Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Глава 12 Война — это прежде всего тяжелый, потный, кровавый труд

Давно такого июля не было. Уже несколько недель стояла просто несусветная жара. Поля с чахлыми колосьями, давно не видевшими ни капля дождя, прочертили глубокие трещины. Листья на деревьях скукожились, сворачиваясь в трубочки в стремлении сохранить хоть какие-то остатки влаги. Вся полевая и лесная живность днем замирала, прячась по щелям и норкам, и оживала лишь с ночной прохладой. Тем же, кто прятаться не мог, приходилось непросто…

— Подтянись! — время от времени в воздухе раздавался уже охрипший голос комбата. Чуть переведя дух, он вытирал пот выгоревшим на солнце рукавом, и повторял приказ снова. — Подтянись, братцы! Шире шаг. Потерпите еще немного, до привала всего ничего осталось.

Только надолго этого не хватало. Растянувшаяся на несколько километров колонна ускорялась, сапоги бойцов энергичней взбивали дорожную пыль, резче были отмашки рук, но вскоре темп снова терялся. Полк катастрофически не успевал прибыть на место в обозначенное время. Приказ командования просто не учитывал ни ситуацию «на земле», ни подготовку новобранцев.

Тяжело вздохнув, комбат покачал головой. Было ясно, что бойцы устали и последние километры шагали через «не могу». Уже около двух десятков из них пришлось посадить на повозки с боеприпасами и провиантом. К бабке не ходи, что еще немного и большая часть полка просто свалится с ног.

— Товарищ полковник, привал нужен, — комполка, шагавший чуть дальше, словно и не слышал его. Шел в общей колонне, как и все: шаркал сапогами по пыли, дышал, словно загнанная лошадь, время от времени прикладываясь к фляжке. — Сергей Александрович, бойцы идут из последних сил. Нужен привал… Все равно к вечеру не успеем.

Полковник дернулся и медленно повернул голову. Видно, что тоже сильно вымотался. Лицо серое от пыли, в грязных разводах от пота. Под глазами черные круги.

— Есть приказ, капитан, — устало прохрипел он, продолжая идти. Голос звучал механически, безжизненно, словно и неживой. — Сегодня, не позже восемнадцати ноль — ноль, полк должен прибыть в город и… приступить к подготовке оборо…

В этот момент в паре шагов от него высокий боец покачнулся и рухнул на землю. Шагавший в колонне сразу за ним замешкался и тоже свалился.

— Товарищ полковник, через полчаса сляжет рота, а через час батальон или весь полк разом. Привал нужен, — комбат даже не повернулся в ту сторону. Продолжал давить взглядом. — Не успеем, командир, — снова качнул головой. — Людей только загубим…

В колонне раздался то ли вскрик, то ли стон — ещё один потерял сознание и свалился с ног. Выходит, верно сказал, что дальше будет только хуже. Дошло это, похоже, и до полковника.

— Хорошо, Георгий, командуй, — полковник сделал шаг в сторону и спиной провалился к березе. Глаза закрыл и с облегчением выдохнул. Проклятое ранение, заработанное еще на Финской, снова дало о себе знать. — А после давай ко мне того сержанта… Ну ты понял кого…

Конечно, понял. Ведь, именно этот странный деревеншина все тут с головы на ноги перевернул. Ещё на сборочном пункте так себя поставил, что в его сторону и косится побаивались. Уже в лагере показал, что в военном деле похлеще многих командиров разбирается. Ягодкой на торте стала история с тем диверсантом, который выслеживал по тылам наших генералов.

— Есть, позвать.

Вдобавок, этот сержант со своим взводом показали просто нечеловеческую выносливость. Все двое суток марша, пока остальные на жаре плелись на грани издыхания, они носились, как угорелые. Сопровождение во время марша и охранение во время остановок легли полностью на них. Организацией привала и горячего питания тоже занимались они. Каким-то чудом его люди даже рыбачить и охотиться успевали. По крайней мере по кружке наваристой на привале бойцы разок точно успели перехватить.

И как так выходило никто толком понять не мог. Откуда в бывших новобранцах, точно таких же, как и остальные, взялось все это? Неужели все дело было в тех странных и никому непонятных упражнениях, над которыми втихаря посмеивался весь полк? Странно, ведь сержант должен был просто загонять их до истощения. Получилось же вон как.

— Привал! — зычно крикнул комбат. — Привал! — подхватил команду ближайший ротный. — Привал! — уже через мгновение понеслось по колонне. — Привал… — с облегчением повторяли вусмерть уставшие бойцы. — Привал.

Приложившись к фляжке, он крикнул снова:

— Сержанта Биктякова к командиру!

На колонной вновь колыхнуло:

— Сержанта Биктякова к командиру… — понеслось дальше, с каждой секундой становясь все тише и тише. — Сержанта Биктякова к кома… Сержанта Биктя… Сер…

Не успели командиры перевести дух, присев на траву у дерева, как появился неугомонный сержант. Стоит, как будто и не было у него за спиной двух тяжелейших переходов. Все, словно через мясорубку пропущенные, потные, серые от пыли, а он свеж, полон сил. Ну, как такое возможно?

— Товарищ полковник, сержант Биктяков по вашему…

— Садись, сержант, — командир полка махнул рукой, зовя сесть рядом. — Сказал бы, что в ногах правды нет, но не скажу. Сейчас, как раз наоборот… Слушай боевой приказ. С парой бойцов отправишься в Слобожаны, где передашь письмо генерал-майору Солянкину. На словах скажешь, что… Хотя нет, в письме я все обстоятельно описал.

Небольшой конверт перешел из руку в руки.

— Больше полусотни верст до города. Выдюжишь, сынок?

Сержант бросил быстрый взгляд на карту, раскинутую на траве, и кивнул.

— Если срезать через лес, то будет в половину меньше. Можно до вечера успеть.

Полковник с сомнение в глазах покачал головой. Лихим наскоком вряд ли получится. Белорусские леса коварные, особенно для незнакомого человека. В местных чащах встречаются топи, в которых не то что человек, дивизия с усилением без следа сгинуть может.

— Пройду, только один. Никого из своих бойцов брать не буду, не готовы еще они еще для такого, — без тени сомнения в голосе проговорил парень. При этом так посмотрел на полковника, что и тот уверился. — А это вам, товарищ командир, для ноги…

В его руке появился небольшой березовый туесок, источавший острый, или скорее даже ядреный, запах. А как открыл коробочку, вообще, так дохнуло, что слезы на глазах выступили.

— Барсучий жир и медвежья желчь с кое-какими травами. Свежие, считайте, вчера еще бегали, — ухмыльнулся он, поглаживая коробочку. — Пару раз помазать ногу, и можно о ней забыть. Сейчас намажем…

Полковник, хоть и глядел недоверчиво, но все же с кряхтением снял сапог. Осторожно засучил брючину, то и дело болезненно морщась. Вокруг колена, и правда, синевы хватало, словно здоровенный синяк.

— Еще бы гадючий жир, вообще, бы уже бегали, как в детстве.

Сержант придвинулся ближе и несколькими движениями нанес пахучую мазь. Причем сделал это умело, едва касаясь больного места.

— Вот же черт! — у комполка тут же вырвался удивленный возглас. — Отпустило!

Ничего не понимая, он трогал колено. Ноющая боль, что донимала последние недели, исчезла, как и не было ее. Сходила и синева с кожи.

— Мать твою, — выдохнул он, осторожно поднимаясь на ноги. — Не болит… Совсем не болит. Сержант, что это за…

Поискал того глазами, а его уже и след простыл.

— Что это такое, Георгий?

— Леший это, — пожал плечами комбат, а, наткнувшись на непонимающий взгляд, добавил. — Бойцы его так прозвали, товарищ полковник. Он же в лесу, как родной. Все видит и слышит, звериные следы читает, как открытую книгу. Про травы и говорить нечего. Поговаривают, что он для своего взвода какой-то необыкновенный отвар готовит. Вроде как мертвого на ноги поднимает, — капитан кивнул на мазь. После чуть подумав, добавил. — … А про него не волнуйтесь, доберется и все выяснит. Говорят, для одних война мачеха, а для других мать родна. Вот для Биктякова так и есть. Мне иногда даже кажется, что он рад всему этому.

И обо замолчали. Слишком дикими показались эти слова, дикими даже для военного времени. Разве кто-то может хотеть войны? Желать смерти своих близких, друзей и, чем черт не шутит, самого себя? Командиры переглянулись

— … Товарищ полковник, — наконец, капитан нарушил молчание. — Вы бы сейчас лучше вздремнули немного. Чувствую, больше такого отдыха не предвидится.

Нахмурившись, комполка кивнул. У него тоже что-то «под ложечкой сосало», явно не к добру. Верная примета, что скоро что-то плохое случится.

— Похоже…

Полковник растянулся у березы, подложив под голову свернутую в валик плащ-палатку, и задремал. Долго ли, когда устал, как собака. Только голову опустил, и уже третий сон видишь. На войне всегда так: любую свободную минуту для сна используешь.

Вроде только заснул, а уже вставать. Спросонья он никак не мог понять, что его будили. Пару раз даже отмахнулся, чтобы отстали. Смертельно уставший организм никак не хотел просыпаться.

— Товарищ полковник…

Его снова потрепали по плечу.

— Товарищ полковник, сержант вернулся. Командир!

Наконец, очнулся. Открыл глаза и сел.

— Товарищ полковник, Биктяков уже здесь! Слышите?

Прямо перед ним сидел встревоженный комбат и кому-то махал. Похоже, того самого сержанта подзывал.

— Плохие новости, товарищ полковник.

— Что? — у комполка в один момент весь сон из головы выбило. — Чего там, сержант? Встретился с генерал-майором, передал письмо? Ждут нас?

Тот покачал головой. Из-за пазухи достал то самое письмо и протянул его обратно.

— Это же мое письмо, — не понял полковник, взяв в руки сложенный листок. Посмотрел на бумагу и положил ее рядом. — Рассказывай, чего там случилось? Генерал-майор ранен? Уже бой идет? Чего молчишь?

Сержант снова покачал головой. Причем сделал это с таким невозмутимым видом, что это вряд ли бы кого-то успокоило. Честно говоря, все случилось строго наоборот. Полковник скривился, а капитан прикусил губу.

— Город почти пустой, товарищ полковник. По зданиям в центре гуляет ветер, везде валяются бумаги. По домам прячут жители. Ни солдат, ни техники нет…

— Как пустой? — вскинул голова комполка. Это же в голове не укладывалось. — В Слобожанах же должна наша дивизия стоять. У нас приказ… Слушай, а ты точно там был? Случаем не…

Биктяков даже бровью не повел, словно его каждый день в предательстве обвиняли. Потянулся к своему вещмешку и вытащил из него целую пачку каких-то документов с печатями, подписями, советскими гербами. Сразу видно, штабные бумаги.

— Вот, нашел. Там такого добра полно.

Схватив пачку бумах, капитан начал их перебирать. Во что-то внимательно вчитывался, что-то сразу откладывал в сторону, а что-то просто комкал, как ненужное.

— Что там, Георгий? — напряженно спросил командир полка.

— Похоже, сержант прав, — вздохнул капитан, держа в руках какие-то справки. — Ушли наши из города… Да и никакой дивизии не было.

Полковник нетерпеливо дернулся, явно требуя разъяснений.

— Черт, как в Финскую. Там тоже ни хрена не знали, что на земле творится, — с горечью проговорил капитан, тряхнув бумажками. — Бывало, все телефоны обрывали, требовали и требовали наступать. А у тебя от батальона два взвода раненных с тремя пулеметами осталось, и впереди окопы в полный рост, бетонные доты с трехдюймовками. И вот опять двадцать пять…

Скрипнул зубами хмурый полковник, не сводящий глаз с рассыпанных по траве документов. С дезорганизацией управления и он был знаком не понаслышке. В Финскую тоже полком командовал, хорошо хлебнув и самодурства командования, и заразной паники в войсках.

— Здесь накладные на топливо, списки личного состава, перечень частей. Толком сжечь не успели, — капитан перебирал обгорелые бумажки, показывая то на одну, то на другую. — Судя по документам в Слобожанах было место сбора для отступающих с запада частей, командование которыми должен был принять генерал-майор Солянкин и организовать здесь линию обороны.

Обожженные бумажки подхватило ветром и закружило по траве, словно намекая на всю тщетность человеческих усилий изменить предначертанное судьбой.

— Настоящая солянка, товарищ полковник, — продолжал капитан, уже не глядя на документы. — Зенитная часть с двумя батареями, взвод пограничников, рота средних танков и бронеавтомобилей, пехота… Последняя дата на справках — вчерашнее число…

Командиры понимающе переглянулись. Похоже, военная обстановка изменилась, и их приказ устарел. Но ясности это никак не прибавило.

— Что будем делать, командир? Связи нет, обстановка вокруг неизвестна, и в лесу оставаться нельзя.

Ничего не ответив, полковник поднялся. Молча стряхнул с себя пыль, оправился, затянув потуже ремень и застегнув верхнюю пуговичку ворота.

— У нас есть приказ, товарищ капитан. Или вы забыли об этом? — строго спросил он. — Нам нужно прибыть в город Слобожаны, где принять участие в обороне города. Что в этом непонятного? Поднимайте людей, выступаем через пятнадцать минут!

А что комбат мог еще сказать? У него, действительно, был письменный приказ командования, который никто не отменил. Не следовать ему он не имел права, а, значит, полк должен идти в город.

— И пусть будут готовы сходу вступить в бой. Мы так и не знаем, где немцы…

Все оказалось еще хуже, чем они предполагали. В городе не осталось ни оружия, ни продовольствия. Отступающие советские части вынесли из складов все, что смогли. Остатки — патроны, снаряды, обмундирование и продукты — сожгли. По обгоревшим остовам складов, прежде забитым ящиками с боеприпасами, сейчас гулял ветер. На плацу застыл сгоревший БТ, задрав выгнутый ствол орудия. Чуть дальше приткнулась полностью выгоревшая полуторка.

Неприятный сюрприз обнаружился в городском клубе, двухэтажном каменном здании с высокой колоннадой по всему фасаду. Весь его первый этаж был забит койками с раненными бойцами, при которых находились испуганные медсестры, совсем еще девчонки, и пожилой доктор. Последний все и рассказал о последних днях.

— … Как генерал-майор скончался, Царство ему Небесное, так все и полетело в тартарары, — махнул рукой доктор Гольцман, жадно затягиваясь цигаркой. Заядлый курильщик, судя по заполненной окурками пепельнице рядом с ним. — Полковник Кравченко, что следующий был по старшинству, сразу же куда-то запропастился. Сбег, поди, ирод. За ним и другие потянулись… Тоже, чай, поди, сбежите.

Старик не обвинял, не спрашивал, не ругал. В его голосе чувствовалась полная покорность судьбе, которая так отличает тех, кто стоит на самом Краю. Они смирились с неизбежностью, понимая, что ничего нельзя изменить.

— А я вот с девочками остался, — по-доброму улыбаясь, он посмотрел на суетящихся возле больных медсестер. — Мальчишек ведь надо обиходить. Чай не все помрут. Даст Бог, кто-то и выживет. Так вот, товарищ командир.

У полковника все заранее приготовленные слова в горле застряли. Ведь, шел сюда всю свою злость сорвать на случившееся. Думал, может тут кто-то из местного командования остался.

— Ты прости нас, отец, — он виновато посмотрел в глаза доктора и коротко поклонился. — За всю Рабоче-крестьянскую Красную Армию прошу, что не оправдали надежд. А бежать… мы не собираемся. Будем здесь столько стоять, сколько нужно, пока ты весь свой госпиталь не вывезешь.

Сказал все это и вышел на улицу, оставив доктора в растерянности. Старый еврей никак такого не ожидал. Думал, что и эти командиры поглядят на десятки тяжелораненых, покрутятся рядом, наговорят пустых слов, и тоже исчезнут.

— Вот оно как бывает, — пробормотал Гольцман, закуривая новую цигарку. — Думаешь, гнилое у человека нутро, а оно, наоборот, как камень.

Однако еще большее удивление случилось с ним ближе к полуночи, когда он только вышел из операционной. Шаркая ногами добрался до стула и тяжело опустился в него. Сразу же закурил. По-другому уже никак не мог, да и не зачем было. Все равно не немецкая пуля, так проклятый рак скоро добьют.

— Яков Моисеевич, Яков Моисеевич! — вдруг звонко защебетали за его спиной. Конечно же, это была Ася Карпина, голос которой никак нельзя было спутать. — Вы только посмотрите на это! Посмотрите, посмотрите!

Он, конечно, устал, едва держался на ногах. Только знал, что эта егоза все равно от него не отстанет.

— Иду, иду, — с кряхтением поднялся и одернул занавеску в своем закутке. — Чего там стряслось? Неужто товарищ полковник подводы достал для наших мальчиков?

Невысокая худенькая девушка, прямо белая мышка, тут же схватила его за руку и буквально потащила за собой. При этом не переставала тараторить — быстро-быстро, быстро-быстро.

— … Я ведь ему сказала, что ничего этого нам не нужно. Раз сказала, два сказал, а он, как глухой! — возмущалась Ася, то и дело недовольно дергая светлой головкой с двумя косичками. Последние при каждом таком движении смешно подпрыгивали. — Понимаете, притащил какую-то мазь и отвар во фляжке.

Доктор мало чего из ее сумбурной и эмоциональной речи понимал, но все равно кивал.

— … А потом так шикнул на меня, что я даже испугалась, — продолжала медсестра. — Сразу же взял свою мазь и начал ею наших ребят мазать, а кого-то еще и своим отваром поил.

Пройдя через длинный коридор, они оказались перед двухстворчатой деревянной дверью. Ася взялась за большие бронзовые ручки и потянула их на себя.

— Яков Моисеевич, нужно тому командиру с большими усами сказать, чтобы он здесь охрану поста… Ой!

И тут она удивленно пискнула, замерев на входе. С ближайшей кровати, где уже третий день пластом лежал обожженный танкист, на нее смотрела перемотанная бинтами мумия. Бойца уже думали скоро хоронить придется, а он вдруг встать пытается.

— Мамочки, как же так? Ой! — она снова пискнула, когда развернулась в другую сторону. — Ты чего, родненький? Тебя же только вчера прооперировали…

Молоденький лейтенант, который ей так нравился [и в чем она, естественно, никому и даже себе не признавалась], сидел на кровати и улыбался. При этом утром у него была послеоперационная горячка с бредом, судорогами. Доктор даже сепсис начал подозревать.

— Ася, ты про какую-то мазь с отваром упоминала? И кто же их принес? Надо поближе познакомится с этим человеком.

Если ждать проду невтерпеж, предлагаю «попробовать» еще пару ПОПАДАНЧЕСКИХ историй.

К примеру «Адский договор. Переиграть Петра 1», где ГГ, наш современник, заключив договор с дьяволом, пытается повернуть ход истории и задвинуть еще маленького Петра Алексеевича. Из плюшек у главгера — СПОСОБНОСТЬ ЛЮБУЮ ЖИДКОСТЬ ПРЕВРАЩАТЬ В АЛКОГОЛЬ

https://author.today/reader/184253/1536090