Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Глава 25 Хорошо ли быть известным… для дроу

Москва

Это было старое, даже немного обшарпанное, двухэтажное здание с остатками былой роскоши в виде витиеватых кирпичных башенок на крыше. Стрельчатые окна первого этажа выглядели неухоженными, между старыми двойными рамами виднелась пыль, засохшие мухи и пауки. Высокая деревянная дверь покрыта давно облезлой краской, массивная бронзовая ручка красовалась зеленоватым налетом. Две каменные ступеньки под дверью вросли в землю. Невзрачное, никому не интересное здание в тихом переулке. Серое, без архитектурных изысков, глазу не за что зацепиться. Пройдешь мимо и даже не остановишься. Самое удачное место для размещения службы военной разведки — Разведуправления Генерального штаба Красной армии.

Кабинет руководителя Разведупра Филипа Ивановича Голикова выглядел под стать зданию. На стенах старые деревянные панели невнятного цвета, вероятно, заставшие еще первого владельца здания купца первой гильдии Барышникова. У стены рядком стояли четыре укатанных стула с продавленными седушками, когда-то мягкими, а сейчас ставшие каменной твердости. Единственным более или менее приличным из мебели был огромной письменный стол, приткнувшийся к окну. Да и он, похоже, «чужим» взятым из какого-то учреждения.

— … И как работать? — сквозь зубы пробормотал крупный мужчина с абсолютно лысой головой, сидевший за столом. Голиков, собственной персоной. — Завал, б…ь.

Вусмерть уставший, как никак вторые сутки уже на ногах. Немцы, быстро оправившись от попыток советских войск контратаковать на лепельском направлении, вновь навались. На западе, куда пришелся основной удар танковых групп Гота, фронт трещал по швам. Изрядно потрепанные дивизии и полки Красной Армии с трудом сдерживали натиск врага, медленно пятясь назад и стараясь выиграть драгоценное время для организации укреплений перед Смоленском. В этих условиях разведданные были нужны как воздух. Причем они нужны не сегодня, а вчера иди даже позавчера. И ладно бы требовались простые перехваты вражеских разговоров, донесения агентов или армейских разведотделов. Так нет, наверху спрашивали сводные, обобщённые, и главное проверенные и перепроверенные данные.

— И как? Чем?

Конечно, это были вопросы без ответа, эдакий глас вопиющее в пустыне. Время от времени Голикова так накрывало, когда работа превращалась в бескрайний океан и грозила его накрыть с головой. А с началом войны других дней и не случалось. Все время аврал, все время спешка.

— Лучше на фронт, чем тут гнить…

Голиков уже год как начальствовал, но так все и не вошёл в колею. Придя сюда из армии, все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Продолжал оглядываться, подстраховаться. Ведь, по-другому здесь было никак. Четверо руководителей разведупра перед ним в течение двух лет сменяли друг друга по одному и тому же сценарию — назначение на должность, недолгая работа, арест и расстрел, как враг народа и шпион одной из западных разведок. Им компанию вдобавок составили почти девяносто процентов сотрудников. С большим опытом, с налаженными агентурными каналами, специалисты дружно получали клеймо агентов британских, французских, польских, итальянских, а некоторые и разведок совсем экзотических стран — Японии и Австралии.

Работать, словно по минному полю ходить.

— Может опять попроситься? — спрашивал шепотом и сам же понимал, что это полнейшая глупость. Ведь, с таких должностей просто так не уходят, а тем более в такое время. Попробуй только заикнуться, и сразу «пойдешь пить кофе к Берии»[1]. — Эх…

Налитыми кровью глазами уставился на две высокие стопки с папками и скрепленными листами бумаги. Одна почти в локоть высотой, вторая чуть меньше, но тоже внушительная. Его ждали доклады, аналитические записки и сводные отчеты с сотнями страниц убористого текста, который нужно было, кровь из носа, прочитать сегодня и составить свое мнение. Ведь, вечером, а точнее ночью они должны быть на столе у Верховного с его, Голикова, визой.

— Вот такие-то пирожки с котятками, — со вздохом выдал одно из своих любимых присказок. Для кого-то она могла показаться смешной, каламбурной, но для него, пережившего жуткий голод в Поволжье, в ней не было ничего веселого. Пирожки в то время могли оказать не только с котятами, но и с мышатиной и без теста вдобавок. — Что там у нас…

На самой верхушки ближайшей к нему стопки лежал сводный отчет о планах противника на смоленском направлении. Учитывая массированное наступление немцев на Смоленск, эти бумаги были первостепенной важности, а значит, и начинать следовало именно с них. Доклады о действиях финской армии и немецкой группировки на юге могли подождать.

— Так… Придерживаются неизменной тактики мощных фланговых ударом высокомобильными моторизованными соединениями… Создание малых и больших котлом с последующим их уничтожением… Массированное использование бомбардировочной авиации, уничтожение резервов, складов с горючим и боеприпасов…

Усталость, конечно, мешала, но феноменальная память и невероятная усидчивость выручала его и на этот раз. Постепенно прочитанное превращалось в стройную картину, в которой были логично увязаны донесения разведотделов дивизий, фронтовой разведки и радиоперехваты. Опытный глаз, сразу же видевший нестыковки или несоответствия, ни на чем не спотыкался. Словом, все вроде бы было сходилось.

— Значит, прогноз неблагоприятный. В условиях отсутствия резервов, подготовленных линий обороны, немецкий натиск остановить будет крайне маловероятно, то есть на этой неделе Смоленск падет.

Ясно было и то, что стоявшие на пути врага обескровленные части никак нельзя было отводить. Их задача, как бы это страшно не звучало, ценой своего уничтожения если не задержать врага, то хотя бы немного притормозить. Хотя, некоторые советские части, как следовало из документа, и не думали погибать. Вопреки всем писанным и не писанным законам войны они так сражались, что даже закрадывалось сомнение в достоверности изложенного. Думалось, а не преувеличение ли это?

— Хм…

Помассировав виски, чтобы хоть немного унять пульсирующую головную боль, Филипп Иванович перелестнул несколько страниц назад. Глаз все же «зацепился» за некоторую неправильность, уж больно сильно его «резанувшую».

— Командование 101-го полка умелыми действиями сумело сковать наступающую пехотную немецкую дивизию… И снова про 101 полк… В районе реки Гжатка разведрота 101-го полка неожиданно для противника ударила во фланг наступающему батальону, рассеяла его и взяла в плен все полковое командование… Что-то приписками попахивает.

Чего греха таить, известная практика, когда десяток уничтоженных в атаке гитлеровцев в полковых донесениях превращался в два десятка, в дивизионных — в сотню, а в армейских вырастал до двух рот, а то и до батальона.

— Явно перестарались, чтобы свою задницу прикрыть. Аж про полковое командование пишут…

И в самом деле, выглядело неправдоподобным. С начала войны еще ни разу в советский плен не попадало столько высших офицеров. Были, конечно, единичные случаи, с которыми наше командование тут же начинало носиться, как с писанной торбой. Про какого-нибудь «вшивого» немецкого полковника, случайно попавшего в плен, советское командование тут же писало на верх, новость публиковали в газетах, сообщал Левитан, все причастные и непричастные получали медали и ордена. А тут разведка пленила полковой штаб и что? Где шум, гам?

— Вот из-за такого дерьма наши разведдонесения и напоминают писульки. Поди разбери среди этих залежей, что правда, а что нет, — в сердцах буркнул Голиков, окидывая взглядов стопки с бумагами, которые еще ожидали его внимания. Работы еще, и впрямь, было столько, что впору было за голову хвататься. — Наказать бы их показательно, чтобы другим неповадно было…

С громким хлопком он закрыл отчет, и сразу же взял со стопки пухлую папку с докладом о попытке советских войск нанести контрудар в направлении г. Лепель. Разбор действий командования 20-ой армии и двух механизированных корпусов, задействованных в организации контрудара, должен был состояться на заседании комиссии Государственного комитета обороны, где и будет решаться дальнейшая судьба советских военачальников. Словом, от материала, что Голиков сейчас держал в руках, зависела не просто чья-то карьера, а, без всякого преувеличения, жизнь.

— Вроде все готово, — Филипп Иванович шустро перелистывал страницы, время от времени останавливаясь и читая более внимательно. Все казалось стандартным, ничего не обычного. Сколько он уже читал подобных формулировок, объяснение о наших неудачах на фронте, не сосчитать. Везде указывались фактически одни и те же причины: превосходящие силы противника, массированные бомбовые удары авиацией, отсутствие резервов, поднявшаяся в войсках паника и т.д. — Везде одно и то же… Нытье про нехватку сил, про недостаток боеприпасов и горючего, поломки техники, авиацию немцев… Черт, а где наши сталинские соколы? — зло шептал он, не понаслышке знавший, что отступать под непрерывными ударами бомбардировочной авиации. Как никак, воевал еще в Испании, потом в Финскую, где вдосталь такого хлебнул. — Где малой кровью и на чужой территории?

Последнее чуть не выкрикнул (накипело, просто), но тут же осекся. Захлопнул рот и стал настороженно оглядываться, словно в его же собственном кабинете его могли подслушать. Хотя, кто знает.

— Так, а это еще что такое?

И вдруг его взгляд снова наткнулся на знакомый полковой номер.

— Опять они, — правда, Голиков еще не определился, кого он имел ввиду — командование полка или может быть полк в целом. — Ну-ка, ну-ка, что там снова понаписали?

Пока читал, машинально постукивал пальцами по поверхности стола, словно пытался наиграть какой-то ритм. Была у него такая привычка, помогала на рабочий лад настроиться. И с каждой новой минутой ритм становился все более нервным, рванным, явно говоря о его нарастающем неудовольствии. Да и хмурящееся лицо сигнализировало об этом.

— Понаписали…

В донесения командиров пятого и седьмого механизированных корпусов, принимавших участие в контрударе, наряду с другими отличившимися неизменно фигурировали бойцы и командиры 101 стрелкового полка. Говорилось не просто о массовом героизме, но и просто невероятных успехах соединения на поле боя.

— Хм… Более двух суток сдерживали наступление моторизованной дивизии, не дав ей ударить в тыл 21-танковой дивизии Красной Армии, — читал Голиков, качая головой. Чтобы обычный стрелковый полк в обороне выстоял против целой немецкой моторизованной дивизии, он еще не слышал. Военная наука о таком говорила совершенно недвусмысленно: невозможно. — А здесь что у нас? — в другом месте говорилось об исключительно эффективных действия полковой разведки и ее командире сержанте Биктякове, на счету которых, как написано, было около трех десятков «языков». — Что-то я не пойму. Тридцать шесть «языков», двадцать один взятый лично, — это же герой Советского Союза в чистом виде. Почему же не представили?

В раздумьях он отложил бумаги в сторону и подвинул к себе стакан с уже давно остывшим чаем. Нужно было срочно чем-то «прочистить» мозги, чтобы хоть немного встряхнуться. Кофе уже давно кончился, остался лишь очень крепкий чай, который, к сожалению, уже мало помогал.

— Биктяков, Биктяков… Кажется и там говорилось про разведку 101 полка, — он вновь достал прошлую папку, которую уже отложил в сделанное. Полистал страницы до нужного места и застыл. — Вот он. Смотри-ка, какой шустрый. Как говориться, наш пострел везде поспел. Десятки успешных рейдов в немецкий тыл, доставленные секретные документы, языки с серебряными и даже заколотыми погонами. Хм, очень интересно. Как же это тебя такого красивого еще никто не заметил?

А вопрос был очень непростой. Ведь, едва ли не с первых дней войны верховное командование поставило задачу по активизацию идеолого-пропагандисткой работы, в рамках которой нужно было выпячивать любые успехи Красной Армии, искать и освящать примеры героизма, самоотверженности и высокого профессионализма красноармейцев и краснофлотцев. С разведупра, куда стекалась все разведывательная информация с фронтов, ответственность за выполнение этой задачи никто тоже не снимал. Отдел пропаганды и агитации при ЦК ВКП (б) у сам ого Голикова всю плешь проел. И вот ему совершенно случайно представилась возможность выдать «на гора» хоть что-то.

— Так… — он поднял трубку телефонного аппарата, связываясь с информационным отделом. Тот и был первым звеном, который занимался первичной обработкой всей информации, поступающей в ведомство. — Лосев, напряги-ка своих орлов, чтобы подняли бумаги с центрального направления за последний месяц и нашли любые упоминания про 101 стрелковый полк 23-ей дивизии, а особенно, о командире разведывательной роты сержанте Биктякове. Да, именно сержанте. Все поднимите, что есть — награждения, ранения, число языков. И нужно это еще вчера было. Работайте.

Сделал глоток чая и поморщился. На вкус, остывший чай был просто омерзительным. Помои, да и только.

— Посмотрим, что ты за гусь… Выйдет из тебя герой или нет. Глядишь, отдел агитации и пропаганды от меня и отстанет, а то совсем задрали.

Хмыкнув, Голиков снова «закопался» в документы. Дел еще столько оставалось, что и смотреть в сторону стола не хотелось. Собственно, этому он и посвятил оставшийся день, вплоть до самого вечера. Почти все документы разобрал за это время, осталось их теперь спецкурьерами по адресам отправить.

— Черт, затекло как все! — встал и с хрустом потянулся. — Как старый дед, в самом деле. Эх, порыбалить бы сейчас с самого утреца, а потом в баньку с чарочкой…

Мужчина откинулся на спинку стула и мечтательно закрыл глаза, представляя, укрытую туманом, заводь с плещущейся рыбой и небольшой мосток. К сожалению, все это несбыточные мечты.

Но не прошло и минуты, как раздался стук. Не дожидаясь ответа, дверь отворилась и на пороге появился высокий худой парень в мешковатом пиджаке и серых брюках. Весь осунувшийся, под глазами черные круги, а сами глаза красные, воспаленные. Видно, что тоже днями и ночами «пашет».

— Филипп Иванович, здесь все, что смогли найти, — он положил на край стола несколько листов.

— Хорошо.

Голиков кивнул ему и потянулся за бумагами.

— И что ты нам такого интересного расскажешь, товарищ Биктяков?

А рассказать тому, как оказалось, явно было что.

— Восемнадцать представлений на награждение⁈ Целых восемнадцать⁈ Это как, вообще, понимать-то? — он читал и никак не мог поверить своим глазам. — Этот ваш Бикятков там генералов что ли пачками носит⁈

Число восемнадцать было просто невероятным на фоне происходящего на фронте. Каждое представление по факту означало совершение чего-то выдающегося, героического. В идеале это восемнадцать медалей, орденов! Целый иконостас на первый месяц войны!

— И все с отрицательной резолюцией начальника особого отдела полка майора Журова, потом майора Фомина. Ничего не понимаю, почти два десятка представлений и в ответ два десятка отказов. Чего же тебя, друг ситный, так особисты не взлюбили? Грешки что ли какие-нибудь имеются за душой? Хотя при чем тут грешки при восемнадцати представлениях⁈

Перевернул этот листок, следом взял другой.

— Уже награжденный… Так… Ничего себе, лично обнаружил и задержал опытного диверсанта, целого обер-лейтенанта абвера. — Голиков присвистнул от удивления. — Вот и хорошо, отдел агитации и пропаганды теперь из тебя героя лепить будет. Получишь ордена, скорее всего даже Героя, про тебя в газетах станут писать, с самим товарищем Сталиным встретишься, девушки со всего Союза письмами забросают. И ты меня, брат, извини за это…

Ухмыльнулся, понимая, что «подставил» незнакомого ему сержанта. Как пить дать, нормально воевать теперь этому Биктякову ни за что не дадут. Все — репортеры, писатели, особисты — возьмут в оборот, чтобы герой получился, как с картинки.

— Не позавидуешь тебе теперь, — хмурился Голиков, вновь выстукивая пальцами рванный ритм по столу. — Я ведь хорошо знаю таких, как ты, сержант. Разведчик, сотни рейдов за линию фронта, нигде спокойствия не видишь. Кровь для тебя что простая водица. Такого жеребца в стойло никогда не поставишь. Ему воля нужна. Так ведь, сержант?

Однако начальник разведупра даже близко не подозревал, что теперь из всего этого выйдет. И, если бы знал, то, наверное, сто раз бы прежде подумал.

Чтобы чуть отвлечься, могу предложить чистое ПРОГРЕССОРСТВО. Главгер в седом средневековье двигает науку вперед, мастерит огнеметы и танки, запускает боевые аэростаты, раздает п…зды негодяям направо и налево

Читать нужно по порядку.

1-ая история про время Ивана Грозного

https://author.today/reader/119967/954757

2-ая история про время Петра Первого

https://author.today/reader/143995/1171818

И там и там хватает и кровушки, и схваток, и откровений из будущего

[1] Ходившая в то время невеселая шутка, означавшая арест органами госбезопасности