Щелковский район, дер. Потапово-2. Военный аэродром для истребителей прикрытия Москвы.
Только-только рассветать начало, а Валька Семенов, рядовой из 643-го БАО (батальон аэродромного обслуживания), все еще был на посту. Его сменщик, Николай Говоров, весельчак и балагур, похоже, снова всю ночь провел в расположении соседнего медсанбата, а оттого и запаздывает.
— Не дай бог, товарищ капитан узнает… — вздохнул парнишка, растирая воспаленные от недосыпа глаза. Видно, Валентину снова придется друга прикрывать в очередной [уже сбился со счета какой] раз. — Что же ты, Колька, такой дурной-то? Военное же время, а ты все по девушкам…
Сам Валька был до отчаянного стеснителен в обращении с барышнями. Оттого и в разговоре никогда женщин не называл бабами, как некоторые. Всегда уважительно и с особым пиететом — девушки.
— Хм…
Додумать мысль про товарища и его вчерашний поход к медсестричкам не успел. Его вдруг отвлек какой-то необычный приглушенный звук, медленно нараставший с западного направления.
— Очень уже похож.
У бойца аж ёкнуло в груди. Звук, и правда, был очень похож на гул приближавшегося самолета. А это означало… От возникшей в голове картинки пикирующего немецкого бомбардировщика Валька в момент вспотел, винтовка сама собой прыгнула в руки, а он рванул железной рынде на дереве.
— Черт, точно немец! — просипел боец, когда прямо из-за березовой рощи вылетел небольшой самолет с крестами на крыльях. Правда, на грозный бомбардировщик, что их терроризировал он никак не походил, но легче от этого не было. — Ба, садится…
Непривычно пузатый, словно с брюхом [явно, пассажирский], самолетик начал заходить на посадку. Прошло несколько секунд, а он уже касался колесами травы.
— Суки, живыми взять решили!
Понимая, что к рынде уже не успевает, Валька рванул к самолет. С самым отчаянным видом вперед себя выставил винтовку с приставленным штыком. Решил, что сдохнет, а никого не пропустит.
— Немцы! — сам же заорал иступленным голосом. — Немцы!
Когда запыхавшийся Семенов оказался на месте, от дверцы самолета уже трап со ступеньками скинули.
— А ну, немчура проклятая, руки вверх! — срывающимся от волнения голосом крикнул он, тыкая вперед винтовку. — Сейчас стрельну…
Спиной к нему с самолета спускался… самый настоящий леший, по крайней мере именно таким он его себе и представлял. Это был невысокий чумазый мужчина, одетый в странный плащ из рванных коричневых и зеленых тряпочек.
— Я тебе, хуманс, сейчас стрельну, — с угрозой ответил Леший на чистейшем русском языке, чем привел бойца в самый настоящий ступор. — Перед тобой сержант Красной Армии! Ты лучше подарок товарищу Сталину прими.
Винтовка у Вальки дрогнула, когда в дверях самолета появился ОН. Растерявшись, боец с диким изумлением угадывал в спускающемся по трапу самого ненавистного в Советском Союзе человека. Невозможно было спутать ни с чем эти мерзкие короткие усики, узнаваемую косую челку, выпученные глаза.
— Гитлер!
Ленинградец, потерявший в адских бомбежках города всю семью, почувствовал, как у него темнеет в глазах. Его «накрывало» бешенством при виде этой ненавистной рожи.
— Ах ты, сука…
Не помня себя от злости, он бросил винтовку и прыгнул вперед. Кулаками так молотил по воздуху, что сделал бы честь самой лучшей колхозной косилке. Кажется, даже один раз попал по немецкой физиономии.
… Этот случай потом будет преследовать на протяжении всей его жизни, всплывая по поводу и без повода.
На заводе, куда Валентин устроиться после войны, с ним каждое утро будет здороваться сам директор, целый лауреат Сталинской премии, орденоносец, всякий раз вгоняя молодого рабочего в краску.
Когда же студент Семенов поступит в университет на инженерный факультет, то на первой паре его встретит не кто иной, как ректор, профессор Вознесенский, и при всех первокурсниках и преподавателях, сначала пожмет руку, а потом и вовсе обнимет.
При знакомстве с родителями невесты ее отец, едва узнав имя будущего зятя, тут же бросился его целовать. Сам фронтовик, с радости выпил, расчувствовался, и, недолго думая, предложил вторую дочь в жены. Мол, старшая-то бывает ленится по хозяйству, а младшенькая умница-разумница.
Со временем сыновья, а потом и внуки, все докучали бесконечными просьбами рассказать, как он САМОМУ ГИТЛЕРУ БЛАНШ НА ПОЛ ЛИЦА ПОСТАВИЛ.
Но это будет потом, а сейчас…
Москва
Конечно же, это попытались скрыть. Командир батальона аэродромного обслуживания, чуть не поседел, пока пытался в Москву дозвониться. В одной руке держал телефонную трубку, в другой пистолет. Рядом же, набившись в его крошечную землянку, тяжело дышало еще восемь, а то и десять бойцов и командиров с автоматами на изготовку. На улице за землянкой уже следило еще около трех сотен глаза, считай почти весь личный состав БАО. ЭТОГО охраняли.
Только можно ли такое утаить? Бесполезно пугать нарядами, особистами, наркомом Берией, карами небесными, в конце концов. Новость о взятии в плен самого Адольфа Гитлера с какой-то мистической скоростью стала распространяться от телефонистки к телефонистке, от бойца к бойцу, от командира к командиру.
Уже на посту при въезде в Москву конвой из четырех автомобилей встретили протяжными гудками и выстрелами в воздух из винтовок и пистолетов. Все выбежали к дороге, размахивая руками, подкидывая вверх шапки, варежки.
Дальше, больше. На улицах начали появляться люди с горящими от радости глазами, едва не бросавшимися в сторону каждого из проезжающих мимо автомобилей. С распахнутых настежь окон высовывались горожане и кричали от восторга.
Примерно через пол часа дал протяжный гудок завод-гигант ЗИС (Завод имени Сталина). Почти сразу же могучим ревом, который сложно было спутать с чужим, его поддержал «Электрозавод», за ним — «Красный пролетарий». Через час, словно прорвало плотину. Небо над столицей Союза оглашали протяжные гудки десятков московских заводов — «Серп и молот», «Красный штамповщик», «Фрезер», «Мясокомбинат имени Микояна» и др.
Москва. Кремль.
На улице все гремело, но внутри Кремля царила тишина. Четверо, оказавшись в фойе, встали у поста охраны, где молодой капитан никак не мог положить на место трубку телефонного аппарата.
— П-проходите, — наконец, справившись с шоком, капитан показал в сторону широкой мраморной лестницы. — Вас ждут.
Прибывшие растянулись. Впереди шел еще молодой сержант в грязной гимнастерке и темными разводами на лице. Следом двое крупных, словно вырубленных из камня, лейтенантов государственной безопасности тащили четвертого — перекошенного, еле слышно подвывающего человечка в грязно-белом кителе и брюках.
Поднявшись по лестнице, они замедлили шаг. Один из лейтенантов заметно поморщился.
— Товарищ сержант, Он того… Ну, в штаны, похоже, наделал. Что делать будем?
Кивнув, остановился и сержант.
— Ничего не будем делать, — он качнул головой, равнодушным взглядом окидывая скулящего человечка. — Нет ничего лучше запаха, которым пахнет труп твоего злейшего врага. Тащите Этого дальше, его уже заждались…
Лейтенанты переглянулись, кивнули, подхватили четвертого и потащили его дальше.
— Пришли.
У поворота их встретили двое молчаливых мужчин, настраивавших монстрообразный киносъемочный аппарат. Едва они вышли, как зазвучал характерный стрекот — кинокамера заработала.
— Товарищи, подождите, — один из лейтенантов предостерегающе вскинул руку. — Его нужно в порядок привести. Давайте хоть умоем.
— Нет! — откуда-то сбоку раздался недовольный голос с узнаваемой хрипотцой. Следом из кабинета вышел Верховный, с нескрываемым презрением смотревший на все происходящее. — Пусть весь мир увидит его настоящее лицо. Снимайте, товарищи, снимайте. Ничего нельзя пропустить, все должно быть заснято. Завтра же, как и обещали, подготовим для него клетку…
Стрекот съемочного киноаппарата усилился. Оператор крутил ручку, его помощник наводил резкостью объектива. У обоих лица были серьезные, невероятно сосредоточенные. Прекрасно понимали, что им предстояла работа, которая совсем скоро станет частью мировой истории.
— Внимательнее, товарищи. Ничего нельзя пропустить. Ничего…
А прямо перед камерой извивалось и скулило, подобно забитому псу, существо, еще недавно видевшее себя повелителем мира и ни мало ни много богоподобным существом. Сейчас же дикий ужас раздавил его сознание, как яичную скорлупку, низвергнув существо до ничтожного червяка. Провиденье, оказывается, то же имеет чувство юмора и нередко с охотой его демонстрирует.
Мордовская АССР, с. Сургодь.
Весь свой перелет до места, Риивал не проронил ни слова. Сидел с широко открытыми глазами, устремленными в одну точку, и молчал. И если бы не редкое моргание, можно было подумать, что мертв.
Почти не говорил он и тогда, когда самолет сел на поле за селом. Просто кивнул пилоту, и, закинув за плечо сидор с немудреными пожитками, пошел по тропе в сторону дома.
— Все едино, что этот мир, что Азарот…
Эта мысль, впервые пришедшая ему в голову, и была причиной столь продолжительной задумчивости и молчания. Ведь, долгое время Риивал «смотрел» поверху, видя лишь различия, ища несовпадения. Но сейчас понимал, что глубоко ошибался.
— Они, как братья-близнецы. Похожие и в то же время не похожие, но все же одной крови… Азарот и Земля… Хумансы похожи и не похожи на нас… Один, как лесной клоп. Раздавишь его, и потянет вонью. Другой похож на шершня, до последнего будет сражаться… Все такое же.
Его картина мира дала трещину. Переполняли сомнения, странные мысли. Появлялось много вопросов, которые никогда прежде не приходили в его голову. Почему все так похоже и одновременно не похоже? Если есть два мира, значит, могут быть и другие миры? А что там? Они другие или нет?
— Почему об этом никогда не говорили жрицы?
Так, разговаривая сам с собой, Риивал добрался до сада, который когда-то облюбовал для первого в этом мире алтаря. На месте огляделся, пытаясь определить, что изменилось, стало другим. Ведь, пришло время для воплощения Темной госпожи. Ее воля исполнена, все готово.
— Благословенная Ллос, твой хранитель пришел.
По древней традиции хранитель окропляет алтарь своей кровью, чтобы укрепить связь с богиней. Лишь после этого можно было приносить жертвы.
— Темная госпожа, что я еще должен сделать?
Дроу опустился на колени рядом со священным кругом, выложенным из камней. Чиркнул зажигалкой, от крошечного огонька сразу же занялись ветки. К небу потянулся дымок.
— Темная госпожа…
Он пребывал в растерянности, в оцепенении смотря на разгорающийся огонь.
— Что делать? Нужны еще жертвы? Какие, сколько?
Хуже всего, что алтарь казался «мертвым». Если раньше рядом с ним было полно всякой мелкой живности, которую тянуло сюда, словно магнитом, то теперь пусто. Эта часть сада напоминала безжизненную пустыню, лишенную всех соков. Разве так должно было быть?
— Почему, Темная госпожа?
Поднятая земля в его руках была холодной. Не было ни единой букашки, ни червячка. Ничего, совсем ничего.
— Кто тут?
Услышав странный шорох, Риивал вздрогнул. Ладонь сама собой сжала рукоять ножа. Почему он ничего не чувствует? Куда делось его чутье?
— Уходи, кто бы ты не был, — дроу выставил вперед клинок, внимательно вглядываясь в темноту. — Здесь тебя никто ждет…
Он дернул головой в одну сторону, в другую. Пропало ночное зрение, отчего его словно накрыло темным покрывалом. Его словно лишил сил.
— И даже меня не ждешь, Риивал Следопыт, мой верный хранитель? — и тут раздался низкий шипящий голос, от которого дроу бросило на землю. Мгновение, и он уже стоял на одном колене, уткнувшись взглядом в землю. Только так, и никак иначе, можно было приветствовать богиню. — Поднимись.
На ватных дрожащих нога дроу с трудом поднялся, по-прежнему, не смея посмотреть Ее сторону. Все его тело ходуном ходило от мысли, что Темная госпожа оказалась рядом с ним.
— Посмотри на меня, хранитель.
— … Я не смею.
— Я разрешаю тебе, мой верный хранитель. Отныне и во веки веков тебе дозволено смотреть на меня.
Едва не свалившись обратно, дроу медленно поднял голову. Так же медленно открыл глаза.
— Ты… Ты… Госпожа…
Прямо перед ним стояла его мать, тело которой богиня и выбрала для воплощения в этом мире. Риивал едва узнал ее. С развевающимися волосами и святящимися глазами она казалась существом другого мира, у которого нет ничего общего с людьми.
— Благословенная… Значит, все получилось!
— Получилось. Ты хорошо послужил мне и достоин особой награды. Чего ты хочешь, Риивал Следопыт?
Риивал ни секунды не раздумывал. Любой дроу на такой вопрос ответит однозначно.
— Мое желание — служить тебе, Темная госпожа.
Взгляд Ллос на мгновение потеплел, но тут же вновь стал холодным, равнодушным.
— Тогда ты получишь свою награду позже. А сейчас…
Она сделал шаг ближе.
— Меня мучает Голод, мой верный хранитель. Для тебя здесь прошли мгновения, а для меня — целая вечность.
Только сейчас до Риивала дошло, почему все вокруг превратилось в безжизненную пустыню. Ее вид то же говорил о Голоде: точеная фигура, осунувшееся лицо.
— Мой Голод так велик, что я начинаю терять терпение.
Риивал сверкнул глазами, вновь падая на колено.
— Не гневайся, госпожа. Я помогу утолить твой голод… Этот мир ждал тебя. Здесь рекою льется кровь, из голов павших врагов возводят высокие башни, а из их тел — стены…. Это мир вечной войны, боли и страха.
— Подожди…
Богиня сделал шаг в сторону и стала жадно вдыхать воздух.
— Да, хранитель. Ты не обманул меня. Ты, правда, привел в мир войны. Пошли.
Коснувшись его плеча, она развернулась и пошла прочь из сада. Дроу последовал за ней.
— Мне нужно быстрее восстановить силы, иначе боги этого мира расправятся со мной.
— Что?
Риивал даже споткнулся от удивления. Ведь, все это время ни разу не видел следов божественного вмешательства. Решил, что этот мир пуст.
— Как же так?
— Ты еще слишком юн для хранителя, поэтому много не знаешь, — в голосе богине послышалась легкая грусть. — Значит, пришла пора все узнать, Риивал Следопыт.
Они шли по тропке за деревенскими огородами, а их голоса разносились далеко-далеко в ночной тиши. И услышь кто-нибудь этот разговор, точно бы стал крутить пальцем у лба. Ведь, никто из сельчан в здраво уме явно бы не стал говорить такое.
— … Миров, Риивал Следопыт, такое великое множество, что твой разум даже не сможет этого осознать. Там живут разные существа, в том числе и такие, которые даже не могут тебе присниться в самом страшном сне. В одном мире это титаны, существа в десятки локтей ростом, способные сокрушать горы и осушать реки. В другом мире живут разумные хорьки, уступающие ростом дварфам твоего мира, но при этом создающие гигантские подземные города. Есть водные миры с существами, населяющими самые темные глубины и способные в толще воды передвигаться с огромной скоростью.
Риивал шел за богиней и с трудом сохранял невозмутимость. Слишком уж невероятным казалось услышанное, переворачивая многие из его представлений.
— … И в каждом из миров есть боги, где-то сильные, где-то не очень, еще не набрав силу
— Благословенная, значит, и здесь тоже?
Богиня кивнула.
— … Боги этого мира еще юны, но так же, как их старшие сородичи, жаждут власти. И скоро они узнают обо мне, мой верный хранитель.
— Я выступлю против любого бога, Благословенная, — дроу, не задумываюсь, шагнул вперед. — Одно твое слово, и ему не жить.
Не останавливаясь, она улыбнулась.
— Прежде чем начинать борьбу, мы должны стать сильнее. А, значит, мы идем… на войну
— Война! — дроу довольно оскалился. Что может быть почетнее, чем война под знаменем Темной госпожи? — Тогда я знаю, где искать врага…