Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Глава 24 Теперь я не один

Новый укрепрайон, оборонительная линия Невель — Смоленск

Уже стемнело и небольшой городок, где расположился на доформирование полк, погрузился в темноту. Ни единого огонька не было видно. Даже на станции обходчики бережно прикрывали свои фонари ветошью, чтобы, не дай Бог, что-то не сверкнуло. Светомаскировка, будь она не ладна. Немецкие разведчики совсем взбесились в последнее время. Их «рамы» едва ли не целыми сутками висели над каждым селом и поселком, выискивая следы подготовленных к обороне позиций. Только приметят что-то, через час жди в гости десяток — другой «лаптежников». Не смотри, что юнкерс выглядит несерьезно, бомб так навалит, что не унесешь.

Но непроглядная темень, накрывшая собой кривые улочки, кое-кому совсем не мешала. Кажется, даже напротив, скрывала, словно покрывалом, от чужих взглядов. Невысокая сгорбленная фигурка как раз мелькнула у покосившейся изгороди, осмотрелась и юркнула в проулок. Словно и не ночь вокруг, а яркий солнечный день, человек ни разу не споткнулся, не чертыхнулся от непроглядной темноты. Удивительно.

— … Патруль, кажется, по соседней улице пошел, — пробормотал себе под нос Гольцман, вновь замирая и вслушиваясь в звуки ночи. Приглушенные мужские голоса как раз раздавались с той стороны, где и должен был шагать комендантский патруль. — Точно… Вон Васька Жилин гогочет. Надо же как хорошо слышу… Хм, ежик, вроде, фырчит, — повернул голову и уставился в сторону деревянной скамейки у дома, под которой кто-то шебуршился. — Ежик.

Честно говоря, лучше стало не только со слухом. Зрение стало такое, каким и в молодости не было. Очки уж как два дня перестал одевать, в портфель спрятал. Пугало, правда, что ночью стал видеть, не хуже кошки. Но разве это плохо? Скорее даже хорошо, никакой фонарик не потребуется.

Про самочувствие и говорить было нечего. Даже его девочки в госпитале отметили, что «их дедушку» словно подменили. Мол, бегает так шустро, что за ними не угнаться.

— Да уж, про артрит точно забыл…

Распухшие суставы в непогоду, хруст в коленках при ходьбе, резкая боль в пояснице — все исчезло, как и не было. В любой момент мог до земли пальцами рук достать — Гольцман уже два, а может и три раза, проверял. Когда такое было? Разве только в юности, когда в гимназии учился.

— Даже неловко как-то. Деду хорошо за семьдесят, а молодым козликом скачу, — улыбнулся, представив, как несется вприпрыжку по больнице, тряся седой бородой и волосами. Докторов и сестричек точно удар хватит, а кто тогда бойцов и командиров лечить будет. — Вот сержант удружил, так удружил…

И Яков Моисеевич прекрасно знал, кому за все это сказать спасибо. Правда, делал это уже не раз и не два. Наверняка, сделает это снова, причем много, много раз. Считай, за новую жизнь благодарит, не меньше и не больше. Вот как раз сейчас с сержантом встретиться и снова его поблагодарит.

— За такое не грех и в ножки поклониться.

Гольцман бормотал, то громче, то тише. Толком даже в темноту не всматривался. Дорогу к заветной поляне в лесу, где намечалась встреча, он уже наизусть выучил. Слишком часто за последние дни приходилось сюда ходить за новой порцией мазей и отваров. Считай, каждый куст и камешек здесь помнил, и на ощупь мог признать.

— И поклонюсь ему, обязательно поклонюсь. Здоровье вернул… Вот бы Сарочка порадовалась. Эх, Сарочка…

Сразу же взгрустнулось, едва произнес имя покойной супруги. Вспомнился ее последний, все понимающий, взгляд, брошенный из-за колючей проволоки. Потом легонько взмахнула рукой, помахала, и исчезла за спинами солдат в низком кирпичной здании с высокой трубой, из которой вечно шел черный дым. Вот и все прощание.

— Сарочка, я ведь видел эту тварь…Видел, как тебя тогда… И знай, несладко ему теперь, очень несладко. Мертвым завидует.

Доктор с чувством сплюнул на землю. И столько ненависти было в его взгляде, что плевок чудом не загорелся. Про то, что сержант сделал с Гудерианом, одним из виновников в смерти его супруги, ему даже вспоминать не хотелось. Но картинка с распятым на дереве человеческим обрубком все равно не выходила из головы, вызывая странную смесь чувств — от подходившей к горлу тошноте, и до сводившей с ума радости от мучений ненавистного тебе существа.

— Так-то вот, так-то…

С этими бормотаниями он углубился в лес, легко ступая по едва заметной тропинке. Привычными движениями отводил в стороны длинные плети орешника и еловые лапы, то и дело норовившие его хлестануть по лицу или груди.

— Кажется, еще кто-то идет, — впереди между деревьями мелькали спины нескольких человек. — Похоже, сержант еще кого-то на разговор позвал… Хм, и сзади догоняют.

К его удивлению, людей вокруг становилось все больше и больше. С ним тихо здоровались, кто-то легко касался его плеча или просто кивал, и шел дальше. Одни обгоняли, другие пристраивались рядом, третьи сдерживали шаг и шли позади. Он видел десятки и десятки фигур.

— … Смотри-ка, сколько нас стало.

Сказал и тут же задумался над сказанным. Ведь, никогда еще себя не причислял к кому бы то ни было. Все время сторонился, старался просто и незаметно жить, чтобы никуда не влезать. Считал, что ему, старику, уже поздно куда-то лезть и что-то менять в своей жизни. А тут произнес «НАС».

— Хм… нас.

Произнес это слово снова сначала вслух, а после несколько раз про себя, словно пробуя на вкус. Вроде бы оно не вызывало никакого отторжения, казалось естественным.

— Нас, и правда, стало много.

Гольцман уже другими глазами огляделся по сторонам, высматривая идущих рядом бойцов, командиров. Узнавал знакомых, кивал им, махал рукой. Вон в стороне шел Егорыч, пожилой медбрат с госпиталя, еще недавно собравшийся натуральным образом помирать от обострившегося гастрита. Страшно мучился, уже в петлю лез от диких болей, а выпил заветного отвара и все, как рукой сняло. Вперед виднелась широкая спина Дорожкина Николая, старшего лейтенанта из соседней артбатареи. Ему во время артналета осколками позвоночник наглухо перебило. Натуральная деревянная колода: ни сидеть, ни стоять, ни рукой пошевелить не мог. В тыл бы отправили, если бы не сержант с его снадобьями. И остальные, в кого пальцем не ткни, также сержанту обязаны.

— Мы… все его крестники.

Яков Моисеевич так и называл себя и их — крестниками. Ведь, им, словно после крещения, дарили совсем другую жизнь.

— А сержант, значит, крестный… или даже креститель.

Сказал и забыл, хотя дальнейшие события покажут, что старый еврей не так уж и далеко был от истины.

— Креститель, надо же… Кто же ты такой на самом деле? — бурчал едва слышно, словно сам с собой беседу вёл. — Скрытный, с виду деревенщина, а гонора на генерала хватит. Странно…

Бросил быстрый взгляд вокруг. Людей стало больше, что уже не удивляло, а пугало.

— И слушаются ведь. Скажет, чтобы с обрыва прыгнули или пулю в лоб пустили, без раздумий сделают. В самом деле судно…

Тут он усмехнулся.

— А сам-то? Не прыгнешь? — и сразу кивнул, сам и отвечая на свой же вопрос. — Черт, прыгну, как и все другие прыгну.

Да, именно так, и никак иначе. Получается, что без всяких раздумий сделает то, что ему сержант скажет.

— Сделаю, конечно, сделаю.

И объяснить эту готовность он никак не мог. Не сумасшествие, не безумие или цыганский гипноз. Это было что-то совсем другое, не осязаемое, не видимое, но остро ощущаемое, как должное и неотвратимое. Эту готовность Зальцман видел в глазах бойцов, командиров, их разговорах.

— И правда, Креститель, выходит, — в его голове снова всплыла недавняя мысль о сержанте, как о вожде, начале чего-то нового. — Ведь, похож…Черт, а не с ума ли я схожу? И они тоже заодно?

Люди тем временем продолжали идти, в полной темноте, без лишних звуков. Казалось, между деревьями скользили бестелесные тени к некой цели, которая ведома лишь одним им. Величественное, и в то же время жуткое зрелище.

— Не-ет, нет. Это было бы слишком просто и легко, — еле слышно засмеялся доктор. — Просто мы, люди, всегда верим в чудо и ждем его… Будь мы коммунистами, белогвардейцами или нацистами, мы все равно верим в невероятное и особенное.

Гольцман кивнул этой мысли, показавшейся ему невероятно разумной.

— И, похоже, среди всего творившегося дерьма, мы нашли это чудо.

Безвестный сержант, возникший совершенно ниоткуда, стал для сотен людей самым настоящим чудом, в котором во едино слились и сакральная сила, и сказочность, и невероятная тайна.

— И чудо в том, что он заставил нас поверить — мы не умрем на этой проклятой войне, мы обязательно победим и вернемся домой… Точно, заставил поверить.

Он снова кивнул, еще раз соглашаясь с собой. И, действительно, все, с кем бы он ни говорил, истово верили, что сержант обязательно вытянет его из могилы. Верили, что не бросит умирать, а вытащит обратно.

— И я верю… Черт, мне кажется, я снова начинаю верить в Бога… Вроде бы, в Бога…

Овраг тянулся на десятки верст вглубь леса, где-то там соединяясь с болотом. Данным давно здесь проходило русло реки, со временем оставившее глубокий овраг с песчаным дном. Обрывистые стенки заросли искривленными соснами, гребень оврага — раскидистыми дубами, превращая это место в сокрытый от всех, затерянный «остров».

— Хоррошо… Почти как дома.

Риивал устроился в глубине громадного выворотня, раскинувшегося во все стороны мощными узлами корней. Словно кресло деревянные плети скручивались вокруг его тела, защищая от ветра и холода.

— Хоррошо…

От земли, пропитанной водой, тянуло сыростью. Остро пахло грибами и мхом. Запахи казались родными, знакомыми, сопровождавшими еще кроху Риивала с самого детства в глубоких пещерах Азарота. Оттого он и выбрал это место для встреч со своими людьми. Слишком уж тут все напоминало ему покинутый дом и оставленную жизнь. Стоило лишь закрыть глаза, и его захлестывали воспоминания.

— Как дома…

Хотя сейчас Риивал занимало совсем другое. Его беспокоили мысли о будущем тех, кто пошел за ним. Как истинный дроу он никак не мог видеть в местных людях ровню. Пришествие Темной госпожи должно было обернуться наступлением Новой эры, в которой людям отводилось незавидное место и их участи можно было лишь посочувствовать. Но, как воин, он мог сказать и другое слово — слово «Нет».

— Хумансы… не неразумные твари… Воины, хоррошие воины… Не дроу, но воины… Сильные, смелые, держат слово…

Говорил негромко, с долгими паузами. Непросто было такое признавать тому, кто всю свою жизнь в людях видел лишь хумансов, жалких подобий дроу. Еще тяжелее было решить, кем они стали для него или кем могут стать. Кто они — слуги, ближники, боевые товарищи или просто попутчики на время? И от ответа на этот вопрос зависело то, что случится потом. Ведь, возвращение темной госпожи не за горами.

— Достойные враги и дру…

Могли ли они быть ему ровней? Мог ли человек стать товарищем дроу? Если бы речь шла о лопоухом эльфе из горных или лесных королевств, то думать нечего было бы. Эльфы вечные враги дроу, что известно с начала времен. А вот люди…

— Таких и убивать достойно…

За то недолгое время, что он провел здесь, под его руку встали десятки и десятки людей, готовых следовать за ним в огонь и воду. Каждый из них прошел тяжелое испытание, не посрамив своего учителя. Многие пришли с охоты с такими трофеями, что мог бы позавидовать и охотник темного народа. Так кто они для него лично? И какова их судьба в будущем? Тянуть с ответами больше было нельзя. Поступь Темной госпожи все громче и громче, пришествие Ллос все ближе и ближе.

— Хумансы…

Лишь вчера Риивала осенило, как он должен поступить. Выход был с одной стороны невероятно изящным, а с другой совершенно не противоречил древней традиции темного народа. А традиции для дроу, как известно, значили очень и очень много.

— Да, да, так будет лучше.

Он обратился к священным текстам древней книги темного племени — Наследие предков, письмена которой, как говорили старики, начертаны кровью старейшин, а бумагой стали их кожа. Несмотря на прошедшее время Риивал помнил едва ли не каждую страницу.

— И сказано Великим Малагаром, что, оказавшись в одиночестве в адских землях Ксарна, обители потерянных душ, он не пал духом, а объявил себя правителем этих земель и главой новой семьи… А здесь разве не адские земли? — улыбнулся Риивал, радуясь своей изворотливости. — Разве я не в одиночестве? Здесь больше нет тех, кто носит гордое имя дроу. Чем не повторение славного пути Великого Малагара, героя из героев?

Может это и было сродни крючкотворству, но другого пути Риивал просто не видел. Все другое вело лишь к беде, к большому горю.

— Решено. Я, Риивал Следопыт из благородного Дома До’Урден, объявляю о своем решении основать благородный Дом Малвик и стать его Первым главой.

Как и следует традиции, Риивал трижды размеренно повторил эту фразу, чтобы любой мог оспорить его решение.

— Я, Риивал Следопыт из благородного Дома До’Урден, объявляю о своем решении…

И после третьего раза ответом ему была тишина. Молчали деревья, кустарники, звери и птицы. Стих даже ветер, словно чтя древний обряд основания нового благородного дома темного народа.

— Благородный Дом Малвик приветствует и заявляет о себе, — прозвучал еще одна ритуальная фраза. И пусть ее никто кроме него не слышал, но традиция была соблюдена. — Глава благородного Дома Малвик Риивал Следопыт приветствует и заявляет о себе.

И теперь пришло время следующего шага, который должен был навечно связать его людей с судьбой дома Малвик, сделав их частью темного народа. Как глава дома, он волен был принимать в свою семью ее новых членов, которые могли и не быть урожденными дроу. Такое уже случалось в истории не раз, когда в благородные дома входили другие существа, признанные по своим заслугам равными дроу. Значит, пришло время повторить историю.

— Когда придет Темная госпожа, то ее встретит тысячи верных подданных, готовых с честью нести волю дроу во все стороны света этого мира…

Риивал вскочил с места, сверкая глазами. Видение тысяч и тысяч дроу, склонившихся перед Благословенной Ллос, не могло не впечатлить госпожу.

— Это все в твою честь, Благословенная Ллос. Только в твою…

Дроу почтительно склонился при упоминании одного из священных имен Богини.

— Приди во всей красе и силе…

Теперь с каждой новой жертвой ее присутствие ощущалось все сильнее и сильнее. Риивал видел это в растущей силе своих чувств, мощи тела. Прежде немощное тело обычного человека менялось на глазах, давая ощущение невероятной физической силы. Он уже был физически сильнее любого из тех, кого знал. Марш в полной экипировке, многочасовые изматывающие походы в тыл врага, переноска на себе взятого в плен «языка» ощущалась легкой прогулкой, что шокировало разведчиков и служило предметом самых невероятных сплетен. Про его зоркое зрение, изумительное обоняние, вообще, не шутил только ленивый. Мол, сержант пройдет по следу там, где без сил свалится десяток псов.

Но главным подарком Богини, конечно же, была власть над ее нижайшими слугами. Самые разные паукообразные стали его продолжением, чем Риивал еще только учился владеть. Находясь еще в самом начале своего ученичества, он исполнял пока лишь трюки, наподобие тех, которые показывают фокуснике в цирке. Но все еще было впереди.

— Пора…

Дроу почувствовал, как лес наполнялся теми, кто вскоре станет частью его семьи, началом и фундаментом нового Дома дроу. Десятки и десятки людей шли в его сторону.

— Пора…

Риивал одним движением взлетел на верхушку выворотня, где и вытянулся во весь рост, словно на сцене.

— Благословенная Ллос, благородный дом Малвик у твоих ног, — дроу склонил голову. — Прими новых сыновей под свою руку.