом последние силы, начал оседать и Панкратов — успев, впрочем, отчетливо прошептать:

— Игорь, гранату!

В полной прострации сделав последний шаг, отделявший нас от зоны безопасной эвакуации, я разбил пузырек об эфес своей сабли.