Брюсов Орден. Ради лучшего будущего

Глава 29

г. Ярославль, 10 (23) июля 1913 года

Произвольное вмешательство в поток времени

— Ну, вот и пришли, — проговорила Полина, указав жестом на трехэтажное здание Почтово-Телеграфной конторы, отделенное от нас заросшим бурьяном пустырем. А затем, выразительно на меня посмотрев, коротко кивнула на дом по соседству, белый, в два этажа, над подъездом которого красовалась слегка выцветшая вывеска «Рейнольдс & Уошбурн, поверенные и агенты» — со всеми полагающимися эпохе «ерами» и прочими «ятями».

На Почтовую улицу города Ярославля (она же Спасо-Нагородная, смотря каким картам верить) мы вышли со стороны Волги — мимо симпатичной белокаменной церквушки, с невысокой шатровой колокольни которой окрестности оглашал торжественный перезвон. На мне был защитного цвета пехотный мундир с золотыми погонами — по единственной маленькой звездочке на каждом (волею «Хозяина» из поручиков меня «разжаловали» в прапорщики). На голове — фуражка с довольно высокой тульей. У левого бедра — подвешенная на плечевой портупее драгунская офицерская шашка. Дополняли образ зловещего вида бинты, туго перетягивавшие челюсть и закрывавшие рот — «аксессуар», для нашей с напарницей задумки совершенно необходимый, а вот поставить о нем в известность легионера мы не потрудились.

Моей спутнице «Хозяин» выдал длинное темно-синее платье, по сравнению с ее же нарядом для 1837 года — куда менее пышное и не столь утянутое в талии, и аккуратную шляпку с ажурной вуалеткой на пол-лица. Левой рукой Полина светски опиралась на мой правую.

Сам перенос прошел без эксцессов — если не считать того, что «высадились» мы в полночь, действовать же нам предстояло только утром, с открытием контор. Но хоть площадка на этот раз была выбрана с умом — как минимум, никаких тебе неучтенных деревьев. Да и предпочтение темного времени суток, по большому счету, не стоило ставить легионеру в вину: позднее час — меньше шансов нарваться на случайного свидетеля. Что, впрочем, не мешало нам показушно-сварливо сетовать на связанные с этим неудобства — до тех самых пор, пока перед выдвижением к Главпочтамту мы не замотали мне рот бинтом.

Что до нашего задания, то, по заверению «Хозяина», оно снова было «элементарным»… Так бы, наверное, и оказалось — не задумай мы внести в спущенный «сверху» план несколько существенных дополнений.

Прошедшие с прошлой миссии — той самой, в Кусково — неполные две недели обернулись для нас сплошным разочарованием. Поиск уцелевших членов Ордена результата не дал. Единственным человеком, на кого нам удалось выйти, найдя в «пиратской» базе заветный телефонный номер, была Кристина Ястребкова из Питера, но та с нами разговаривать категорически отказалась — то ли из страха, то ли из некой личной неприязни к Полине, я так и не понял. Повторные попытки до нее дозвониться — с разных телефонов — оказались безуспешны — «абонент недоступен», и точка! Не вышло связаться и через соцсети — все свои аккаунты Кристина удалила.

Не получилось и выследить «Хозяина». Идея была засесть в Кусково и дождаться, когда легионер явится за приготовленным для него кладом, но сразу же по нашем возвращении из 1918-го тот позвонил и недвусмысленно велел нам убираться из усадьбы куда подальше. Судя по всему, по телефону «Хозяин» нас в текущем потоке и отслеживал. Отключить «маячок» мы не сумели, ходить же без гаджета легионер строжайше запретил, время от времени проверяя соблюдение приказа внеурочными звонками.

Единственное, чего нам удалось добиться — более тщательного подхода к организации миссии. Выслушав историю о ветке в Полинином ухе, «Хозяин» признал — пусть и сквозь зубы — что подобное недопустимо. Заверил, что впредь будет аккуратнее, а также обещал предусмотреть резервные точки эвакуации. Заодно получилось убедить его заранее ставить нас в известность о деталях предстоящей операции — типа, для настроя и теоретической подготовки. Ну, как заранее — после бурных дебатов сошлись на сутках «форы». Но все ведь лучше, чем день в день, за час до переброски!

То есть какой-никакой прогресс имелся — но, конечно же, совсем не тот, что нам бы хотелось.

Первой не выдержала Полина.

— Снова ничего! — бросила она, отрывая взгляд от очередной телефонной базы на экране компьютера и ударяя сжатым кулачком по столу. — Крутись Уроборос, это тупик!

— Не стоит отчаиваться, — подходя сзади, попытался успокоить напарницу я. — Мы только начали работу!

— Это ты называешь работой? — хмыкнула девушка. — Имитация бурной деятельности — вот что это такое!

— Пока у нас слишком мало вводных, — вкрадчивым тоном проговорил я. — Чем дальше пойдет дело, тем больше у легионера будет возможностей совершить ошибку…

— Ну да! Например, чем-нибудь нас хорошенько нашпиговать при очередном переносе!

— Он бьет себя пяткой в грудь, что такое не повторится!

— К Уроборосу его пятку! Вместе с грудью! Нужно менять тактику — или так и помрем рабами кольца! — потрясла она правой пятерней.

— Предлагаешь их срезать? — нахмурился я, переводя взор на собственный окольцованный палец. — Нет, ну, тоже, конечно, вариант…

— Не вариант! — мотнув головой, рявкнула Полина. — Избавиться от кольца — значит, признать поражение! Власть над нами легионер утратит, но с мечтой о возврате Машины можем тогда распрощаться навсегда! Нет, я не сдаться предлагаю, а наоборот, перейти в наступление!

— Ну, и как же? — опуская руку с кольцом, скептически прищурился я. — Что мы можем сделать такого, чего еще не пробовали или хотя бы не обсуждали?

— Послать весточку в Орден! — набрав побольше воздуха, выпалила девушка. — Из прошлого — в день, когда нас отправили к Пушкину! Предупредить, чтобы были настороже!

— Схлопочем грандиозный парадокс, — почти машинально выдал в ответ я.

— И пусть! Ты же сам говорил: не все ли теперь равно! Забыл?

— Говорил, — признал я. — Ладно, Уроборос с ним, с парадоксом. Как ты собираешься такое провернуть?

— Пока не знаю, — развела руками Полина. — Надо думать.

— Послание через годы… — пробормотал я. — Помнится, что-то подобное ты однажды уже пробовала замутить… Не прокатило.

— Я была юной дурочкой и действовала в лоб. Чтобы все срослось, на этот раз придется сработать хитрее… Еще, конечно, многое зависит от того, куда именно нас пошлет легионер…

— Это точно, — согласился я. — Я про «куда пошлет», а не про «дурочку», — пояснил тут же на всякий случай. — Ну, тут ждать недолго: завтра он обещал рассказать о новой миссии.

— Что ж, до завтра можно и потерпеть, — сосредоточенно кивнула девушка, выключая компьютер.

* * *

г. Москва, август 20** года

Текущий поток времени

— Сперва небольшая предыстория, — бодро начал свой телефонный инструктаж «Хозяин». — В феврале 1913 года в России широко отмечалось 300-летие царствования дома Романовых. Среди праздничных мероприятий значился и выпуск юбилейной серии почтовых марок с портретами представителей династии. Такая серия была изготовлена. Всего в ней было семнадцать марок — казалось бы, ровно по числу предков, предшественников на троне тогдашнего императора Николая II. Однако не все так просто. Некоторые портреты повторялись, а об иных царях почему-то забыли. И если ожидать появления на марке изображения свергнутого в младенчестве Елизаветой Петровной Иоанна Антоновича, пожалуй, и не следовало, то отсутствие в пантеоне Анны Иоанновны, процарствовавшей в XVIII веке целых десять лет, уже выглядит загадочно… Выглядело до недавнего времени. В прошлом году марка с портретом этой императрицы — номиналом в пять копеек — всплыла на лондонском аукционе «Сотбис» при распродаже коллекции, принадлежавшей одному из членов британской королевской семьи. Оказалось, что соответствующий тираж в 1913-м был отпечатан, но по какой-то причине изъят и почти полностью уничтожен. Однако из-за праздничной неразберихи некоторое количество экземпляров все же попало в продажу и, прежде чем власти спохватились, было реализовано — летом 1913 года через почтовую контору города Ярославля… Конец предыстории.

— И почем же эта Анна свет Иоанновна ушла на «Сотбис»? — поинтересовался я, уже понимая, к чему ведет легионер.

— За семьсот пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, — охотно ответил мой собеседник. — На сегодняшний день это самая дорогая российская марка в мире. И вы мне ее привезете. Разумеется, не ту, из королевского собрания, а точно такую же. Или даже несколько точно таких же — непосредственно из 1913 года. Это ясно?

— Ясно, — вздохнул я. — Снова микроскопом гвозди будем забивать — что ж тут неясного?..

— Тогда отправляйтесь на вокзал за экипировкой и материалами, — проигнорировал мое едкое замечание собеседник. — Ячейка та же. Код — 1913, не перепутаете. Завтра вечером извольте быть в Ярославле. Все уточняющие вопросы — по ходу дела. До связи.

— Филателист Уроборосов… — с чувством буркнул я в уже отключившуюся трубку.

— Ярославль, значит? — задумчиво пробормотала слышавшая весь наш разговор моя напарница. — Что ж, посмотрим, что там было хорошего в этом вашем Ярославе в юбилейном 1913-м — помимо драгоценной марки…

* * *

г. Ярославль, 10 (23) июля 1913 года

Произвольное вмешательство в поток времени

— Ну что, удачи нам… — едва слышно прошептала Полина.

Выпустив мою руку, девушка неспешно направилась к подъезду Главпочтамта. Каблучки ее кожаных ботиночек звонко застучали по булыжной мостовой.

Проводив напарницу взглядом, я одернул мундир и решительно зашагал в противоположном направлении — к конторе господ Рейнольдса и Уошбурна, подданных Его Величества короля Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии Георга V. Юристов, чей бизнес, благополучно пережив бурный XX век, сохранился (на данный момент — еще только сохранится) и в веке XXI.

Внутри за стойкой меня встретил ухоженный, напомаженный клерк.

— Чем могу служить, господин прапорщик? — со слащавой улыбкой поинтересовался он у меня по-русски, да еще и с характерным волжским «оканьем» — должно быть, персонал уважаемые английские хозяева набирали из местных.

Демонстративно скривившись, я схватился рукой за ухо, затем, выждав пару секунд, протянул клерку заготовленную записку, над которой, в числе прочих, корпел накануне весь вечер, старательно расставляя в конце слов твердые знаки — не исключено, что даже пару лишних где-нибудь прописал. Что до «ятя» и «i» с точкой, то ими, за неимением времени, мы с Полиной решили не заморачиваться: в конце концов, простой армейский прапорщик мог закончить гимназию (или где он там должен был учиться?) и на тройки:

«Прошу не отвечать вслухъ: я контуженъ, звуки доставляютъ мне нестерпимую боль. Говорить тоже не могу. Мне необходимо встретиться с г-ном Рейнольдсом или г-ном Уошбурном по важному и неотложному делу!»

По его собственным словам, на миссии нас с Полиной «Хозяин» видеть не мог — но зато прекрасно слышал. Так что, дабы не выдать наши с напарницей планы, ничего мало-мальски подозрительного я произнести не имел права.

При этом, различал ли легионер сказанное в нашем присутствии другими, мы не знали. Может быть, нет, а может — и да. Поэтому на всякий случай было решено попытаться заставить молчать и всех потенциальных собеседников.

Существовал и третий рубеж обороны — пока я находился у юристов, моя напарница должна была затеять на почте скандал. Стоило рассчитывать, что внимание «Хозяина» переключится на девушку — а следить разом за двумя разлучившимися эмиссарами было невозможно и при исправной Машине.

— О, простите… — начал было клерк между тем. Я снова изобразил на лице страдальческую гримасу (труда мне это не составило: не ровен час, услышав лишнее, легионер прервет миссию!), и он осекся. Виновато приложил ладонь к груди, затем суетливо закивал, жестом предложил мне обождать и удалился с моей запиской в руках.

Вернулся он примерно через полминуты и, снова жестом, пригласил меня следовать за собой. Я несколько перевел дух: похоже, дело пошло… Но самое сложное еще оставалось впереди.

В просторном светлом кабинете меня ожидал плотный мужчина в сером твидовом костюме-тройке, чем-то почти неуловимо напомнивший мне покойного (вернее, еще даже не родившегося) Гроссмейстера Ордена Анатолия Сергеевича Ульянова. Поднявшись из-за стола, джентльмен пожал мне руку, сокрушенно покачал головой, глядя на мои бутафорские бинты, и знáком предложил присесть. Затем, опустившись в кресло и сам, протянул тисненую золотом визитную карточку, из которой я узнал, что передо мной сэр Уильям Рейнольдс-младший собственной персоной. В ответ я передал ему вторую приготовленную записку, составленную все в той же промежуточной старо-новой орфографии:

«Меня зовутъ Игорь Одинцовъ. Имею к Вамъ дело крайне деликатного характера и весьма неординарного содержания. У меня имеется некое письмо. Принявъ оное, Вы незамедлительно вывезете его в Англию, где письмо должно храниться какъ минимумъ до начала XXI века. Затем его следуетъ вернуть в Россию и вручить адресату точно в указанные дату и время. Иныхъ пояснений не будетъ. Срокъ вручения письма…»

Далее шли дата нашего с Полиной ухода в 1837 год и время — «17:00».

Поняв по поднятому на меня удивленному взгляду сэра Уильяма, что записку тот дочитал, я медленно выложил на стол запечатанный конверт с посланием Ордену, и сверху, один за другим, пять золотых империалов, столь удачно позаимствованных Полиной из Кусковского клада.

В любой иной ситуации наблюдать за реакцией юриста было бы, пожалуй, весьма занимательно. Пухлая рука Рейнольдса дернулась к монетам, замерла на полпути, снова потянулась к стопке золотых кругляшей… Глаза англичанина забегали, перескакивая то на деньги, то на письмо под ними, то на меня. Брови вовсе зажили самостоятельной жизнью, то складываясь домиком, то сходясь к переносице, то изгибаясь крутой дугой — тут, правда, отметилась только правая, левая на такой трюк оказалась неспособна. Лоб пересекла глубокая складка. Губы дрогнули, рот приоткрылся — в явном намерении заговорить, но я снова показал на свое якобы больное ухо, и хозяин кабинета ограничился поспешным понимающим кивком.

Я все ждал, когда он заберет золото — с этого момента сделку можно было бы, вероятно, считать состоявшейся — но, так и не дотронувшись до монет, Рейнольдс потянулся к чернильному прибору на столе. Взяв лист бумаги, наскоро набросал несколько слов и протянул написанное мне.

В отличие от меня, «ятями» англичанин не пренебрегал. «Откажется!» — с ужасом успел подумать я, разбирая его убористый почерк.

Но нет, из записки лишь явствовало, что юрист просит у меня какой-нибудь официальный документ — для составления сделки. Не сдержав облегченного вздоха, я достал из кармана состряпанное легионером офицерское Удостоверение на мое имя.

Внимательно его изучив — разве что на зуб не попробовав — сэр Уильям что-то пробормотал себе под нос по-английски — ни я, ни, надеюсь, «Хозяин» ничего не расслышали, но очередную порцию холодного пота на спине я заработал — и принялся собственноручно составлять договор.

Признаться, соглашение я подписал, почти не глядя: спеша, пока юрист не передумал — проверил только ключевые даты. После этого, наконец, Рейнольдс стряхнул монеты в ящик стола и забрал конверт с письмом.

Получив экземпляр договора и обменявшись на прощание крепким рукопожатием с сэром Уильямом, не чуя под собой ног, я покинул кабинет.

Полина ждала меня на полпути между почтамтом и конторой Рейнольдса — то ли не решаясь приблизиться, то ли не желая зря маячить под окнами у англичан.

— Ну? — нетерпеливо спросила она у меня.

Я молча продемонстрировал ей подписанный сторонами договор. На глазах расслабившись — только теперь стало понятно, сколь напряженной была ее поза до этого — в ответ напарница небрежно помахала перед моим носом блоком из четырех почтовых марок.

Не придумав ничего лучше, я лишь одобрительно кивнул.

Подгоняемые нетерпением, до точки эвакуации мы дошли очень быстро — последние метры едва сдерживались, чтобы не перейти на бег. Вот и заветный пятачок у пристани — как, кстати, «Хозяин» его только отыскал, если, типа, в прошлом слеп как крот? Не на слух же… Или это у него только за миссией воочию следить не получается?

Ладно, Уроборос с ним…

Среди дня место было не таким уж и тихим — на пирсе неподалеку вовсю толпился народ — но нас с напарницей это уже не волновало. Я с наслаждением разматывал до смерти мне надоевшие слюнявые бинты, Полина же, достав откуда-то — чуть ли не из рукава платья — сбереженную в XIX веке гранату, с размаху швырнула пузырек на камни под нашими ногами и крикнула:

— Эй, у Машины! Забирай нас!

«Синдром переноса» не заставил себя ждать… В отличие от самого переноса.

— Не поняла… — нахмурившись, проговорила моя напарница.

— Прям, как тогда, в 1837-м… — пробормотал я, удивленно озираясь.

— То есть у нас получилось… — я так и не понял, вопрос это был или утверждение. — Легионер начал нас возвращать, произошел Скачок… И Машина у него пропала, так? Ну а мы, соответственно, застряли?

— Тс-с! — «на автомате» приложил я палец к губам: если догадка напарницы не верна, «Хозяин» сейчас нас слышал.

— Эй, ты там! — подняв взор к ясному летнему небу, прокричала Полина. — Я пошутила! Давай, продолжай эвакуацию!

Несколько человек на пристани удивленно обернулись на ее звонкий голос, кто-то, кажется, и вовсе двинулся в нашем направлении — случайно так совпало или нет — Уроборос разберет!

— Пошли-ка отсюда, — предложил я, беря напарницу за руку. — Может, дóма в этой точке какая-то помеха. Перейдем на резервную — благо их у нас тут целых три!

— Ну, давай попробуем… — неуверенно кивнула девушка.

— Мы уходим из основной точки! — четко проговорил я для легионера. — Направляемся к запасной. Как дойдем — дадим знать…

Добраться до места нам, однако, было не суждено: «синдром переноса» накатом застал нас прямо посреди городской улицы.

— Ты тоже это чувствуешь? — впившись пальцами в мою ладонь, выдохнула Полина.

— Прыгаем вверх! — крикнул я вместо ответа. — На случай, если в нашем времени мостовая…

«Мостовая пролегает выше», — хотел сказать я. Окажись перепад высот небольшим, сантиметров так в десять-двадцать, это и в самом деле могло бы нам помочь… В любом случае, договорить я не успел — нас с Полиной уже вовсю несло между потоками.

Кажется, в последний момент подошвы моих сапог все же оторвались от брусчатки. Среагировала ли напарница, и если да — хватит ли нам силы прыжка, узнать мне предстояло лишь на выходе из свирепо кружившего нас вне времени вихря.