Дроу в 1941 г. Я выпотрошу ваши тела во имя Темной госпожи

Глава 8 Хлопоты…

Полевой лагерь 101 полка

Ещё один долгий июньский день клонился к закату. Солнце почти спряталось за верхушки деревьев, спала невыносимая жара, дохнуло вечерней прохладой. К своим палаткам спешили умотавшиеся в усмерть бойцы. У фляг с водой толпились обнажённые по пояс люди, с удовольствием смывание грязь, пот. Слышались шутки, смех. Впереди их ждал плотный ужин и долгожданный отдых.

— Жрать хочу, как волк! Быка бы сейчас съел, — давился слюной плотный боец из второго взвода, потирая руки. — Чуствуете, чем пахнет? Тушёной капустой пахнет! С мясом, вкуснятина.

— Не, а мне сейчас кусок в горло не полезет, — качал головой его товарищ, со стоном растирая поясницу. — Спина совсем отваливается. Лечь бы сейчас, ноги вытянуть. Ой, б…ь.

Только что умирающий от усталости, боец вдруг побледнел, как смерть. Резко вытянулся, забыв и про боль в спине, и про хруст в коленях. Встал по стойке смирно: подбородок к верху, руки вдоль тела, глаза выпучены, всё стоны и жалобы в горле застали.

Прямо перед ними откуда ни возьмись возник их новый взводный со злорадной улыбкой на лице. Довольный, что особенно и пугало. Раз улыбался, значит, очередную гадость задумал. Полный верняк, к бабке не ходи.

— А-а, приползли, наконец! Опять самые последние! Заснули что ли на полосе препятствий⁉ Выспались? А что там не остались? Ведь, завтра всё равно туда возвращаться. Так? Рядовой Левин, втянуть живот, подобрать сопли! Я сделаю из вас настоящих воинов или здесь же под деревьями закопаю…

Неполные три десятка, весь их взвод, замер. Последние три дня, слившиеся для них в жуткую череду безумных испытаний, показали, что их странный командир был отнюдь не шутником. Всё, что он обещал, обязательно исполнял. Причём… с особой жестокостью.

— Думали всё уже закончилось? Да? — тон у взводного буквально источал яд, и это сразу же почувствовали все бойцы, дружно издав протяжный вздох. Всем стало ясно, что самое тяжёлое ещё впереди. — Не-ет, всё только начинается.

У Левина, что так и не смог втянуть живот, начали подгибаться ноги. Он, похоже, вот-вот свалится с ног. По крайней мере, лицо так вытянулось, что смотреть страшно.

— Вчера с брёвнами бегали, а сегодня…

Бойцы снова вздохнули. Брёвна они прекрасно помнили, чего греха таить. Часа три или четыре с ними, как угорелые носились. До сих пор всё плечи в синяках. А два дня назад камнями друг в друга кидались. Считай, чудом никому глаза не выбили. Словом, самая настоящая дикость, какое-то варварство. Куда только командование смотрит? Что это за средневековые методы обучения такие? Как это всё понять? Днём тренируются траншеи копать, собирать-разбирать оружие, а вечером не пойми чем занимаются.

— … В лес пойдём… за грибами. И пока каждый лукошко не соберет, никто из леса не выйдет и спать не ляжет. Надо будет, всю ночь по лесу ползать станете. И что стоим, чего ждём?

Бойцы, посматривая друг на друга, начали пятиться. Через мгновение они уже со всех ног бежали в сторону леса. Знали, что их взводный все равно своего добьётся. Поэтому и не стали терять времени. Скоро стемнеет, и тогда, вообще, ничего не найдешь. На ощупь придётся грибы собирать.

— Бегом, бегом! Кто спрячется, сам накажу… По следу пойду и накажу.

Бедолага Левин ещё быстрее припустил. Всю усталость, как рукой сняло. Из отстающих мигом в первые вырвался. Ведь, его уже один раз наказывали: вся спина крошечными порезами исполосана, кожа точь в точь на шкуру леопарда похожа, словно его тонкой плеткой из лупили. Взводный постарался. Ещё и солью посыпал, псих спятивший. При этом так зубами клацал, что сердце останавливалось. У бойца до сих пор его налитые кровью глаза в памяти стояли.

— Лично накажу… Мама родная не узнаёт…

От зловещего выкрика что есть силы рванули и остальные. Как лоси во время гона понеслись, распугивая удивленных бойцов из соседнего взвода.

— Бегите, бегите… хумансы… Таким слабым созданиям нужно очень быстро бегать, очень быстро. Или закапываться глубоко-глубоко.

Выждав немного времени, странный взводный тоже направился в сторону леса. Но, проходя мимо сбитого из досок длинного стола с галдящими бойцами из чужого взвода, услышал сдавленные смешки, и тут же резко встал, как вкопанный.

— Кому тут смешно? Кому зубы жмут? — его недовольный голос не предвещал ничего хорошего, отчего за столом тут же воцарилась тишина. Всё молчали, при этом шустро работая ложками. Показывали, что они всё страсть, как заняты тушёной капустой. — Чего молчим? Скажите и я тоже посмеюсь, — никто даже головы не поднял, уткнувшись глазами в свои тарелки. Слишком уж нехорошая слава за взводным тянулась. Про его жуткие изматывающие тренировки уже целые легенды в батальоне складывали. — А может мне поговорить с комбатом, чтобы и вас под моё начало отдали? У меня, как раз брёвна простаивают…

Тут уже и ложки замерли. У кого-то, вообще, кусок в горле застрял. Сразу не до еды стало. А если взводный, и правда, к комбату пойдёт? Полный амбиции тогда! Вообще, продыху не станет.

— … Э-ээ, товарищ командир, — с дальнего края стола нерешительно вытянулась нескладная фигура. Длинный, как каланча, боец с опаской глядел, но взгляда не отводил. — Я это смеялся. Не сдержался, по своей глупости. Не надо про других…

Остальные бойцы, что сидели за столом, на него, как на живого покойника, глядели. Считай, у каждого в глазах читалось: ну, ты братец и попал, как кур во щи, достанется теперь тебе.

— Мы ведь… Э-э, товарищ командир, просто не понимаем, зачем всё это? Ну, брёвна, камни, и другое… — осмелевший боец, похоже, решил с головой в капкан залезть. Ведь, всё эти упражнения многие считали ненужной придурью. И кто знает, как взводный отреагирует на этот вопрос. Вдруг решит, что над ним решили посмеятся? — Мы ведь к бою готовимся. Мы же бойцы Красной Армии. Будем с оружием в руках с немцем сражаться. Нам бы на фронт скорее попасть, а там мы всём покажем. Возьмём винтовку, применения штыки, и в атаку. А тут такое — брёвна, палки и камни какие-то.

У сидевших за столом челюсти медленно вниз поползли. Похоже, уже с товарищем мысленно попращались. На их памяти никто ещё так с этим спятившим взводным не разговаривал.

Удивился и взводный. Обычно бойцы, вообще, на него старались не смотреть. При его приближении просто вытягивались по стойке смирна и дальше, от греха подальше, бежали. Этот же вопросы задаёт.

— Интересно, значит, спрашиваешь… Хорошо, — командир довольно прищурился, тут заставив бойца напрячься. — На войну хочешь — хорошо… Убивать врагов — хорошо… Убивать много врагов — очень хорошо.

От каждого этого «хорошо», произносимого со странным придыханием, боец аж вздрагивал. И остальные тоже сидели, как на иголках.

— Только это все не про тебя, — взводный ткнул прямым, как нож, пальцем в стоявшего перед ним бойца. Затем показал на одного из сидевших. — И не про тебя. И, вообще, ни про кого из вас. Никакие вы не воины. Вы всё просто мясо, гниющие трупы.

Взводный говорил размеренно, едва не печатая каждое слово. Словно гвозди забивал в… голову.

— Большую часть, если не всех, убьют в первом же бою. А мои может ещё и поживут немного, а может и убьют кого-то. Что глазами хлопаешь, не так разве?

Стоявший боец покраснел, как помидор, и уже собрался возразить. Только не успел — к горлу уже прижали нож. Осторо заточенное лезвие медленно скользило по коже, оставляя мерзкое, просто отвратительное ощущение.

— Вот ты и труп! — буквально в ухо выдохнул взводный. — Что не ждал, не думал? А враг не будет ждать. Он ударит именно тогда, когда никто не будет ждать. Начнешь перекусывать, сядишь по нужде, начнёшь смывать грязь, а враг тут как тут… Я бы именно так и сделал. Вот, как сейчас, например. Залёг вон в тех кустах, подождал. Всё бы наелись от пуза, осоловели, и завалились спать. А через пару часов, как всё уснут, я бы пошёл по палаткам. Дальше, совсем просто. Зажимаешь рот рукой, чтобы не было слышно хрипов, и вскрываешь горло. Раз, и нет одного. Раз, и нет второго. Главное, потом не подскользнуться…

Взводный чуть сильнее надавил ножом, скользнула струйка крови.

— А то крови много бывает… Горячая, пряная, течёт прямо под ноги… Режешь кожу, плоть, а она течёт, брызжет во все стороны. Если же нож тупой, то совсем плохо. Враг верещать начинает, как поросёнок. Визжит, хрипит. Кровь в лицо брызжет, на руки, ноги. Весь в крови, всё мокрое, липкое, а прямо под ногами враг трепыхается: ножками и ручками дрыгает, головкой мотает. Хоррошо…

Вдруг раздался сдавленный то ли вскрик, то ли стон. Здоровый бугай, сидевший за столом в самой середке, сильно побледнел, пошатнулся и свалился без чувств.

— Всё вы трупы, а мои люди ещё поживут, — с ухмылкой закончил взводный, пряча нож в рукаве. — Поживут чуть дольше… Может быть поживут… И поднимите этого вояку, в чувство приведите. Чувствую, боец из него ещё тот выйдет. Может его, пока не поздно, на кухню определить?

Взводный пнул растянувшегося у лавки. Тот ответил стоном, но так и не оччнулся.

— А сейчас живо по палаткам! — рыкнул командир, сделав бешенное лицо. И переход от насмешливой до звериной маски был столь быстрым, неожиданным, что всё прыснули, как тараканы, во всё стороны. — Живо, я сказал. А ты чего встал?

Рядом с опустевшим столом остался стоять лишь один боец — тот самый длинный, нескладный, что единственный из всех признался в смехе.

— Чего надо? Оглох что ли?

— Я, товарищ командир,… э-э к вам хочу. Возьмите, не пожалеете. Не смотрите на то, что худой. Зато я сильный, выносливый и жилистый. Многое вытяну.

Уже уходивший было, взводный развернулся и посмотрел на бойца, как учёный на очень редкое, а может и неизвестное насекомое.

— Зачем тебе это?

— Жить хочу, товарищ командир. До вас ведь у нас не занятия, а один смех был. Считая, за неделю только два раза и стрелялили. Остальное время хоз работы по обустройству лагеря и рытье траншей. А я не хочу так, товарищ командир. Возьмите, Христом Богом прошу. И матушке напишу, чтобы за вас Бога молила.

У взводного нехорошо сузились глаза, став похожими на две щелки.

— Не трогай, богов, — тихо проговорил он. — Никогда не знаешь, чего они попросят за свою помощь. Может твою жизнь…

И так это было сказано жутко, что боец вздрогнул и непроизвольно сделал шаг назад.

— Ладно, боец, поговорю о тебе со старшим. Только не пожалей потом о своей просьбе.

— Никак нет, товарищ командир, — обрадовался парень. — Как можно? Не пожалею. Слова от меня не услышите.

Взводный же недоверчиво покачал головой.

— Пожалеешь, обязательно, пожалеешь… Ну, тогда беги в лес. Чего стоишь? Бегом в лес за грибами!

Уже глубоко за полночь. Измотавшиеся за день призывники дрыхли в палатках без задних ног. Заботливо укрытые попонами, спали лошади в расположении санитарного взвода. Бдили лишь часовые, мерно вышагивая к от поста к посту по пертметру полевого лагеря.

— Хумансы… — презрительно прошептал дроу, проскальзывая в нескольких шагах от задумавшегося часового. Несколько мгновений дроу даже боролся с внезапно возникшей «жаждой» крови. Нож из его рукава то выглядывал, то вновь прятался, словно смертоносная гадюка. Он уже представлял, как отправляет этого неуча за Край. — С такой охраной все войско вырезать можно… Вырвать бы тебе горло, чтобы другим неповадно было. Только к чему Госпоже жалкое подношение… Тьфу.

Щуплый солдатик с куриной шей и винтовкой в свой рост, ковырявшийся в носу, и правда, выглядел беззащитным. Жалкая добыча для настоящего Охотника, и оскорбление Тёмной госпожи. Такими подношениями Ллос никак не вернуть из-за Края. Подачка, не более того.

— Живи, пока что…

Сверкнув напоследок красными глазами, Риивал растворился между деревьями. Ноги, обутые в самодельные ичиги-сапоги из мягкой кожи, легко касались земли, почти не оставляя следов. Ветки деревьев, кустарников едва колыхались, словно огибая его фигуру. Лес, родная стихия, где дроу чувствовал себя, как рыба в воде.

— Почти, как дома…

Он с наслаждением вдыхал запах прелых листьев, застоявшейся болотной воды, до боли напоминавшие висевшую в воздухе сырость его родных подземелий. Не раз останавливался и замирал, боясь спугнуть накрывавшее его ощущение. Риивал осторожно касался влажной коры деревьев, погружал руки в густой мох, едва не дурея от этих ощущений. Словно вновь оказывался в священых чертогах своей Богини и преклонял колени у её алтаря. Судорога скручивала его тело, погружая его в священный трепет. Перед глазами всплывали уже забытые образы.

— Благословенная Ллос, я верну тебя… Обязательно верну… Клянусь… Если нужно, я вырежу под корень…

Эти брожения по окрестным лесам и примыкавшему к ним обширному болоту для него стало уже потребностью и воспринимались, как ритуал. Каждую ночь Риивал пробирался мимо постов лагеря и до самого утра бродил между деревьями, погружаясь в воспоминания. Пожалуй, это и помогало ему держать себя в руках и следовать своему Пути.

Сегодняшняя ночь не стала исключением. Дроу вновь пробирался в самую чащу леса в уже облюбованое им место — к самой кромке болота среди двух вывороченных бурей дубов. Здесь особенно хорошо думалось. Ничто не раздражало и не соблазняло схватиться за нож.

— … Хорошо, очень хорошо… Много хороших воинов убьют много врагов. Славное подношение, славная тризна…

Только из-за этого Риивал и согласился стать полусотником. Слишком уж соблазнительной виделась возможность стать во главе сильного отряда воинов, способного даже не на тризну, на настоящую гекатомбу. Пусть они и близко не были воинами-дроу из сторожевых застав или рейдовых отрядов, но не в его положении кривить губы и выбирать.

— … За неделю я выбью из них дурь и страх смерти, за две слабости сделаю их силой, за три научу убивать, за месяц заставлю полюбить это…

Риивал откинулся спиной к дереву и закрыл глаза. Кажущаяся тишина леса в одно мгновение всё вокруг заполнило десятками звуков, сплетавшихся в странную, но вместе с тем восхитительную музыку жизни и смерти. Где-то рядом трещали сверчки, квакали лягушки, пищал от страха какой-то грызун. Кто-то умирал, а кто-то продолжал жить.

— … Только есть ли у меня этот месяц?

И сам же покачал головой. По его ощущениям, скоро всё начнётся. Вовсю велись пугающие разговоры о приближении врага, о падении сторожевых крепостей и застав. Сотники и тысячники, сто стояли над ним, тоже не скрывали своей тревоги.

— Все, как у нас… Враг рвётся к самому сердцу, громя всё на своём пути… Скоро придёт наш черёд… и можно будет убивать столько, сколько захочешь… А хочется много, очень много.

Его оскалившееся лицо в лунном свете казалось выбеленном на солнце черепом. Жуткое зрелище. Глаза светились изнутри, белели зубы, мелькал влажный язык. Дикий зверь в предвкушении охоты.

— Славная будет тризна.

Риивал не знал, сколько понадобиться убить, чтобы ему ответила Богиня. Он не был настоящим хранителем, и лишь однажды говорил с ней. Тайные знания были ему недоступны. Может хватит тысячи жизней, а может понадобиться больше. Он мог лишь догадываться и верить, что справится.

— Тёмная госпожа, потерпи, потерпи ещё немного… Умрут всё, кто встанут на моём пути… Всё умрут.

И дроу истово верил в это. Он не подведёт Тёмную госпожу снова. Он всё исправит.

— Всё станет, как прежде. Снова загорится огонь на священном алтаре, снова воительницы будут сражаться на смерть за честь стать жрицами Благословенной Ллос.

Его глаза горели фанатичным блеском, губы шептали слова связанных текстов. Но вдруг…

— Тссс… — зашипел дроу, ощетинившись, словно сторожевой пёс. У него стали жадно раздуваться ноздри. Дёрнулась голова в одну сторону, в другую. — Тссс.

Вокруг явно что-то изменилось. Лес стал другим. Тревожно заухал филин, умолкли лягушки. Где-то совмем близко раздались странные звуки. Кажется, кто осторожно полбирался по самой кромке болота, с чавканьем вытаскивая ноги из тины и снова погружая их торфяное месиво.

— Неужели? Благословенная Ллос…

Кто бы сейчас не пробирался по ночному лесу, ему явно не повезло. Риивал вскочил с места, выставив вперёд нож. Сама судьба привела сюда жертву, чтобы утолить его жажду.

— Хуманс, конечно… Тогда беги…

Дроу бесшумно шагнул за дерево и растворился в чернильной темноте. Мягко отводил ветки со своего пути, словно скользя между ними. Крошечные оконца топи обходил по едва заметным кочкам. Местами пробегал по стволам поваленых деревьев, чтобы не угодить в бурелом.

— А вот и ты…

Тот, кого преследовал дроу, нашёлся в овраге. В небольшой песчанной пещерке, над которой нависали узловатые корни ели, какой-то человек пытался разжечь огонь, чтобы обсушиться и приготовить пищу. Он, явно, не хотел привлечь к себе лишнего внимания, оттого и выбрал такое место, только сухие ветки небольшого костерка. Здесь и дым, и свет от огня вряд ли кто-то заметит.

— Хуманс-с-с… — тихо-тихо похвал Риивал, привлекая внимание жертвы. Ведь, сейчас он охотник, а не просто убийца. Пусть добыча знает, что охота началась. — Беги-и-и…

Скрючившаяся над костром фигура тут же перевернулась в воздухе. Мелькнули босые ноги, а в дроу полетел нож.

— О, хуманс-с-с, — восхищённо прошипел дроу, даже не мечтавший о достойном отпоре. — Какой подарок!

Прямо перед глазами Риивала в стволе дерева торчала рукоять ножа, клинок которого почти полностью ушёл в древесину. Меткость и сила броска поражали. Ещё бы немного и охотник поменялся местами с добычей. Просто невероятная удача встретить такого противника среди человеческого племени.

— Назови своё имя, хуманс-с-с… Я обязательно его запомню, когда буду возносить молитву Тёмной госпоже. Хуманс-с-с.

Поражая его еще больше, противник начал быстро уходить в глубь болота. Только настоящий воин не побоится осуждения и отступит, если этого требует дело.

Вытащив чужой нож, Риивал направился по следу.

— Хуманс-с-с, я чувствую твой страх, чувствую твою усталось и боль.

Дроу с трудом скрывал свою радость. Словно снова вернулись старые времена, и он во главе отряда охотников идёт по следу врага. Кругом чужие земли, опасность грозит из-за каждого угла. Но тем почетнее и славнее добыча, больше славы оставшимся в живых.

— Хуманс-с-с, где ты?

Конечно же, он знал, где добыча. Но, какой охотник откажется от игры, от возможности пощекотать себе нервы?

— Хуманс-с-с…

В его сторону вновь полетел нож. Снова очень близко и точно, что не могло не вызвать восхищения. Враг просто мастерски метал ножи. Будь на месте дроу обычный человек, охота давно бы уже кончилась.

— Ху…

И тут раздались приглушённые выстрелы. Тихие, совсем не похожие на выстрелы из винтовки или пулемёта. Словно кто-то кнутом щелкал. Раз — в стороны летят щепки от сосны, два — падает сбитая ветка, три — у ног дроу вспыхивает земляной фонтанчик.

Выругавшись, Риивал нырнул рыбкой в сторону. Тут же прыгнул вперёд, с силой оттолкнулся от дерева и оказался верхом на добыче.

— Хорошая охота, очень хорошая охота, — восхищённо шептал Риивал, давно уже ничего подобного не испытывавший. — За это, хуманс, ты умеешь быстро.

Его нож тут же оказался у горла человека.

— Ты станешь хорошим слугой для Тёмной госпожи. Она будет довольна…

— Стой! Стой же! Донерветтер! — жертва вдруг стала истово дёргаться, говоря при этом на каком-то странном языке. Риивал что-то понимал, а что-то нет. — Плен! Я сдаюсь! Ду ист думкопф! Убери этот чёртов нож! Я есть обер-лейтенант Фишер! Черт, ты не можешь меня убить!

Некоторое время Риивал разглядывал пленника, борясь с желанием довершить начатое. С одной стороны добыча уже посвящена Тёмной госпоже и должна быть принесена в жертву. Это непреложный закон, нарушение которого грозит немыслимыми карами. С другой стороны, пленник, явно, был непростой птицей.

— Ладно, подождём, — наконец, решил дроу, убирая нож от шеи. Правда, тут же он оказался у одного из ушей пленника. — Но ты уже отмечен, хуманс! Слышишь, твоя судьба уже известно.

Он резко дёрнул ножом, и чужой ошметок хряща и плоти оказался у него в руке.

— А это за твою наглость, хуманс!

Раз, и в его руке оказалось второе ухо.