Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Глава 31 И что теперь?

Москва

Главарь разгромленной банды выглядел жалко. От вальяжного, неприступного вида не осталось следа. Валялся на спине, руки и ноги связаны, лицо покрыто синяками, запекшейся кровью. Смотрел исподлобья глазами побитой собачонки. Казалось, чуть-чуть и заскулит.

— Все скажу, только не убивай, — он дёрнул связанными руками, вытягивает их перед собой. Мол, я связан и никуда ни денусь, даже если попытаюсь. — Я ведь со своими людьми только пошуметь должен был, чтобы охрану Сталина отвлечь. Там переезд один есть, где удобнее всего напасть. Вот там мы и должны были с волынами пострелять… Ты чего, чего удумал?

Риивал, внимательно слушавший все это, качнулся вперёд. Нож в его руке коснулся щеки бандита и медленно пополз вниз, оставляя за собой кровавую полоску.

— Стой! Стой, говорю! — главарь замер без движения, со страхом косясь на нож. Клинок уже почти сполз к подбородка. — Пару месяцев назад заявился ко мне один дядя, передал привет от старого приятеля и предложил обстряпать одно нехилое дельце. Сразу золотом подогрел. Вот.

Он осторожно засунул руку под матрас и вытащил оттуда увесистый мешочек. Несколько раз тряхнул его, вслушиваясь в металлический звон содержимого.

— Я и согласился, а чего бы нет, — медленно высыпали содержимое на пол. Тонко позвякивая, покатились десятки колечек и перстней. Рядом легли массивные золотые цепочки, браслеты с камнями. — Никто бы артачится не стал, любой бы согласился. И ты бы в отказ не пошел…

Не соглашаясь, дроу качнул головой. Над тёмным народом, так издавна повелось, золото не имело той власти, что оно имело над людьми.

Его ценность признавали, но никогда ему не поклонялись, считая презренным, «людскими» металлом. Оттого и в алтаре Тёмной богини не было ни единого кусочка золота.

— … Мне сказали, набрать кодлу рыл в тридцать и ждать сигнала. Вчерась уже оружие привезли — винтари и автоматы. Все новье и в смазке. Патрон, вообще, не меряно. Подожди, подожди, ещё форма есть! Все там, в сенях сложено! Я покажу, покажу…

Главарь так рьяно косил в ту сторону глазами, что Риивалу стало очень любопытно.

— Вон те мешки с формой, — у двери, и правда, лежали плотно набитые тюки. — Сейчас, сейчас покажу.

Он шестой рванул завязки, раскрывая первый тюк, и начал вытаскивать оттуда тряпье.

— Во! Половину уже мой парни забрали…

— Что это?

Риивал молча рассматривал вынутую одежду, сразу же отмечая её странность. Цвет ткани похож на болотный с зеленоватыми и бурыми разводами. Непонятные кепи на голову такого же непривычного цвета.

Касаясь ткани рукой, Риивал никак не мог отделаться от ощущения, что где-то уже видел эту форму.

— Видишь, видишь?

И тут до него дошло, что у него в руках.

— Егеря…

Конечно, же, он уже видел людей в этой форме. Именно их, егерей Вермахта, Риивал гонял по болотам и резал одного за другим. Но, откуда здесь такая же одежда?

— Откуда это?

Нож сам собой нырнул вперед, замерев у самого глаза главаря.

— Я… Я… же говорил, — заикался тот, вжимаясь в стену. — Фраер один притаранил. Сказал, нужно пошуметь… завтра вечером. После дела обещал ещё столько же рыжья отва…

Большего сказать не успел. Лезвие ножа резко дернулось и, пройдя через глазницу, пригвоздило его голову к бревенчатой стене.

— Слишком много говоришь, — поморщился дроу.

Все, что было нужно, он уже узнал. И теперь ему нужно было решить, что делать. Он мог прямо сейчас отправиться к железной дороге и на очередном перегоне пробраться на состав. К следующему утру уже мог быть в родных местах и закончить ритуал. А еще мог проверить, что за нападение готовится завтра.

Задумался. Слишком велики были соблазны. Выбрав первое, уже через двое суток сможет провести ритуал Вызова. Тёмная госпожа сможет прийти в этот мир. Решившись на второе, он встретится с множеством врагов, жаждущих его смерти.

— Интересно… Очень интересно… Много врагов или ритуал?

Хищно облизнувшись, словно дикий зверь перед добычей, Риивал задумался. Ритуал не просто важен, это конец пути, на котором его встретит Тёмная госпожа. Но и пасовать перед врагом он тоже не мог, что стало бы бесчестием в его же собственных глазах. Ведь, древний закон недвусмысленно гласил: встретив опасность, иди ей на встречу, а встретив смертельную опасность, беги в ее сторону.

— … Ритуал никуда не денется, а лишние жертвы никогда ещё не мешали, — в предвкушении он зацокал языком. — А я чую, их будет не мало…

То, что дроу узнал, было ему очень хорошо знакомо и называлось очень просто и емко — измена! В его родном мире такое часто встречалось, особенно в людских королевствах. За увесистый кошель золота те с радостью открывали ворота сторожевых застав, показывали тайные тропы через перевал или приносили связанных командиров. И этот мир ни чем не отличался.

— Заплатили отребью, чтобы оно сделало всю грязную работу. Сами же, как грифы-трупоеды, придут после…

Переодеть бандитов в чужую форму и выдать их за других, это очень сильный шаг. Здесь и сейчас очень много говорят о немецких парашютистах. И если только пойдет слух, что где-то видели вражеский десант, то настанет серьезный переполох. Заговорщикам только останется нанести последний удар, после свалив все на врага. Очень просто и даже изящно.

— Большей врагов — больше жертв и чести… Это очень хорошо.

Риивал оглядел залитую кровью комнату, и снова облизнулся. Судя по числу валявшихся тел, врагов ещё хватало. Он насчитал девятерых, а, значит, на перегоне должно было собраться ещё два-три десятка. Не стоит забывать и про заговорщиков, которые тоже будут где-то рядом.

— Славная будет гекатомба в твою честь, Благословенная Ллос. Сильные воины станут служить тебе, пока ты не вернешься.

Подмосковье

Путь привычный, хорошо известный. Дорога без выбоин и колдоебен тянулась прямой лентой вперёд, без всяких поворотов. Свет фар освещал летевшую впереди машину сопровождения. Позади них чуть отставал грузовик с охраной. Беспокоиться причин не было — все шло, как и всегда в последние дни. Водитель, серьезный крепыш, спокойно смотрел вперёд и давил на педаль газа.

— Михаил, скоро будем на месте? — пошевелился на заднем сидении Сталин. Устал за день, хотелось пройтись по саду, посидеть в вечерней тиши.

— Скоро прибудем, Иосиф Виссарионович, — не поворачиваясь, кивнул водитель. Через мгновение он надавил на педаль сильнее, заставляя автомобиль ускорится. — Через пару километров будет железнодорожный перегон, а за ним рукой подать.

Сталин молча качнул головой. И правда, оставалось всего ничего. Десять-пятнадцать минут, и он окажется на даче, где сможет отдохнуть.

Коснулся шеи и с наслаждение потянулся. Чуть хрустнули позвонки, и мышечный зажим сошёл.

— Вот и перегон показался, Иосиф Виссарионович, — послышался радостный голос водителя. — Теперь уже скоро.

Ехавший впереди автомобиль вильнул и скрылся за деревьями, из-за которых выглядывает покосившаяся крыша будки обходчика.

Сталин засунул в портфель толстую пачку бумаг и щелкнул замком. Незачем сейчас портить зрение, если скоро можно спокойно изучить их в своём рабочем кабинете.

Поглядывая на разбухший портфель, устало вздохнул, понимая, что и на даче, похоже, отдохнуть не удастся. До утра нужно будет изучить предложения по ленд-лизу, понять, что просить, и что отдать взамен. И вопросов тут было больше, чем ответов.

— Подожди… Сбрось скорость немного. Видишь, они остановились…

— Может чего-то случилось…

Задумавшись, Сталин не сразу сообразил, что их автомобиль начал замедляться. Водитель и охранник впереди о чем-то шептались и до него доходили лишь отдельные слова.

— Что там? — спросил он.

— Что-то на перегоне случилось, — ответил старший лейтенант с переднего сидения, показывая в окно. — Обходчик на перегоне шлагбаум опустил.

Несмотря на опустившиеся сумерки, было видно, как высокая фигура у шлагбаума размахивала керосиновым фонарём перед капотом первой машины.

— Похоже, эшелон идет, — задумчиво приговорил водитель. — Хотя, не видно ничего. Успели бы проскочить.

Старший лейтенант открыл переднюю дверь, вслушиваясь в тишину. Звука поезда почему-то слышно не было. Гул приближающегося эшелона обычно хорошо слышен.

— Странно, ничего не слыш…

И тут тишину вдруг прорезал протяжённый звук пулемётной очереди. Кто-то бил на расплав ствола, и совсем близко от них. В темноте были прекрасно видны огненные сполохи от выстрелов.

— Назад, назад!!! Вертай баранку назад! — подпрыгнув на сидении, дико заорал старший лейтенант. И сам же бросился помогать водителю, поворачивать руль. — Товарищ Сталин, ложитесь! На пол!

Но тот уже сполз вниз, не забыв прихватить портфель. Предварительный договор о ленд-лизе был слишком важен, чтобы его забыть.

— Быстрее крути, пока они грузовиком заняты!

Грузовик с охраной, державшийся позади них, был уже объят пламенем. Из огня с криками выпрыгивали бойцы и сразу же начинали кататься по земле, стараясь сбить пламя.

— Черт, черт, гони! Слева держись…

Заполошная стрельба шла и впереди. Из будки обходчика, превращённый в дзот, бил ещё один пулемёт. Его поддерживали автоматным и винтовочный огнём другие нападавшие. Все вокруг сверкает, гремело.

Кто-то выжил и ещё стрелял в ответ. Жидкие револьверные выстрелы слышались спереди и позади. Но было ясно, что это уже конец. Несколько минут, и их окончательно задавят огнём.

— Товарищ Сталин, товарищ Сталин, — старший лейтенант, похоже, все это уже просчитал. С серым от волнения лицом развернулся назад и протянул револьвер. — Уходите, машине все равно не прорваться. Покажемся из-за грузовика и будем, как на ладони. Пулемётчик точно не промахнётся. Уходите в лес, к станции. Тут около пяти или шести километров. А мы попробуем их отвлечь… И оружие, вот.

Сталин несколько мгновений пристально смотрел в глаза парню, а потом кивнул. Схватив револьвер, толкнул дверь и нырнул в темноту.

— Прощайте, товарищ Ста…

Взревел двигатель, заглушая слова лейтенанта, и автомобиль рванул по дороге назад. По нему стреляли и сзади и спереди. Воздух над дорогой наполнился свистом патронов, казалось заполнивших каждый кубический сантиметр. Прорваться было просто физически невозможно.

— Прощайте…

Сталин дёрнул щекой, как всегда делал, когда его накрывало тихой злостью. С такой силой сдал рукоять револьвера, что костяшки хрустнули.

— Прощайте.

За спиной грохнул сильный взрыв, но он уже был за дорогой. С головы слетела фуражка, когда перепрыгивал через канаву. Вдобавок, неудачно приземлился и подвернул ногу. Пока бежал боли не чувствовал, как перешёл на шаг, то ногу, словно огнём обожгла. Точно подвернул, если того не хуже.

— Б…ь!

Какое-то время он ещё пытался ковылять. Даже костыль из подобранной рогатины смастерил, чтобы помогать себе. Бесполезно. Сделав пару десятков шагов, просто рухнул без сил. Боль такая скрутили, что слезы на глазах выступили.

— Черт… Отдохнул на даче…

Увидел, что так и не выпустил портфель с бумагами.

— Хоть это не бросил.

Раскопал рядом с собой ямку в листве и хвое, кинул туда портфель и все это потом засыпал. После, кусая кубы от боли, начал отползать в сторону. Нельзя, чтобы его нашли рядом с тайников.

— Еще немного… Вон к тому овражку.

Конечно, он уже все понял. Судя по наглым действиям нападавших и впечатляющей огневой мощи, их тут было не пять и не шесть человек. Вдалеке были слышны голоса, шаги чуть ли не целого взвода. Естественно, его найдут. Куда он с такой ногой убежит? Дело лишь во времени. Закопаться в листья тоже не получится. Обольщаться по поводу своих способностей к маскировке тоже не стоило.

— Черт, немцы! — ахнул Сталин, когда в неровном свете фонариков разглядел необычную пятнистую форму и странные кепи на головах. Знакомая форма, которую он уже видел на фотографиях немецких десантниках одной из егерских дивизий. — Плохо, совсем плохо.

Сталин вытащил револьвер, который ему дали в машине. Проверил патроны, барабан был полон, все шесть патрон на месте.

— Значит, десант высадили…

Огляделся по сторонам, выискивая подходящее место. Найдя массивное дерево, пристроился к нему спиной и выдохнул.

— Так лучше…

Нет, отстреливаться у него и в мыслях не было. Какой из него стрелок? Одна рука толком не работала, вторая после таких нагрузок дрожала. Чтобы попасть хоть в кого-то, ему нужно было очень сильно постараться. Револьвер нужен был совсем для другого.

— Да… Товарищ Сталин не должен попасть в плен, — тяжело вздохнул, говоря о себе в третьем лице. — Нельзя… Никак нельзя.

Боялся ли он смерти? Нет, не боялся, хотя и некий червячок страха и шевелился где-то глубоко внутри него. Сейчас Сталин скорее чувствовал сожаление, что не смог завершить начатое до конца. Он ведь верил, до сих пор верил, что строит, как и миллионы советских граждан, новое общество, более справедливое чем те, которые были до этого.

— Но ничего, Коба, ничего… За тобой встанут другие, которые продолжат твое дело… Придут настоящие большевики…

Револьвер медленно пошел вверх, стволом приближаясь к голове. Решил, что стрелять лучше в голову. Так надежнее, даже если рука дрогнет. Приставляя пистолет к груди, можно и промахнуться.

— Лишь бы всякие уроды наверх не пробились… Перерожденцы, суки…

Рука чуть дрогнула, когда подумал о некоторых соратниках по партии. Знал ведь, что кое-кто в душе гнилой и смердит, как куча дерьма. Еще с революции таких хватало. Как пиявки, присосались к партии большевиков, чтобы сосать почет, власть. Чистить бы и чистить таких, да все руки не доходили до самого верха.

— Ничего, суки, народ не обманите. Он ведь нутром чует…

Пистолет снова пошел вверх. Прохладный металл коснулся виска. Осталось лишь нажать на курок, чтобы все закончилось.

— Вот и все…

А ведь, когда-то именно такой он видел свою смерть — с револьверов в руке и в окружении десятков врагов. Правда, тогда никто и слыхивать не слышал про Сталина, а знал лишь абрека Кобу, отчаянного большевика и революционера. Ирония судьбы, получается.

— Да, — шевельнулись его губы. — Ирония судьбы.

Указательный палец коснулся спускового крючка и замер. Сталин прислушался к окружающим звукам. Рядом что-то происходило.

— Чего это они?

Свет от десятков фонариков хаотично забегал, то освещая траву и опавшую листву, то стволы деревьев, то их макушки. В голосах нападавших слышался страх, а то и паника. Вдобавок, Сталин мог бы поклясться, что говорили на русском языке.

— Почему на русском языке и в немецкой форме? Диверсанты?

Вдруг грянул винтовочный выстрел, сразу же еще один и еще один. Тут же раздался нечеловеческий вопль, окончившийся жутким хрипом.

Сталин опустил револьвер и начал напряженно всматриваться в темноту. Похоже, кто-то из охраны уцелел и напал с тыла. Конечно, радоваться было еще рано, но все же…

Нападавшие о чем-то кричали, спорили, то и дело слышался мат, было много беспорядочной стрельбы.

— Ничего не понимаю, — Сталин перевернулся на живот и, выставив вперед револьвер, пополз в сторону криков. Стреляться он уже передумал. Ведь, перед ним замаячил шанс выжить. — Чего там происходит, в конце концов…

А происходило что-то явно очень странное. Слишком быстро начали пропадать пятнышки света, оставляемые фонариками. Вдобавок все реже стреляли. Неужели нападавшие по одному сбегали?

— Не может быть, — шептал он, широко загребая руками листву и хвою, чтобы ползти быстрее.

На гребне очередного овражка он не удержался и покатился вниз. Пару раз боком сильно приложился о тянущиеся корни, пока не оказался в само внизу.

— Черт! Б…ь, это еще что?

Не удержался и чертыхнулся, когда со всего размаха вляпался во что-то мокрое.

— Мать его…

Под ним оказалось тело одного из нападавших, о чем говорила и характерна форма и кепи на голове. В темноте светлело задранное к небу лицо с разинутом в крике ртом. Шея была почти перерублена очень сильным ударом. Голова держалась на ошметках кожи и мышц. Вдобавок грудь вскрыта, так ребра все вывернуло в разные стороны. Все вокруг было покрыто кровью, еще теплой, остро пахнущей железом.

Крови и смерти он уже давно не боялся. Но тут было что-то совсем другое.

— Чего здесь, черт побери, происходит? — шептал он, выбираясь из оврага. — Не понимаю…

Прополз еще несколько метров и снова наткнулся на тело. Крупный мужчина, одетый в ту же самую форму немецкого десантника, сидел у дерева с автоматом в руках. Казалось, просто присел. Вот отдохнет немного и снова пойдет в бой. Но здоровенная дыра в груди говорила об обратном — никогда уже он не встанет и никуда не пойдет.

— Ну и силища…

В бурной молодости, чего греха таить, Сталин и сам с ножом «баловался». Пара жандармов на его счету точно есть, за что и загремел в свое время на каторгу. Но тут ножом «не баловались», а работали в полную силу, от души и со знанием дела, что сразу было видно. Сама рана была глубокая, края и разрезы ровные, четкие. О невероятное силище говорило то, что ребра были не сломаны и перерублены.

— Топором что ли…

У Сталина по спине побежал холодок, едва он представил, как где-то рядом крадется неизвестный со здоровенным топором. Еще крепче схватился за рукоять револьвера.

— Тихо что-то очень…

Вокруг, и правда, стало тихо. Ни единого звука не раздавалось — ни шагов, ни хруста веток и шуршания листьев под ногами, ни выстрелов и голосов. Ничего. Все куда-то разом запропастились.

Он с трудом поднялся и, едва опираясь на вывихнутую ногу, поковылял в сторону железной дороги. Неизвестно, что его там ждало, но, как ни крути, выяснить это следовало.

С каждым шагом ему становилось все больше не по себе. Возвращался страх, которого вроде и не должно было быть. Едва ли не у каждого дерева он натыкался на труп в ненавистной форме, выпотрошенный так, что к горлу подступала рвота.

— Не понимаю… — шел и шептал себе под нос. Револьвер был уже давно засунут за пазуху. Все равно не поможет, если неизвестный захочет его убить. Раз уже с этими справился, то с ним, калекой, и подавно справится. — И только ножом…

Сталин не поленился, и проверил каждое тело. Ни в одном из случаев не было огнестрельных ран. Получается, всех этих вооруженных крепких мужчин убили лишь с помощью ножа. Но как такое, вообще, могло быть⁈

— Как?

Он присел о очередного тела — плотного мужчины, висевшего на пулемете, и рассматривал рану.

В этот момент позади него хрустнула ветка, и сразу же раздался негромкий шипящий голос:

— Нравится?