Предместья г. Слобожаны. Линия укреплений.
Ночь, как и бывает в июле, наступила внезапно. Вот только что было еще светло и можно было разглядеть очертания деревьев вдали, и вдруг сверху, словно покрывало кинули. Руку вытянешь, ничего не разберешь.
— Кхе, кхе…
Из засыпанного землей окопа, где застыл сгоревший немецкий танк, высунулась черная рука с потрескавшейся кожей на пальцах. Истово дергаясь из стороны в сторону, она пыталась вцепиться в горелую землю. Ударяла снова и снова, словно плетью.
— Кхе…
Наконец, показалась макушка со невообразимо спутанной шевелюрой. Земля уходила вниз, медленно, словно не желая выпускать, выталкивая наверх свою добычу.
— Кхе, кхе, — хрипло кашлянула голова, отхаркивая из рта землю. — Кхе…
Не успел затихнуть кашель, как раздалось странное шипение, в котором угадывался человеческий голос:
— Хор-р-рошо…
Он был хрипящий, очень низкий и источал полнейшее удовлетворение. Еще удивительнее казалась широкая улыбка на чумазом лице «покойника», что только что вылез из земли. Ничем иным, как бесконечное счастье, эти эмоции и назвать было нельзя.
— … Я чувствуя… тебя, госпожа, — шевелились искусанные в кровь губы, напоминавшие сейчас две кровавые полоски сырого мяса. — Чувствуя…
Не переставая улыбаться, «покойник» начал выбираться дальше. Медленно, цепляясь скрюченными пальцами за землю, он вылазил из обрушившегося окопа. Окажись где-то рядом другой человек, его точно бы хватил удар от увиденного. Из земли, словно из норы, выкапывалось жуткое создание с конечностями, гнущимися самым невероятным способом. Оно загребало землю, вертелось, дрыгало конечностями, снова и снова пытаясь подняться.
— Получилось, у меня получилось… Я чувствуя это…
Риивал глубоко и медленно вдохнул. Погрузил пальцы в рыхлую землю, зачерпнул ее и осторожно поднес к лицу.
— Да…
Землю, и правда, пахли по-особенному. Через густой земляной запах, густо сдобренный порохом и гарью, пробивался что-то пряное, щекочущее ноздри. Дроу улыбнулся; этот запах напомнил ему извилистые тоннели родных подземелий. Точно также пах воздух, стены и земля в святилище Благословенной Ллос.
— Получилось, — блаженное выражение не сходило с его лицо. — Подношение принято…
Сомнений в этом не было. Гекатомба состоялась, и сотни земных душ ушли за Край, навечно став служителями Темной госпожи. Очень хорошее подспорье для той, кто заперт вне времени и пространства без надежды на вызволение.
— Хор-р-рошо.
Дроу едва не мурлыкал, наслаждаясь охватившими его ощущениями. Откат от такого ритуала был особенно силен, и в то же время непредсказуем, отчего редкие хранители темного племени рисковали его проводить. Слишком силен был риск не совладать с последствиями. Вот и сейчас Риивал рисковал испытать все это на себе.
— Хор-р-рошо.
Он снова ощущал себя тем, кем когда-то был. Он дроу, охотник Темного племени, именем которого враги пугают своих детей. Тело снова казалось переплетенным из узловатых мышц и сухожилий. Невероятно обостренным чувствам позавидовали бы и дикие звери. Риивал видел так, словно вокруг был ясный день, а не глубокая ночь. Слышал звуки, которые были недоступны человеческому уху. Различал малейшие запахи, приносимые ветром. Это ощущение самости, невероятной силы и были той опасностью, что подстерегали вершителя древнего ритуала. Образ всемогущества удивительно коварен, иногда заставляя совершать поразительные вещи, а иногда просто вел к гибели.
— За этим подношением, Темная госпожа, будут и другие, — оскалился дроу, показывая зубы. — Много других… Больших и малых…
Вдруг Риивал затих, встав, словно зверь на охоте, в стойку. Ноздри с шумом вдохнули воздух. С готовностью наклонился вперед, повернув голову в сторону запада. Там что-то было.
— Хуманс-с-с, — облизнувшись, прошипел он и потянулся за ножом. — Я же обещал тебе, Темная госпожа, что будут и другие подношения.
Пригнулся, коснувшись земли и руками. Натуральный паук, только гигантских размеров. И, прижимаясь к земле, юркнул в сторону осторожных звуков.
Темнота — не помеха. Дроу, словно скользил по земле, едва касаясь ступнями и ладонями. При малейшем постороннем звуке, шорохе его тело тут же замирало, сливаясь с окружением — холмиками, травянистыми бугорками, рвами. Казалось, не человек двигался, а бестелесный дух.
— … Wer ist da?
Блеклый свет фонарика скользнул по земле, но немец так ничего и не увидел. Часовой решил, что показалось. Снова повесил карабин на плечо и отвернулся, за что и поплатился.
— Хр-р…
Вновь раздался еле слышный шорох, и часовой тут же ощутил у горла холодный метал, через мгновение сменившийся ощущением огня. Тело начало оседать, заливая землю горячей кровью из перерезанного горла. В грязи блеснул кусочек металла продолговатой формы — обыкновенный солдатский жетон, который тут же был схвачен.
Следом за часовым отправился за Край полный связист, вышедший из палатки по нужде. Подслеповато щурясь, он добрался до выгребной ямы, куда в крови и свалился.
— Потерпи, Темная госпожа, потерпи…
Дроу уже не мог остановится. Охотничье возбуждение охватило все его тело, не давая остановиться. Подобно дикому зверю, он уже не размышлял, а лишь охотился на новую и новую добычу.
— Потерпи…
Вновь сделал стойку, почуяв жертву с другой стороны. Там у танкетки бродил сонный часовой, то и дело шумно зевавший и жаловавшийся на свою судьбу.
— … Oh, main Gott… Хр-р-р…
Оказавшись у железной громадины танка, он вдруг захрипел и свалился на землю. Отрезанная голова медленно покатилась к гусеницам, оставив после себя на траве еще один жетон. Рука с скрюченными пальцами сразу же метнулась к нему, хватая блестящий кусочек металла.
— Глупые хуманс-с-с-сы…
Перемазанный в крови с головы до ног, дроу счастливо улыбался. Эти жертвы стали достойным завершением древнего ритуала. Хотя, почему завершением? Прислушавшись к себе, он упрямо покачал головой. Жажда глубоко внутри него и не думала проходить, а требовала все новой и новой добычи.
— Хумансы… слабые… глупые, — в глазах сверкнул нечеловеческий огонек, а язык медленно слизнул кровь с лезвия ножа. Дроу все еще «не отпускало». — Где вы прячетесь?
Не чувствуя движения, он направился к ближайшей палатке. Застыв у темного края, осторожно разрезал ткань и пролез внутрь. Спящие солдаты даже почувствовать ничего не успевали, так быстро взлетал и опускался нож. Одно движение и горячие брызги летели на ткань палатки, второе движение и все повторялось.
… К исходу ночи Риивала наконец начало «отпускать». Сначала пришла дикая головная боль, а с ней и жуткая усталость. Руки и ноги налились свинцом, став неподъемной тяжестью. Сами собой закрывались глаза.
От недавнего легкого стремительно шага не осталось и следа. Ему пришлось опуститься на четвереньки и ползти.
— … Эй, кто идет⁈ Обзовись, а то стрельну! — настороженным возгласом и клацаньем затвора встретили Риивала у советских окоп. — Братцы, глядите…
Силы оставили Риивала в аккурат у бруствера, где его обессиленное тело и подхватил часовой, а потом и прибежавшие на помощь бойцы.
— Вымазался, как сви… — фыркнул кто-то и тут же икнул от удивления. — Мать вашу, это же не грязь! Б…ь, кровь! Он же весь в крови! Раненный…
— Точно раненный! Вона крови сколько натекло, как с хорошего телка. Где дохтур? — кричал кто-то, с силой размахивая рукой. — В брюхо, похоже, поранили… Эх, сержант, сержант…
В четыре руки с дроу начали снимать гимнастерку. В крови, ткань, как из металла стала. Чтобы, не дай Бог, рану не потревожить, пришлось ножом резать.
— Где рана? Чего орете? Кожа чистая, ни царапины, ни синяка… А это что за мешок в руках? Тяжелый. Черт, вцепился, как пёс. Помогите кто-нибудь.
Небольшую котомку, с трудом, но вырвали из рук лежавшего без движения тела. Бросили на землю, а там что-то звякнуло.
— Патроны что ли? Ну-ка, развяжи… — боец развязать шнурок, заглянул и тут же выронил потомку. — Ох, мать моя женщина! Это же солдатские жетоны!
Блестящие кусочки металла с выбитыми на них цифрами и буквами тут же рассыпались по земле.
— Б…ь, сколько их тут? Сотня, две, может три?
А в ответ молчание. Бойцы стояли вокруг и напряженно смотрели себе под ноги, не зная что и думать. Ведь, на земле лежали индивидуальные жетоны немецких солдат, которым положено находится совсем в другом месте — у самих немцев.
— Вашу мать, теперь понятно, чья это кровь, — медбрат сказал это и осекся, увидев обращенные на себя взгляды. — Так я же ничего… Это же он.
г. Бердск. Место дислокации остатков 6-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Болдина
Ординарец уже второй раз напоминал Жукову, что самолет заправлен и готов к вылету в Москву. Но в ответ лишь получал неопределенный кивок головой от начальника генерального штаба, уже больше часа корпевшего над огромной картой боевых действий. И при заходе в третий раз картина оставалась неизменной: с карандашом в руке генерал склонился над столом, рядом стояла кружка с давно уже остывшим чаем.
— Товарищ гене… — обиженно начал было ординарец, но под бешенным взглядом затих и ретировался восвояси, тихо прикрыв дверь за собой.
Жуков же вновь углубился в безрадостные размышления, от которых хотелось пустить себе пулю в лоб.
Синий карандаш, только что чертивший линию обороны, вдруг хрустнул от сильного нажима и оставил не красивую жирную запятую.
— Черт, — чертыхнулся он, со злостью откидывая в сторону сломанный карандаш. — Один к одному…
Ситуация была совсем швах. Минск, и сомнений в этом не было никаких, пал. Маячившее перед Белостокской советской группировкой войск окружение стало реальность, а это не меньше полумиллиона рядовых бойцов и командиров, не считая тысячи единиц самой современной техники.
— Вот тебе и по воевали…
Полностью провалились все попытки организовать контрудары во фланги наступавшей по центру немецкой группировки войск. Красивые синие стрелки, демонстрирующие эти контрудары на карте перед ним, сейчас казались полной насмешкой.
— Все оказалось бес толку.
Планировавшийся мощный удар бронированным кулаком из тысячи танков на деле оказался лёгкой пощечиной, нанесённой раскрытой ладонью. Под непрерывными ударами с воздуха никакой концентрации резервов не случилось. Вдобавок были потеряны сотни машин от поломок, нехватки боеприпасов и горючего. В результате в бой приходилось вступать по частям, не зная, что делает и где находится твой сосед.
— А, главное, как бежим, как бежим, — горько усмехнулся хватая новый карандаш. — Скорее драпаем. За три недели прости триста вёрст успели на восток от махать… Вот тебе и малой кровью.
Настоящим бедствием стала паника, из-за которой бойцы ротами покидали хорошо укреплённые позиции, бросали совершенно исправную технику. Именно такой вопиющий случай сейчас и рассматривал трибунал в соседней комнате. После гибели командира и возникшей после этого паники почти два полка бросило свои укрепления и отправилось в тыл. По дороге в добавок заплатили в лесу, разбрелись.
— Все, хватит! — устав от бесплодных размышлений, он, наконец, хлопнул ладонью по столу. Нужно было снова возвращаться в Москву, здесь делать было больше нечего.
Но, выйдя из комнаты, спешить не стал. Остановился у соседних дверей, привлеченный громкими голосами.
— … Я принял абсолютно правильное решение, полностью оправданное советской военной наукой. После гибели генерал-майора Солянкина я принял командование остатками дивизии на себя и должен был сохранить личный состав и материальную часть. Единственным верным решением в той ситуации был отход, что нами и было сделано, — уверенно вещал лысый крепыш с лычками полковника, сидевший перед военной коллегией трибунала. — К тому же с дивизионных складов мы вывезли все, что смогли. Остальное же уничтожили, чтобы не досталось врагу.
Жуков, застыв у косяка двери, скрипнул зубами. В другое время и в другом месте он бы, наверное, смог понять и может быть даже оправдать полковника Кравченко. Ведь, одна из задач командира не ввязываться в невыгодный для себя бой, а создать такие условия, чтобы невыгодным он стал для противника. Азы военного искусства, которым, к сожалению, немецкое командование владело гораздо лучше советского.
Сейчас же все кардинально изменилось. Все предыдущие планы, расчеты пошли к черту. И от бойцов и командиров требовалось лишь одно — на своих позициях стоять на смерть, чтобы дать возможность в тылу выстроить новую линию обороны. А полковник Кравченко же…
— Никто на моем месте не сделал бы лучше. Слобожаны совершенно не приспособлены для обороны, особенно против моторизованных сил врага, — обвиняемый и не думал признавать вину, яростно защищаясь. Причем убежденность в его голосе не просто не убавилось, а скорее прибавилось. Похоже, заметил молчание Жукова и принял его в свою пользу. — Для успешной обороны там нужны были силы, превышающие наши в три, а то и четыре раза с приданными артиллерией и танками. В моем же распоряжении было чуть больше двух полков и одна батарея гаубиц, на которые, заметьте, было лишь по два боекомплекта. Поэтому, готов повторить многократно и в любом месте, что никто другой бы на моем месте не добился большего.
Громко кашлянув, Жуков переступил порог, пересек комнату и оказался прямо напротив обвиняемого.
— Почему же никто не добился? — усмехнулся он, взглянув прямо в глаза полковника. — Не так давно я сам лично разговаривал с этим человеков. Прямо сейчас в городе Слобожаны держит оборону недавно сформированный 101-ый полк полковника Захарова, примерно полторы тысячи рядовых бойцов и командиров. И, представляете, в разговоре он даже не заикнулся про отсутствие укреплений, нехватку личного состава и боеприпасов. Он лишь спросил сколько должен держаться его полк.
Глядевший исподлобья, Кравченко потемнел лицом. Явно надеялся, что ему удастся убедить трибунал в своей правоте, и ему дадут еще один шанс.
— И мне только что доложили, что полк полковника Захарова успешно отбил попытку противника сходу ворваться в город. Причем сделал это с большими потерями для немцев, что уже подтвердила авиаразведка. Вот так-то, гражданин Кравченко…
При слове «гражданин» у обвиняемого дрогнули плечи. Из него, словно вынули стержень.
— Значит, и вы могли своими силами организовать оборону так, чтобы встретить врага во всеоружии. Но вы запаниковали, испугались за свою шкуру, — Жуков уже забыл о том, что в другом времени и месте этого полковника можно было понять и оправдать. Сейчас он видел перед собой лишь паникера и труса, действия которого могли привести очень серьезным последствиям на этом участке фронта. Ведь, он был не просто рядовым красноармейцем или комроты, а возглавлял крупное воинское соединение, неполную бригаду, по-хорошему. — Вы даже не смогли грамотно организовать отход. В городе было сожжено много продовольствия, боеприпасов. Вы вывезли лишь каплю в море. Вдобавок, заблудились в лесу, где плутали больше суток.
Покачав головой, Жуков резко развернулся к членам военной коллегии трибунала.
— Думаю, товарищи, картина абсолютно ясна, — сухо подытожил генерал. — А теперь продолжайте без меня, сегодня я должен быть в Москве.
Кивнув, он вышел из комнаты. Ожидавший его у здания ординарец облегченно выдохнул при виде генерала.
— Пусть заводят, — бросил Жуков, направляясь к самолету.
Быстро взобрался по лесенке в самолет и сразу же углубился в свои записи. По прилету нужно будет немедленно прибыть в Кремль для доклада об обстановке на местах, а для этого следовало подготовиться.
— Взлетаем, товарищ генерал, — донеслось из кабины, и взревели двигатели, заставляя машину сотрясаться от хвоста и до самого носа.
А через минуту Жуков уже и думать забыл обо всех недавних событиях, сосредоточившись на своих соображениях. Но, задержись в штабе хотя бы на пол часа, он наверняка бы узнал еще кое-что любопытное о г. Слобожаны и оборонявшем его 101-ом полку. Ведь, именно в этот самый момент в штаб звонил тот самый полковник Захаров и докладывал о странном поведении противника. После неудачной дневной атаки немцы почему-то решили отойти от города, хотя недостатка в силах они явно не испытывали…
Кстати, есть еще пара необычных книг о 41-ом.
ПЕРВАЯ о друиде, населившим белорусский лес живыми чудовищами и натравившим их на немцев. https://author.today/reader/262130/2357408
ВТОРАЯ о физике из будущего, с помощью плазмомета испепелявшего немецкие танки, самолеты, эшелоны и целые города https://author.today/reader/314768/2871650