Глава 8


г. Москва, июнь 20** года

Текущий поток времени


Следуя за Федором Федоровичем, мы наскоро прошли анфиладой залов, выделенных членам Ордена для отдыха. Глазеть по сторонам мне при этом особо было некогда, но, навскидку, в штаб-квартире собралось не менее трех-четырех сотен человек — и это только в тех помещениях, что попались нам на пути.

— А сколько всего человек в Ордене? — догнав Полину, спросил я у нее тихо.

— Не знаю, это закрытая информация, — несколько нервно передернула девушка плечами. Думаю, впрочем, ее реакция была вызвана не столько моим вопросом, сколько осадком, оставшимся у Полины после недавней пикировки с Зулей — потому как, сама поняв необычную резкость своего ответа, девушка тут же подняла голову и добавила уже гораздо мягче: — Я честно не знаю, тут выше градус нужен …

— Тоже мне секрет — если все съезжаются сюда раз в месяц, — пожал я плечами. — Пройти да посчитать…

— Ходить, заглядывая во все углы, здесь не принято, — тряхнув челкой, заметила моя спутница. — К тому же, говорят, что в штаб-квартире существует несколько изолированных блоков помещений, на разных этажах — правда, почти наверняка это не более чем слухи…

Тем временем, оставив уютные залы, мы вышли в служебный коридор, который привел нас в небольшую комнатку, расположенную на отшибе от прочих. Вся ее обстановка состояла из широкого, но совсем простецкого стола и придвинутых к нему трех офисных кресел. На правом подлокотнике каждого из них висело по тонкому металлическому обручу диаметром сантиметров в двадцать.

Перед центральным креслом лежало нечто наподобие беспроводной компьютерной клавиатуры, но ни мыши, ни монитора там не оказалось. Перед крайними же не было и этого — просто пустой стол.

— Присаживайтесь, — предложил нам с Полиной Федор Федорович, правой рукой указав на место справа от центра, левой — на место слева.

Я шагнул к креслу — к левому, оно было ближе — а вот девушка вдруг замешкалась:

— Но ведь…

— Что тебя смущает? — обернулся к ней Эф Эф.

— Ты говорил, что у Игоря первая степень посвящения, а для доступа в… для доступа сюда, — зачем-то поправилась она, — требуется минимум вторая! Разве не так?

— Так, — кивнул ее отец, лукаво улыбнувшись. — И какой, по-твоему, из этого следует вывод?

— Правила пересмотрели? — предположила Полина.

— Нет. Просто с этого момента нашему Игорю присвоен второй градус. Кстати, поздравляю, — хлопнул меня, уже успевшего опуститься в кресло, ладонью по плечу Эф Эф.

— Э… Спасибо, — пробормотал я, чуть было не уточнив, а за что вдруг такая честь, но вовремя передумав: дают — бери.

— По большому счету, существенной разницы между двумя младшими градусами нет, — проговорил Федор Федорович, когда заняла свое место и его дочь. Сам доктор пока что остался стоять, грузно облокотившись на высокую спинку центрального кресла. — Вот о присвоении третьего решение, по сути, принимает Машина — когда в первый раз выбирает того или иного члена Ордена для заброски с миссией. Мы лишь подтверждаем ее вердикт — ну, или отвергаем его.

— Бывает так, что и отвергаете? — вздернул я брови — если и демонстративно, то разве что самую малость.

— Не часто, но случается. По разным причинам. В конце концов, Орденом управляет не Машина, она лишь инструмент… Ну да к делу, — выпрямившись, снова шлепнул Федор Федорович ладонью — на этот раз по спинке кресла, на которую перед этим опирался. — Мы находимся на резервном наблюдательном пункте. Точно с такого же, только основного, группа обеспечения сейчас следит за работой отправленных в 1798 год эмиссаров. Через несколько минут тем же самым займемся и мы с вами, но сначала пара слов о сути миссии. Игорь, вы что-нибудь слышали о Российско-американской компании?

— У меня отец в такой работал, — несколько удивившись вопросу, ответил я. — Совместное предприятие наших с ExxonMobil… А почему вы спра…

— Нет, нет, — недовольно перебил меня Эф Эф. — Речь о другом. Не о совместном, а о чисто российском предприятии с таким названием, созданным некогда сибирскими купцами для освоения Северной Америки. Указ об ее учреждении был подписан Императором Павлом I.

— Ага, — не удержался от полупроглоченной реплики я, сообразив наконец, к чему идет разговор. — Нет, я, конечно, что-то такое слышал… — счел за благо заметить затем.

— Российско-американская компания — наша несостоявшаяся Ост-Индская, — продолжил между тем Федор Федорович. — Фильм «Пираты карибского моря» смотрели? Он и в этой реальности есть, и в прошлых мелькал…

Я кивнул. Как же: капитан Джек Воробей, все дела… Ну и злодей лорд Беккет из этой самой Ост-Индской компании…

— Ну, вот, тогда общий смысл должны понимать. Российско-американской компании было отдано право управлять всеми владениями Империи на Американском континенте — как существовавшими на момент ее создания, так и будущими. Речь отнюдь не только об Аляске. Например, компания основала колонию в Калифорнии — знаменитый Форт-Росс — местные индейцы даже предлагали ей объединиться и выгнать испанцев — но не сложилось. Была также достигнута договоренность о русском протекторате на Гавайях. А помните рок-оперу «“Юнона” и “Авось”»? Я специально проверил, она не страдала из-за Скачков.

Я снова кивнул — на этот раз, правда, чуть менее уверенно.

— Так вот, ее герой Николай Резанов — историческое лицо, зять купца Шелихова, сооснователя Российско-американской компании, и впоследствии один из крупнейших держателей ее акций. В том путешествии в Сан-Франциско он занимался отнюдь не только амурными делами — закупал продукты для русских поселений на Аляске. Тут, кстати, мы и переходим к сути. Компании все время не хватало ресурсов. Продовольственных, финансовых, людских — всяких. Из-за этого ее деятельность оказывалась менее успешной, чем могла бы. Периоды экспансии сменялись откатами. Уже в 1841 году был уступлен Форт-Росс. Правда, Крымскую войну Русская Америка, ужавшаяся до размеров Аляски, пережила более или менее благополучно — благодаря сепаратному договору с английской Компанией Гудзонова залива — но все шло к тому, что рано или поздно Великобритания русских из западного полушария выдавит. Выход был найден в продаже Аляски Соединенным Штатам. Сделка была заключена в 1867 году и на этом, собственно, история Российско-американской компании бесславно завершилась. Но могло ли все сложиться иначе? Машина считает, что да — если бы у компании оказались лучшие стартовые условия, если бы изначально в нее были вложены бóльшие ресурсы — не такие уж и значительные по меркам Империи… В 1798 году в Петербурге у идеи экспансии в Америку не было ни по-настоящему влиятельных сторонников, ни горячих противников. Небольшой камешек, брошенный на весы, мог склонить ситуацию в ту или иную сторону. Согласно проделанному Машиной анализу, ключевой момент здесь — доклад Императору Павлу, подготовленный Коммерц-коллегией — под мудреным названием «Полное содержание дела, производимого в Коммерц-коллегии о вновь учреждаемой компании для промыслов на Северо-Западе Америки и на островах по сему морю лежащих». Если бы в предлагаемый этим документом комплекс мер удалось включить несколько дополнительных — таких как своевременное увеличение уставного капитала кампании и вхождение в него представителей правящей фамилии, государственный контроль за отправкой колонистов, обязанность реинвестировать в колониях часть прибыли, ну и ряд других — история могла бы пойти по иному пути. Эта задача — скорректировать доклад — и поставлена перед нашими эмиссарами, — закончил свою лекцию Федор Федорович. — А вот как им удастся ее решить, мы с вами сейчас и понаблюдаем, — заключил он с улыбкой, обходя кресло и усаживаясь в него.


* * *


По указанию Эф Эф я взял с подлокотника висевший там обруч и водрузил его себе на голову. Послышалось негромкое жужжание, из недр металлического обода выдвинулась тонкая изогнутая пластина, закрыв мне сперва лоб, а затем и глаза.

— Только не пугайтесь, Игорь, — услышал я напоследок голос Федора Федоровича — и в следующий миг, внезапно утратив опору под ногами и под пятой точкой, рухнул в черную пропасть.

Несмотря на предупреждение бородача, от вскрика я, наверное, не удержался бы, но дыхание перехватило, и возглас застрял у меня где-то на подходе к горлу — наверное, оно и к лучшему, меньше позора. Впрочем, «падение» длилось недолго — не прошло и пяти секунд, как тьма вокруг меня развеялась, и я обнаружил себя на городской улице, широкой и идеально прямой. По обе ее стороны теснились дома — вроде бы каменные, но невысокие, в один-два этажа. Мостовая представляла собой не слишком ровный настил из досок, местами заметно подгнивших. Сам же я стоял… Хотя нет! Я не стоял, не сидел и не лежал: опустив глаза, я не узрел ни собственных ног, ни туловища. Меня на этой улице не было вовсе! И все же я ее видел — так, словно находился прямо посреди дороги!

Взгляд мой заметался, картинка вокруг задергалась — голова у меня тут же закружилась, и руки сами собой взметнулись, ища опору. Правая тут же ее и обрела, наткнувшись на плечо Федора Федоровича — то, что это было именно оно, я сообразил не сразу — на улице бородач также отсутствовал.

— Спокойно, Игорь, — услышал я голос Эф Эф, идущий теперь откуда-то сверху — взор мой тут же устремился туда, но наткнулся лишь на серо-синее небо — без облаков, но и без солнца. Сумерки? Или Питерская белая ночь? — Дышите глубже, — продолжил Федор Федорович, невидимой ладонью подхватив меня под невидимый же локоть. — И, по возможности, не вертитесь, смотрите прямо вперед — благо уже есть на что.

Вняв совету, я набрал в легкие побольше воздуха, опустил голову — и наконец увидел то, ради чего, вероятно, и нацепил «волшебный» обруч: запряженную шестеркой лошадей карету, остановившуюся прямо посреди улицы. Привстав на козлах, кучер в синем кафтане в гневе и ужасе замахивался кнутом на здоровенного мужика, одной рукой ухватившегося за какую-то деталь конской упряжи, а другой целя в возницу из пистолета.

В человеке возле лошадей я без труда узнал Горислава.

— Внимание! — послышалось вдруг — снова сверху, но уже не голосом Эф Эф. — Место действия смещено относительно расчетного на пятьдесят три метра к северу. По оценке Машины, отклонение от плана существенное, но не критичное.

— Это оператор, — пояснил из небытия Федор Федорович. — Мы его слышим, а он нас — нет.

— А наши там? — спросил я. — Горислав, он слышит?

— Тоже нет. Большое неудобство, кстати, но так уж это работает.

— А что он такое сказал про отклонение? — снова спросил я.

— Оператор отметил, что наш эмиссар перехватил карету на пятьдесят три метра дальше, чем планировалось, — пояснил Эф Эф.

— Почему? — само собой вырвалось у меня.

— Как уж сумел. Невозможно просчитать все до миллиметра…

В этот момент грянул выстрел — пальнул пистолет Горислава. Лошади дернулись, но остались на месте, а вот кучер, беспомощно взмахнув руками, выронил кнут и повалился с козел на деревянную мостовую.

— Он убил его? — ахнул я.

— Да, — спокойно ответил Федор Федорович. — Вас это смущает?

— Ну… — даже растерялся я.

— Кучер Архип и так бы умер через два дня — упал бы пьяным в канаву и захлебнулся. Перед этим избив беременную жену — так, что у той случился выкидыш. Но дело даже не в этом. Окажись Архип трезвенником и примерным семьянином, впереди у которого оставалась бы еще четверть века праведной жизни — это ничего бы не изменило, им все равно пришлось бы пожертвовать. Ради лучшего будущего. Хотя тогда, возможно, Машина учла бы это в расчетах — и скорректировала план.

— То есть Машина решает, — хмыкнул я.

— Не отвлекайтесь, Игорь, — в голосе Эф Эф промелькнула нотка суровости. — Просто смотрите.

Тем временем, с запяток экипажа соскочил рослый лакей — но вместо того, чтобы кинуться на нападавшего, со всех ног бросился наутек. Горислав же, небрежно отбросив в сторону использованный пистолет и выхватив из-за кушака другой, вразвалочку подошел к карете и распахнул украшенную гербом — золотым пегасом на синем щите — дверцу. Меня «потащило» вперед — вернее, это картинка рванулась ко мне — словно камера наехала на снимаемый объект. На миг моя голова снова закружилась, а когда приступ отступил, я разглядел пассажиров кареты: пожилого, лет шестидесяти, мужчину в синем мундире с большой серебристой звездой какого-то ордена на груди, и позади него — бледную как полотно девушку, где-то ровесницу Ольги с Полиной.

— Пожалуйте кошель, барин, — бросил Горислав, грубо тыча дулом пистолета в бок хозяину кареты. — И цацку тоже, — требовательно указал он на орден. — О, да с вами тут девка! — добавил «разбойник» радостно, сделав вид, что только сейчас заметил вторую пассажирку. — Смекаю я, что и ей найдется чем уплатить!

Засуетившись, девушка принялась торопливо снимать с пальчика колечко, то сходу не поддалось, что, кажется, явилось для несчастной последней каплей — закатив глаза, пассажирка лишилась чувств.

— О, испужалася! — хохотнул Горислав. — Ну да ниче, как до дела дойдет — небось очухается!

— Сударь, умоляю, — пролепетал пассажир, неловко шаря за отворотом своего мундира. — Забирайте деньги, награду — что хотите, даже саму мою жизнь! Только не трогайте дочь!

— Судари, ваш-высокпревсхво, у вас в Сенатах заседают! — насмешливо заявил «разбойник». — А мы люди простые и судим запросто. Сказано: девка со мной пойдет!

— Внимание! — разорвал вдруг разворачивавшуюся перед моими глазами картину голос оператора. — У нас неучтенный фактор! Уровень угрозы для миссии — критический!

Бесцеремонно «оттащив» назад, меня «развернуло»: от ближайшего дома к карете бежал какой-то человек — взлохмаченный, в полураспахнутом палевого цвета жилете поверх белой рубахи, одном лишь левом сапоге — но с обнаженной шпагой в руке. Увлеченный «светской беседой» с пассажирами, Горислав незнакомца не видел, намерения же последнего сомнений не вызывали — проткнуть незадачливого налетчика насквозь — и это только для начала…

Нежданного спасителя отделяло от кареты уже каких-то пять-семь шагов, когда где-то рядом раскатисто громыхнуло. Стрелял не Горислав: пуля поразила незнакомца сбоку, почти в спину — швырнув того на мостовую ничком. Угодив острием в щель между досками, выпущенная несостоявшимся защитником из рук шпага встала торчком и закачалась перевернутым маятником, несчастный же хозяин ее, прохрипев напоследок нечто малочленораздельное, застыл недвижим.

Только теперь Горислав угрюмо обернулся — как оказалось, для того, чтобы встретиться глазами с убийцей незнакомца, как раз ворвавшимся «в кадр». Это был второй эмиссар Ордена, одетый офицером Виктор Панкратов — так же, как и его недавняя жертва, с обнаженной шпагой. От пистолета — или из чего он там только что стрелял — засланец уже успел избавиться.

— Ах ты каналья! — на всю улицу прокричал новый герой, хватая «разбойника» за плечо и с поразительной легкостью отшвыривая его прочь от кареты. Широко взмахнув вслед покатившемуся кубарем Гориславу шпагой — но, разумеется, не ударив — не теряя времени, Виктор подскочил к пассажирам.

— Штабс-капитан Овечкин из свиты его превосходительства генерал-лейтенанта фон Трейдена, иркутского военного губернатора, — молодцевато представился он. — Шел мимо, вижу: неладное творится…

В этот момент снова раздался выстрел: сбив шляпу с головы Панкратова, пуля ударила в потолок кареты.

— Один момент, ваше высокопревосходительство, не уходите никуда, охраняйте юную даму, — изменившись в лице, рявкнул «штабс-капитан» и проворно соскочил с подножки.

Стрелкá — все того же Горислава — он застал позади кареты: сидя на мостовой, тот спокойно перезаряжал пистолет.

— Совсем обалдел?! — почти одними губами — нам, наблюдателям, было слышно, а в карете — наверняка нет — выговорил товарищу Панкратов.

— Прости, брат, рука дрогнула, — столь же тихо ответил Горислав.

— Ах, чтоб тебя! — уже в голос закричал Виктор и что было сил рубанул шпагой по запяткам экипажа — раз, другой. Вышло звонко.

Тем временем, «разбойник» управился с пистолетом, пальнул в воздух — и сам собой опрокинулся на спину, сочтя, как видно, свою роль отыгранной.

— Получи! — крикнул «штабс-капитан», от души пнув напоследок колесо кареты, после чего рванул к дверце. — Ваше высокопревосходительство, часть злодеев разбежалась — а некоторым уже не суждено бегать, — тяжело дыша, словно и впрямь после горячей схватки, доложил он. — Но, опомнившись, негодяи могут и воротиться. Не стоит сего дожидаться, нужно ехать! С лошадьми я управлюсь — куда вас отвезти?

— На Миллионную, — синими от напряжения губами пробормотал пассажир.

— Как прикажете!

Захлопнув дверцу, Панкратов стремглав взлетел на козлы — и в это время снова вмешался наш оператор.

— Внимание. У нас свидетель!

«Камера» повернулась к дому, из дверей которого несколько минут назад на помощь пассажирам выскочил незнакомец: в окне второго, мансардного этажа, прижавшись носом к стеклу, будто в оцепенении стоял ребенок лет восьми. С длинными волосами, в свободной ночной рубашке — сперва я принял его за девочку, но потом понял: мальчик.

Они и его застрелят?

— Уровень угрозы для миссии — околонулевой, — сообщил между тем оператор.

Я выдохнул — и почти тут же сообразил, что мальчику едва ли что-то угрожало: занятые своими делами — один лежанием на мостовой, второй понуканием лошадей — Горислав с Виктором его не видели и предупреждения оператора не слышали. Разве что Орден сподобится послать на зачистку кого-то еще — но зачем, если угрозы, по сути, нет?

То есть все-таки повезло мальцу!..

…Карета остановилась у ворот большого красивого дома — разве что не дворца. Спрыгнув на мостовую — она здесь была уже не дощатой, а булыжной — Панкратов услужливо отворил перед пассажирами дверцу экипажа:

— Прошу, ваше высокопревосходительство!

Орденоносец выбрался на улицу первым, затем подал руку, как видно, успевшей за время скачки прийти в себя дочери. Из дома выбежал слуга и занялся лошадьми. За ним степенно вышла пожилая дама — ей пассажир перепоручил спутницу, после чего повернулся к Виктору:

— У вас необычный выговор, господин штабс-капитан. Не уразумею: курляндский?

— Полагаю, сибирский, ваше высокопревосходительство! — оказался готов к такому вопросу Панкратов.

— Да, да, Иркутское наместничество… — пробормотал спасенный. — В прошлом наместничество — ныне губерния, — сам себя поправил он — и вдруг заговорил горячо и быстро. — Господин штабс-капитан, я обязан вам больше, чем собственной жизнью — жизнью и честью моей дорогой Софьюшки. Клянусь, что исполню любую вашу просьбу — только назовите. Скажу без неуместной скромности: Петр Соймонов может многое.

— Петр Александрович Соймонов? — умело изобразив удивление, переспросил Виктор. — Тот самый? Сенатор и Президент Коммерц-коллегии?

— К вашим услугам, сударь, — коротко поклонился спасенный.

— Мне лично ничего не надобно, кроме как верно служить государю Императору, — вытянулся в струну «штабс-капитан». — Но есть одна просьба — к немалой пользе государства Российского обернется, ежели исполнена будет. Вот бумаги, писанные в канцелярии иркутского военного губернатора — жестом заправского фокусника Панкратов извлек из-за пазухи пачку листов. — По вопросу о компании, для промыслов на Северо-Западе Америки учреждаемой.

— Как же, как же, слышал о сем предприятии, — кивнул сенатор. — Безделица сущая…

— Осмелюсь возразить: отнюдь, ваше высокопревосходительство, — заявил Виктор. — Дело важное и нужное вельми — как участникам оного, так и Империи. Потрудитесь прочесть на досуге. И ежели поправки сии утверждены будут — о большем мне и мечтать не пристало! В том просьба моя, о коей вы изволили спросить — и иной не будет!

— Ну… — сенатор задумчиво заглянул в бумаги, но тут же снова поднял глаза на собеседника. — Здесь кровь! Господин штабс-капитан, вы ранены?

— Пустяки, ваше высокопревосходительство — царапина! Не стоит беспокойства!

— Что ж, вам сие лучше ведомо, — не стал настаивать сенатор. — А слову чести, данному офицером офицеру, надлежит исполненным быть. Коли измены Государю в том не усмотрю — дам вашим бумагам ход — и во всем поддержу! А сейчас не изволите ли все же пройти в дом — мой лекарь осмотрит вашу рану?

— Благодарю, ваше высокопревосходительство, но меня ждут, — вздохнул Панкратов. — Сами понимаете, служба! А о ране моей не извольте тревожиться — миловал Господь, ничего серьезного!

— Что ж, тогда не смею вас более задерживать, сударь, — после секундного раздумья проговорил сенатор. — Но непременно разыщу позже! Полагаю, моя дочь пожелает лично высказать вам свою признательность.

— Как вам будет угодно, ваше высокопревосходительство! Честь имею! — отсалютовал «штабс-капитан».

И, повернувшись на каблуках, эмиссар Ордена бодро зашагал прочь.


Загрузка...