Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Глава 32 Поворот не туда

Подмосковье

Свесившись с дерева, дроу «сверлил» глазами затылок этому человеку. Конечно же, он сразу узнал его. Ведь, картинки с лицом правителя висели здесь едва ли не на каждом углу.

Видят Боги, в лесу тот выглядел, словно сущий ребенок. Шумно дышал, то и дело вздыхал. Громко шуршал листвой при ходьбе, постоянно задевал руками ветки. Могло показаться, что по тропе не идет человек, а пробирается матерый вепрь.

— Нравится? — негромко прошептал Риивал, заставив того вздрогнуть всем телом.

Спрыгнул, мягко коснувшись ногами земли.

— Сержант? — правитель с облегчением выдохнул. Похоже, обрадовался, что его нашел не враг. — Где остальные? Кто из моих выжил? Миша за рулем был.

И он смотрел с такой надеждой, что Риивал чуть не отвернулся. Пришлось, покачать головой.

— Никого не осталось. Живых только двое — ты и я. Все остальные ушли к Ллос…

— Где остальные, сержант? Ты ведь не из охраны? — правитель, похоже, так ничего и не понял. Скорее всего, думал, что подоспела помощь. — Веди к командиру. Мне срочно нужен телефон. Это же немецкий десант! Нужно все здесь прочесать. Пошли…

Но Риивал и не думал куда-то идти. Он молча размышлял, что ему теперь делать. Происходящее, как оказалось, было совсем не рядовым нападением врага. Все было гораздо сложнее, опаснее, а оттого и привлекательнее для дроу.

— Товарищ сержант, почему стоим⁈ — повысил голос правитель, показывая в сторону дороги, где догорал грузовик. — Я же русским языком сказал, что мне нужен твой командир! Мне нужно сообщить в Москву, чтобы прислали дополнительные войска и все здесь прочесали. Кто знает, сколько здесь еще немцев. Я насчитал больше трех десятков…

— Они все мертвы, — недовольно повторил дроу, сверкнув глазами. Неприятно, когда сомневаются в твоих способностях. — Мертвы, как этот, — кивнул в сторону тела с вскрытой грудиной у своих ног. — А туда лучше сейчас не идти. В лес нужно уходить.

Правитель недоуменно вскинул голову. Точно не понял, что здесь и сейчас произошло. Дроу вздохнул: видимо, придется все рассказать.

— Какой еще к черту лес, сержант⁈ Немцы выбросили десант! — глухо зарычал правитель. — Нужно срочно прини…

Усмехнувшись, Риивал покачал головой. После приложил палец к губам и позвал за собой.

— Я покажу…

Судя по шумному дыханию и сдавленным ругательствам, правитель был сильно недоволен. Однако шел за ним, не думая отставать.

— Смотри, форма новая, не обмятая толком, — у одного из трупов, попавшихся им через пару шагов, Риивал присел. Коснулся штурмовки защитного цвета, показывая состояние ткани.

Прошли еще несколько шагов, и дроу снова остановился у очередного тела.

— У этого тоже самое. Все новое, словно только что со склада. Оружие толком еще не стреляло. У одного кстати вот что нашел.

Из заплечной сумки вытащил небольшой продолговатый предмет, напоминавший верхнюю часть камыша с куском стебля.

— Видел, как вот такой штукой машину приложили, — дроу осторожно покрутил штуковину, явно бывшую каким-то оружием. — Летела с искрами, а попала в дверь и не взорвалась. А теперь еще кое-что интересное…

Риивал с хрустом разорвал китель на груди у трупа и посветил туда фонариком. В неровном свете показалась татуировка, синие линии которой отчетливо выделялись на бледно-серой коже. Видно было неровное изображение куполов церкви, какая-то надпись через всю грудь.

— На пальцах наколоты персти, — он поднял кисть убитого. — Никакие это не немцы. Скорее сброд, лагерники и бывшие сидельцы. Вот только откуда у них такое оружие и форма? А у одного из них я нашел вот такое удостоверение.

Перед правителем положил раскрытую красную книжецу с большими черными буквами — «НКВД СССР», на которые вдобавок навел фонарик.

— Оно было у одного из тех, кто сидел в первой машине. Он вышел у переезда и первым начал стрелять в своих. Интересно, почему? — спросил, характерно прищурившись. Мол, а теперь думай, куда лучше идти: к дороге или поглубже в лес. — Так, куда пойдем?

После этого замолчал, понимая, что от услышанного может голова кругом пойти. Ведь, получалось, что нападение организовали не враги, а свои. Причем все было обставлено так, чтобы подумали именно на немцев. Мол, был высажен немецкий десант, который и напал на кортеж. В результате, все убиты. Шито-крыто.

В его мире таким особенно любили «баловаться» эльфийские князья, главные мастера интриг. Бывало такие комбинации проворачивали, что бывшие союзники становились заклятыми врагами и ввязывались в кровопролитные междоусобные войны.

— Слышал, как далеко отсюда один правитель после нападения затаился, никому не сказав, что выжил, — дроу заговорил тихим, вкрадчивым голосом. Он, словно видел мысли правителя, и предлагал ему хитрый план, как наказать врагов. Ведь, предателей Риивал особенно ненавидел, и с удовольствием бы принес в жертву, на что, собственно, он и надеялся — Сам же стал наблюдать, кто из подданных на его место позарился. Понимаешь? После останется лишь прийти и спросить за все.

И тут же с удовлетворением отметил, как вспыхнули глаза у правителя. Видно было, что идея ему особенно понравилась.

— В лес, — глухо произнес тот, сам же первым развернулся и шагнул в кромешную темноту.

Ухмыльнувшись, дроу двинулся за ним. Определенно, их врагов ждали веселые дни и ночи.

Мордовская АССР, село Сургодь

Вечерело. Домой возвращались усталые колхозники. Завершалась уборка хлеба и работа на току особенно выматывала. Оставались далеко затемно, когда уже с ног валились от усталости. Свет немногочисленных керосиновых ламп в руках выхватывал из темноты сгорбленные фигуры мужиков и баб, бредущих по дороге.

— Даню, зайди в правление! — у одноэтажного кирпичного здания с одним единственным окном, из которого светил яркий свет, стоял колхозный бухгалтер. — Давай, быстрее! Про сынка твоего…

Дания Биктякова, едва услышав про сына, тут же про усталость забыла. Припустила по дороге так, что всех попутчиков далеко позади оставила.

Бежала и молилась, чтобы ничего плохого с ее ненаглядным сыночком не случилось.

— Боженька, миленький, помоги ему, — то и дело утирала рукавом слезы, которые и не думали заканчиваться — текли и текли. — Он же один одинешенек у меня. Никого больше нет, совсем нет.

Как вихрь, женщина влетела на крыльцо, где ее уже ждал бухгалтер. Мужчина, подслеповато щурясь, оглядел ее в очки, словно первый раз видел.

— Абзи, я это, я! — едва не вскрикнула она. — Дания Биктякова! Чего там говорил про моего сына⁈

Тот и не думал спешить. Важно подбоченился, затем почему-то снял тюбетейку с седой головы, и только после этого протянул ей руку.

— Абзи, ты чего? — у женщины от таких странных приготовлений аж все внутри упало. — Говори скорее, а то прямо сейчас упаду! — сердечко стучало так, что в ушах гул стоял. — Скорее…

Бухгалтер, не торопясь, с чувством пожал ей руку.

— Хочу сказать тебе спасибо, Дания, — от него, человека в селе всеми уважаемого, такие слова звучали лучше всякой награды. — Хорошего сына ты вырастила. Знаю, что тяжело тебе с ним было. Мыкалась, места себе не находила, от людей его прятала. А, видишь, время все по своим местам расставило. Настоящим человеком, героем твой Равиль вырос.

Биктякова качала головой, смотря на него во все глаза. Толком не могла понять, почему он так говорит. Ведь, ее сынишка самый обычный паренек из села, которого, вообще, никто и никогда не хвалил. С чего сейчас такая честь?

— Вот же я дурень, — мужчина вдруг шмякнул себя по голове ладонью.- Ты же поди ничего и не знаешь. Не знаешь ведь? -женщина на всякий случай снова покачала головой. — Вот только — только с района газету привезли, а там про твоего героического сына пишут. К нам уже с района, а к ним с города [в сельской местности так называли столицу республики] звонили, про твоего Равиля спрашивали. Вот, держи.

Дрожащими руками женщина взяла газету. Слезы капали прямо на большой портрет на первой странице.

— Ты что делаешь? Испортишь ведь! — заметив капавшие слезы, тут же гаркнул на нее мужик- А ну дай сюды! Одну ведь газету на все село прислали, ироды. Нет бы хоть пяток прислать, а они

— Абзи, ты уж сам почитай, а то не могу я, — всхлипнула она, оседая на стул у стены. Силы окончательно ее оставили. — Почитай, что там про моего сыночка пишут. Здоров ли?

Бухгалтер важно кивнул. Затем медленно одел на нос очки с большими стеклами и поднес газету к лицу.

— … Вот тута, значит, — прошамкал он губами, ища нужное место. Видимо, статью с самого начала решил не читать, а остановиться лишь на самом важном. — Проявив невероятный героизм, сержант Биктяков уничтожил командующего второй танковой группой Германии генерала Гейнца Гудериана. Находясь в разведке за линией фронта, наш герой выследил кортеж немецкого генерала, незаметно подобрался ближе и закидал гранатами охранение. Не давая опомнится врагу, остальных расстрелял из автомата… Герой, идить его мать! — расчувствовался старик, прерывая чтение. — А я ведь всегда говорил, что Равиль…

Что он хотел добавить, так и не стало понятно. Бухгалтер снова поднес газету к глазам и продолжил чтение.

— … Обычный советский парень из старинного татарского села, во время службы Равиль проявил задатки настоящего командира. Своим собственным примером воспитывал подчиненных бойцов, помогал советом в случае надобности. Орел! — старик снова отвлекся, кивая сам себе. Видно было, что проникся содержимым статьи. — … Сержант Биктяков совершил более двухсот выходов за линию фронта. Не раз добывал секретные военные документы, успешно выполнял важные правительственные задания, за что был неоднократно приставлен к орденам и медалям. Вот оно как! Неоднократно — значит, больше двух раз! Орденоносец, выходит.

Тем временем в правлении появились еще люди. Кто-то, похоже, прознал про газету с героическим земляком и рассказал соседям, а те, в свою очередь, своим соседям. Сельчане, не будь дураками, побежали в бухгалтерию, чтобы все своими глазами увидеть. Чай, не каждый день дурачок с твоей улицы получал Золотую Звезду Героя Советского Союза.

— Смотри, Дания, сколько людей пришло, послышать про твоего Равиля! — бухгалтер вновь оторвался от газеты и махнул рукой в сторону людей, наполнивших небольшую комнатку. Через открытое окно были видны и другие, которым внутри места не хватило. — А вы, не шумите! — это он уже прикрикнул на сельчан, живо обсуждавших удивительную статью. — Дальше читать буду.

В одно мгновение шум гул голосов стих и все замолчали. Головы, чтобы лучше слышно было, вперед вытянули, заблестели глаза в свете керосиновой лампы.

— Значит-ца… Для вручения Золотой Звезды Героя Советского Союза сержант Биктяков был вызван в Москву, где после торжественных мероприятий должен встретиться с членами Правительства и ЦК Партии… Надо же с самим товарищем Сталиным поручкается, — удивился бухгалтер, протирая лоб от внезапно вступившегося пота. Честно говоря, от таких новостей пот и у остальных сельчан должен был выступить. — Кто бы мог подумать, что наш Рава в Москву поедет с товарищем Сталиным встречаться. Слышите, товарищи? Наш Рава товарищу Сталину жать руку будет!

На Данию Биктяковы в этот момент даже смотреть было страшно. И без того худенькая, она вся осунулась, сгорбилась. Лицо побледнело, заострились скулы. Похоже, и не рада была всем этим медалям и орденам.

— Абзи, — тихонько проговорила она, вставая со стула. — Можно мне на фотографию моего сыночка посмотреть. Хоть одним глазком на родненького гляну.

Старик кивнул, начиная осторожно складывать газету.

— Держи, гляди на сына.

В этот момент с улицы стали разноситься пронзительные гудки, а за ними и крики. Кто-то ехал на автомобиле, гудел в клаксон и орал во все горло.

— Люди, люди! Люди, выходите! Все сюда! — голос был громкий, пронзительный, но изрядно охрипший. Видимо, уже долго так кричал.

— Люди! Все к правлению! Быстрее, быстрее!

Автомобиль с визгом тормозов встал колом, едва не въехав в крыльцо. Из-за руля вылез перемазанный в пыли человек, в котором с трудом узнали председателя местного колхоза.

— Чего случилось?

— Чаво разорался, как оглашенный? План что ли новый сверху спустили. Так еще старый не выполнили…

— Помолчи, старый хрен! — грубо рявкнул председатель и тут же, неожиданно для всех, заплакал. — Все, товарищи, все… Теперь совсем все, конец пришел.

Вид взрослого и при важной должности мужчины, утиравшего слезы и всхлипывавшего через каждое слово, впечатлял. Народ гуртом повалил на улицу. С ближайших домов бежали другие.

— Чего случилось-то⁈

— Да, плачет и плачет…

— Воды ему кто-нибудь дайте, воды, говорю…

Кто-то протянул кувшин с водой, который председатель тут же залпом осушил.

— Все, совсем все, — снова произнес он то, что уже слышали. — Только что по радио объявили, что на товарища Сталина совершили покушение немецкие дивер…

Такой тишины, что опустилась на эту часть села, и перед бурей не никогда не было. Казалось, люди не дышали, сверчки не пели, листва у деревьев не шумела.

— Неужели, эти суки, товарищи Сталина, убили…

А Дания Биктякова ничего этого не слышала и не видела. Она сразу же выбралась из правления и огородами пошла домой. Шла быстро, крепко прижимая к груди свою драгоценную добычу — газеты со статьей про ненаглядного сына.

— … Живой, главное, живой, — шептала она, обливаясь слезами от счастья. — Живой…

Добравшись до калитки, прошмыгнула во двор. В кромешной темноте что-то мягкое под ногу подвернулось, и она кубарем полетела на землю.

— Опять вы? Чуть всю душу из меня не вытрясли…

Она сидела на земле, так и не выпустив из рук газету, и сердито смотрела на небольшие меховые комочки у своих ног.

— Что же вы, окаянные, ходите ко мне? Как Равиль уехал, так ходите и ходите…

В сердцах хлопнула газетой по ближайшему комочку, который оказался самым обычным зайцем-русаком. Ушастый даже не шелохнулся, только мордочкой повел из стороны в сторону и снова затих. С другого бока еще один косой к ней прижимался, словно зайчонок к мамке.

— Ходят и ходят, а я их… — вздыхала женщина, осторожно гладя одного из зайцев. Тот, вообще, разомлел: заднюю ножку вытянул, мордочкой ей в ладонь тукается, еще ласки просит. — Дурашка, я же вас ем…

Честно говоря, только ими и спасалась. Раньше, ведь, мяса, считай, по полгода не видела. Одной пустой картошкой с сыном питались. Иногда молоко перепадало от соседей. Своей-то коровы не было, пару лет назад продать пришлось. А теперь каждый день мяса ела…

— Удивительно, как Равиль ушел, так и они приходить стали, — шептала она, продолжая гладить то одной зайчишку, то другого. Тем, словно дурные, ластились к ней, подлезали под руки, щекотали кожу ворсом на мордочке. — Уж не заворожил ли он вас? — спросила, конечно, же в шутку. Равиля животные любили, но не до такой же степени. — Эх, сына, сына, где же ты ходишь? Вон и в газете про тебя написали. Спасибо сказали, что хорошим человеком тебя вырастила… Сыночек, возвращайся, совсем без тебя тяжко… Эх…

Со вздохом поднялась, разогнала по сторонам пушистую братию, и зашла в дом. Хотела перед сном на портрет сына полюбоваться, и сама статью почитать.

Зайцы же и не думали разбегаться. Привлеченные энергией алтаря, они сгрудились у стены покосившегося сарая и застыли одной большой мохнатой кучкой. Лишь иногда то один, то другой вытягивал мордочку вперед и начинал шевелить ушами, словно пытался что-то услышать. Утром, когда зов алтаря ослабевал, часть ушастых снова убегала в поле, а вечером они возвращались.