Москва, Грановского, 3
После ужина Молотов имел уже устоявшуюся привычку просматривать иностранные газеты, что было вполне естественным для наркома иностранных дел и, собственно, главного дипломата Советского государства. Те газеты, которые ему казались заслуживающими внимание, он откладывал в сторону, чтобы заняться ими позже. В таких случаях Вячеслав Михайлович обычно вооружался карандашом с остро отточенным лезвием и погружался в чтение, время от времени выделяя заинтересовавшие его места.
Сегодня его внимание было приковано к страницам английской Дейли Телеграф (The Daily Telegraph), где вышла пространная статья о немецком наступлении на Смоленск. Автор материала, рассказывая об упорной обороне города, называл его ключом к Москве и задавался вопросом, как долго еще будут держаться русские. Тон статьи при этом был прост и незатейлив, едва ли не каждым абзацем намекая читателям, что Советский Союз вряд ли переживет эту зиму. Естественно, Молотов хмурился и довольно резко подчеркивал карандашом те фразы, которые вызывали его особое возмущение.
— Надо же, подлецы, как пишут… Черт побери! — во время очередного подчеркивания карандашом он нажал чуть сильнее, чем следовало. Оттого грифель с легкостью проткнул страницу и оставил на ней некрасивую дырку. — Порвал все-таки.
Из гостиной, где оставалась супруга, в этот момент раздалась трель телефонного аппарата. Молотов с тревогой вскинул голову. Похоже, что-то произошло, вечером по другим поводам вряд ли будут звонить.
— Слава⁈ — позвала его супругу. — Господин Крипс на проводе и просит тебя подойти.
Нарком удивился еще сильнее. Что так поздно могло понадобиться Стаффорду Крипсу, послу Соединенного королевства, так поздно. Они же только днем виделись и обсудили все спорные вопросы по поводу военной помощи Советскому Союзу. И Молотов, прекрасно зная все бюрократические препоны в Англии, особенно по такому щекотливому вопросу, никак не ожидал ответа так скоро.
— Вот тебе и лимонники! Быстро управились.
Молотов отложил газету и пошел в гостиную, прихватив собой записную книжку и карандаш. Скорее всего, придется записать некоторые вещи, раз Крипс позвонил так поздно.
— Хеллоу, Стаффорд! Признаться, совсем не думал, что так быстро услышу ваш голос. Благодарю вас, на здоровье не жалуюсь. Сами понимаете, какое сейчас непростое время. Болеть физически некогда. Надеюсь, у вас и вашей супруги тоже все в порядке.
С Крипсом они были довольно дружны. Их супруги тоже хорошо общались, часто ходили друг другу в гости. Поэтому Молотов и позволял себе в разговоре чуть больше теплоты, чем обычно.
— Да, Стаффорд, конечно, удивлен твоим звонком… Могу ли я быть откровенным? Странный вопрос, — Молотов удивился еще больше. Очень не похоже на англичанина задавать поздним вечером такие вопросы. — Мне казалось, мы достаточно доверяем друг другу… Спрашивай, я постараюсь ответить.
Привлеченная необычным разговором, рядом в кресле пристроилась Полина. С чашкой чая в руках, они с нескрываемым любопытством смотрела на супруга. Похоже, ждала продолжения.
— Как говоришь, фамилия? — в блокноте появилась первая запись, которую нарком тут же принялся пристально разглядывать. — Биктяков, записал. Сержант Красной Армии, готово. И? Знаю ли я этого человека? Стаффорд, честно говоря, напоминает мне какой-то розыгрыш или странную шутку. В Красной Армии миллионы бойцов и командиров. Разве я могу их всех знать поименно? Я не обиделся, Стаффорд. Думаю, ты что-то не договариваешь, хотя сам только что говорил о доверии…
Молотов замолчал, снова и снова подчеркивая написанную в блокноте фамилию. Слушая англичанина, он судорожно пытался понять, что, вообще, сейчас происходило. Десятки самый разных вопросов с бешенной скоростью крутились в его голове: что это за сержант Биктяков, почему он так заинтересовал английского посла, где его искать.
— Я плохо тебя расслышал, Стаффорд, — Молотов покачал головой, не сразу поняв, что ему сказал собеседник. — Адольф Гитлер несколько дней назад объявил сержанта Красной Армии своим личным врагом? Ты это серьезно? И сам премьер-министр Уинстон Черчиль попросил передать этому сержанту приглашение посетить Лондон⁈ Это какое-то сумасшествие…
Супруга, только что вальяжно сидевшая в креселе и смаковала свой любимый зеленый чай, уже стояла рядом с ним и с напряжением вслушивалась в разговор.
— Подожди, подожди, — нарком даже махнул рукой, словно его собеседник мог это увидеть. Он раскраснелся, заблестели глаза. Даже спина вспотела, что, собственно, и не удивительно. От таких разговоров запросто может удар хватить, а не прост пот на спине выступить. — Ни какую встречу с товарищем Сталиным я тебе организовывать не будут! Прежде ты должен мне все четко и понятно объяснить. Итак, ты сказал, что несколько дней по личному распоряжению Гитлера в Специальный розыскной список Главного управления имперской безопасности Германского Рейха под номером шесть была внесена фамилия некого сержанта Красной Армии Биктякова? Правильно? И за что, позвольте полюбопытствовать?
На той стороне телефонного провода повисло недолгое молчание, во время которого Молотов с трудом сдерживался, чтобы не поторопить собеседника.
— Что⁈ — у наркома округлились глаза от удивления. — Сержант Биктяков сначала пытал, а потом казнил командира второй танковой группы Германии, кавалера железного креста с дубовыми листьями, генерала Гудериана… Господи, и теперь его приглашает с визитом сам Черчиль? И еще… король Георг VI…
Вскоре Молотов положил трубку телефонного аппарата на место и повернул ошарашенное лицо к Полине.
— Что с тобой, Слава? — обеспокоено спросила она. — Может водички?
— Что? Воды? — непонимающе переспросил тот. Причем смотрел на нее так, словно не узнавал самого родного человека. — Поля, какая к черту вода⁈ Мне срочно нужно в Кремль!
Супруга попыталась задать ему вопрос, но он просто отмахнулся от нее. Вновь схватился за телефон.
— Товарищ Сталин, Молотов беспокоит. Мне срочно нужно с вами встретиться. Понятно, товарищ Сталин, — нарком утирал пот со лба, крепко прижимая телефон к уху. — Я уже спускаюсь.
Сохраняя молчание, нарком начал собираться. Супруга, словно хвостик, все время находилась рядом и умоляюще смотрела на него.
Кремль
Встреча Сталина и начальника Разведупра Генерального штаба Голикова продолжалась уже второй час. За окном уже давно стемнело. На столе остывал чай, к которому никто даже не притронулся. Вопросы пропаганды и идеологии, которые они обсуждали, вызвали у Сталина особый интерес.
— … Это хорошая кандидатура, товарищ Голиков. В такое непростое, судьбоносное время для Советского государства, наши граждане должны знать и видеть настоящих героев и большевиков, — попыхивая неизменной трубкой, говорил хозяин кабинета. На столе перед ним лежало папка с документами, где читалась фамилия Биктякова. Мысль сделать простого сержанта татарина примером, образцом настоящего патриота и бесстрашного бойца очень понравилась Сталину, чем оказалась и вызвана такая продолжительность разговора. — Мы должны показать суть многонационального советского народа, который взрастил настоящего героя и победителя. Думаю, нужно еще раз внимательно рассмотреть все представления о награждении на товарища Биктякова и изыскать возможность наградить его Звездой Героя. Это станет хорошим штрихом…
Голиков кивал, тщательно фиксируя сказанное.
— Завтра же свяжитесь с отделом агитации и пропаганды ЦК. Вопрос о товарище Биктякове необходимо, как следует проработать. Пусть подготовят все документы, проверят его, как следует, чтобы не возникло никаких вопросов.
В этот момент зазвонил телефон, и Сталин тут же снял трубку.
— Слушаю. Товарищ Молотов уже прибыл? Хорошо, пусть заходит.
Голиков чуть развернул стул в сторону двери кабинета, чтобы видеть входящего. Народный комиссар иностранных дел, запросивший поздним вечером неожиданную встречу со Сталиным, вряд ли пришел просто попить чаю. Значит, что-то случилось, а в военное время ничего хорошего ждать не приходилось.
— Здравствуйте, товарищ Сталин. Здравствуйте, — входя в кабинет, поздоровался Молотов.
Оказавшись рядом с хозяином кабинета, гость немного замялся, словно не хотел говорить открыто. Бросил быстрый взгляд в сторону Голикова, но Сталин разрешающе кивнул. Мол, можно говорить.
— Товарищ Сталин возник давно странный вопрос, поэтому я и попросил встречи, — необычно начал разговор нарком. — Около часа назад мне позвонил посол Великобритании господи Крипс…
Сталин наклонил голову. Рука потянулась к уже потухшей трубке, выдавая его интерес.
— Он спросил, знаю ли я о неком сержанте Красной Армии, которого несколько дней назад Гитлер объявил своим личным врагом.
Молотов замолчал, сделав паузу. Похоже, хотел так произвести еще большее впечатление. И надо признаться, ему удалось это сделать. Трубка, к которой тянулся Верховный, так и осталась забытой на столе. Голиков, сидевший рядом, тщательно делал невозмутимый вид, словно его эта новость совершенно не удивила.
— Интересно, товарищ Молотов, очень интересно. Думаю, начальник разведывательного управления Генерального штаба товарищ Голиков нам сейчас все и прояснит по этому вопросу. Итак, что это за сержант, который стал для Гитлера личным врагом?
Тот вытянулся перед Сталином по стойке смирна.
— Товарищ Сталин, судя про всему, эта информация только стала известна. Прежде чем докладывать вам, мне нужно срочно все проверить. От агентов могли прийти какие-то новые данные, которые все прояснят.
Получив от хозяина кабинета недовольный взгляд, начальник разведупра потемнел лицом. Голиков прекрасно понял, что заслужил неудовольствие Верховного. Ведь, кто как не начальник Разведупра Генерального штаба Советского Союза, должен знать о таком⁈
— Продолжайте, Вячеслав Иванович. У вас же есть, что добавить.
Молотов довольно кивнул. Приятно осознавать, что свою правоту и компетентность, особенно в сравнение с другими.
— Конечно есть, что добавить, товарищ Сталин. Фамилия сержанта Биктяков…
Сталин и Голиков тут же удивленно переглянулись, что не осталось незамеченным со стороны наркома. Он сбился и не сразу продолжил дальше.
— Э…э… Выяснилось, товарищ Сталин следующее. Сержант Биктяков, по словам посла господина Крипса, уничтожил командующего второй танковой группы Германии генерала Гудериана.
А вот тут уже хозяин кабинета по настоящему удивился. В его взгляде, устремленном на Молотова, ясно читалось, а не сошли ли вы с ума, товарищ нарком⁈ Слишком уж невероятной была новость. Ведь, речь шла не просто о немецком генерале, а о любимце фюрера, да и всей немецкой армии, в целом. Гудериан пользовался среди солдат непререкаемым авторитетом, считавших его своим, солдатским генералом. Офицеры считали генерала талантливым стратегом и гениальным тактиком, попасть к которому в непосредственное подчинение было для многих командиров настоящей удачей. И тут такое…
— Надеюсь, товарищ Молотов, это проверенная информация? — у Сталина в голосе даже акцент прорезался, что говорило о его сильном волнении.
— Это сообщил посол Великобритании господин Крипс, товарищ Сталин. У меня нет причин ему не доверять. И… — Молотов снова замялся. — Он попросил устроить с вами встречу, чтобы лично передать сержанту Биктякову приглашение премьера-министра Черчиля и короля Георга VI посетить Лондон и Букингемский дворец.
Это оказалось еще одной информационной бомбой, разорвавшейся прямо у них под ногами, и Сталину этого хватило с лихвой.
— Еще, товарищ Ста…
Молотов хотел было еще что-то добавить, но был остановлен. Хозяин кабинета так посмотрел на него, что нарком аж ниже ростом стал. Заерзал на стуле и Голиков, тоже заметивший нехорошие признаки.
— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит, товарищи? — негромкий голос Сталина, которым он начал говорить, никого особо не обманывал. Ясно было видно, что его спокойствие напускное. Он вот-вот готов был «взорваться», не хуже самой настоящей гранаты. — Народный комиссар иностранных дел выполняет обязанности разведывательного управления, начальник Разведупра занимается идеолого-пропагандистскими вопросами, более подходящими для народного комиссариата по делам иностранных дел. Может быть мне тоже заняться каким-нибудь посторонним делом?
Сталин посмотрел сначала на Молотова, а потом перевел взгляд на Голикова. Оба они при этом застыли, словно загипнотизированные или превращённые в каменные статуи. Не дураки двигаться, чтобы еще больше не усугубить свое положение.
— В этом и есть корень всех наших бед, — вздохнул Верховный, подходя к окну. Чувствовалось, что его немного «отпустило» и возможно «грозы» удастся избежать. — Все занимаются не своим, чужим делом, причем очень плохо этим занимаются. Вас, товарищ Голиков, это касается в первую очередь. Про гибель одного из лучших генералов Гитлера в первую очередь должны были узнать мы, а не англичане. Больше таких оплошней допускать нельзя, зарубите себе это на носу. Вам ясно?
Голиков стоял ни жив ни мертв. Чувствовал, что стоял на самый волосок от гибели. Других и за меньшее расстреливали. Обвинили бы в развале работы Разведупра, как троих предыдущих руководителей, и поставили к стенке.
— Сегодня же поднимите все материалы по этому Биктякову, тщательно все проверьте, и доложите… А теперь свободны.
Когда кабинет опустел, Сталин еще некоторое время неторопливо прохаживался вдоль стола. Время от времени останавливался и бросал взгляд на папку с документами, оставленную Голиковым. Там были материалы, которые он нашел на этого никому неизвестного сержанта. Похоже, пришло время познакомиться с ними более внимательно. До этого он мельком взглянул на них. А оказывается, фигура этого бойца становится политической.
— Только прежде сделаем звонок…
Поднял трубку телефонного аппарата.
— Здравствуй, Лаврентий. Есть вопрос, который нужно решить, как можно скорее. Необходимо срочно найти сержанта Красной Армии Биктякова и доставить в Москву. Есть информация, что он уничтожил генерала Гудериана. Ты не ослышался, Лавр: генерал Гудериан убит сержантом Красной Армии больше недели назад, а мы узнаем об этом только сейчас. И поторопись, сильно поторопись…
Этой же ночью в политическое управление Западного фронта была отправлена специальная депеша с пометкой воздух, что означало передачу сообщения особой важности и срочности. В депеше требовалось в кратчайшие сроки доставить в Москву некого сержанта Биктякова. С ним категорически запрещалось разговаривать, и требовалось обеспечить ему усиленную охрану. Одновременно похожее сообщение пришло и командующему западным фронтов генералу Лукину, от которого тоже требовалось доставить в Москву сержанта Биктякова.
Сказать, что на следующее утро штаб фронта и особый отдел фронта гудел, как осиное гнездо, ничего не сказать. Такое внимание к фигуре какого-то сержанта не могло взволновать весь комсостав, да и рядовых бойцов частей и соединений фронта. Словно грибы после дождя, начали плодиться самые безумные слухи о сержанте Биктякове, вдобавок на тянущийся за ним шлейф и без того странных слухов и историй. Одни говорили, что это немецкий агент самого высокого класса, другие говорили, что это, наоборот, наш специальный агент. Еще больше усиливали суматоху радисты, проговорившиеся об особых мерах безопасности. Охрана, которая должна была сопровождать сержанта в поездке в Москву, была ничуть не меньше генеральской и почти дотягивала до охраны члена военного совета.
Но самый настоящий сумасшедший дом начался после того, когда стало ясно, что депеша опоздала. Уже сутки как сержант Биктяков отправился во внеочередной отпуск на родину, полученный им за совершенные подвиги.