Вдоль полуразрушенного зернового склада крадучись двигалась сгорбленная коренастая тень. В тусклом свете, что давали каменные зеркала, было видно синюшную грязную кожу, покрытую струпьями нечистот и запекшейся крови, а когда-то дорогая и красивая одежда давно превратилась в рваные лохмотья неопределенного цвета, которые едва прикрывали срам. Существо постоянно к чему-то принюхивалось, будто дикий зверь, водя косматой головой из стороны в сторону. Спутанная грива грязных, свалявшихся в колтуны, волос падала на лицо и сливалась с длинной бородой, закрывая грудь и плечи, будто стог. Внезапно существо замерло около одного из разбитых прилавков, привлеченное каким-то шорохом, и резко без замаха ударило обеими руками в груду мусора рядом с собой. Брызнули щепки пополам с кровью, и раздался тихий визг, который быстро захлебнулся в коротком хрипе. Существо выдернуло из-под сломанных досок чешуйчатую крысу величиной с небольшого кота и, недолго думая, принялось запихивать себе в пасть. Послышался громкий, неприятный хруст разрываемой плоти и треск костей, вперемешку с голодным чавканьем. Через пару минут от крысы не осталось и следа. Существо, разворошив окровавленными, грязными пальцами остатки мусорной кучи, исторгло утробный булькающий звук. Затем то ли взвыло, то ли гавкнуло, после чего направилось прочь, совершенно не замечая, что все это время буквально в десяти шагах из-под обвалившейся крыши амбара через узкую щель в досках за ним пристально следил цепкий взгляд. Когда существо окончательно скрылось за стеной одного из складов, наблюдатель позволил себе вздохнуть полной грудью.
- Что б ты подавился, Ванар, - не удержавшись от досады, одними губами прошептал Гримдор, совсем юный мальчишка-дварф, выползая из тщательно замаскированного укрытия.
Скрэгов становилось все меньше. На Втором Ярусе из животных остались только эти чешуйчатые крысы. И это был единственный источник свежего мяса. Этого скрэга он выслеживал уже второй день, зная, что грызуны, влекомые голодом, так или иначе придут к зерновым хранилищам в эту часть Яруса и приведут за собой толпы мертвецов. И тогда у тех немногих выживших, что прятались по разным норам, не останется ни единого шанса. Крыса попалась в ловушку, но юного двергурима опередили. И хвала Зерору, что мальчик решил подождать лишних пару минут, иначе на зубах мертвеца хрустели бы его кости. Этого никак нельзя было допустить - слишком большая ответственность лежала на его хоть и крепких, но еще совсем юных плечах.
Мальчик осторожно выглянул из-за проломленной амбарной стены и, убедившись, что никого поблизости больше нет, пригнувшись и, поглядывая себе под ноги, поспешил к разбитому складу с зерном. Стараясь не шуметь и поминутно зыркая по сторонам, мальчишка схватил заготовленную заранее деревянную лопату и принялся перемешивать содержимое здоровенных ящиков. Нельзя было допустить, чтобы зерно задохнулось и сгнило. Затем он наполнил несколько мешочков разными сортами и, погрузив всё в свой объемистый заплечный баул, не мешкая ни секунды, отправился в обратный путь по хорошо известному и подготовленному маршруту. Короткими перебежками, как учил его отец – хадар гвардии короля Нагмара, - от укрытия к укрытию, мальчик добрался до бывшего учетного дома, что стоял почти у самого водохранилища. Осторожно заглянув в пустой дверной проем, юный дварф удостоверился, что натянутая им перед уходом нить на месте, и только после этого нырнул внутрь. В приемной царил хаос: всюду валялась расколотая посуда и разбитая мебель. Пол и стены тут и там покрывали давно засохшие бурые пятна – все, что осталось от семьи главного эконома. В первый день праздника, когда эпидемия еще не захлестнула Морингард, покрытый язвами эконом, не зная, что происходит, в ужасе прибежал к себе домой, наотрез отказавшись идти на Третий Ярус. Ночью он умер во сне, а затем встал и разорвал всех, кто был в доме. Спаслась только его младшая дочь, да и то, только потому, что мать успела бросить ничего не понимающую и полусонную девочку в подпол и закрыть своим телом крышку люка.
На третий день после того, как закрылись гермозатворы и пали последние хадар, до изнеможения перемалывающие мертвецов своими топорами и молотами, всё, наконец, затихло. И только тогда Гримдор рискнул вылезти из большого окованного сундука, куда спрятался в самом начале, чтобы не быть растоптанным охваченной паникой толпой. Вылезти удалось не сразу – павильон оказался разрушен, и крышку придавило тяжелым тентом и балками. Оказавшись на свободе, мальчик, не поднимая головы, пополз подальше от площади. Потом он случайно набрел на этот дом в поисках убежища. И тогда он услышал, как кто-то стучится и кричит где-то внизу. Так он и нашел ее, Ильву. Которая сперва дни напролет молчала, уставившись в стену погреба пустыми глазами, а ночами плакала, зажимая рот ладонями, чтобы никто не услышал. И только спустя две недели, она все рассказала Гримдору.
Ступая на специально вычищенные участки пола, мальчик пробрался к дальней комнате, что служила бывшим хозяевам кладовой, и отодвинул грязный и когда-то страшно дорогой ковер, теперь ставший почти таким же твердым от пропитавшей его крови, как пол, на котором он лежал, и тихонько постучал по едва заметному люку. Почти сразу снизу послышался тихий шелест от скользящего в хорошо смазанных гнездах засова. А когда крышка откинулась, из темноты показалась светловолосая головка с горящими на бледном лице синими глазами, в которых плескалось одновременно беспокойство и радость.
- Грим, наконец-то, - прошептала девочка, прикрывая ладонью и так еле горящую лампу. – Спускайся скорее.
Она посторонилась, торопливо вжавшись в стену узкого лаза, и мальчишка, скинув тяжелый мешок вниз, шагнул на деревянную лесенку, ведущую в глубокий подпол. Закрыв за собой люк, он аккуратно задвинул засов и потянул за тонкую веревку, тянущуюся наружу. Услышав над головой шелест вернувшегося на место ковра, Грим спустился на стопку набитых соломой матрацев, подобрал баул и, оттащив его к небольшому столу в центре погреба, принялся выкладывать мешочки с зерном. Девочка, уже без опаски распалив лампу поярче, поставила ее на стол. Она молчала, ждала, пока Грим заговорит первым или попросит помочь.
- Я почти поймал его, Ильва, - сказал юный дварф, достав последний мешочек, и, завязав баул, кинул его на скамью. – Мертвоход нашел скрэга первым.
- Кто-то знакомый? – спросила девочка.
- Нет, - покачав головой, соврал Грим. - Ты ела?
- Я ждала, когда ты вернешься, - с укоризной сказала Ильва. – Ты же знаешь.
- Тебе надо есть, Ильва, - строго бросил мальчик, окинув взглядом ее худенькую по дварфийским меркам фигурку, которую лишь подчеркивало простое бледно-зеленое платье. - Меня не было целый день.
- Не сердись, - мягко попросила она. – Ты все принес?
- А когда не приносил? – удивленно глянул на нее Грим и кивнул на мешочки. – Сейчас подкрепимся и отдохнем как следует, а с утра начнем разносить.
- Может, успеем ещё сегодня разочек? Тетушка Морран ждёт уже второй день… - начала было Ильва, но наткнулась на холодный взгляд Грима.
- Она живет на другой стороне площади, - проговорил он. - Ты знаешь не хуже меня, что там целая толпа мертвоходов, и надо ждать, пока они снова дойдут до озера и отправятся обратно к гермозатвору. Тогда я сумею проскочить.
- Ты мог бы взять меня с собой в этот раз. Так мы унесем больше провизии.
- На ту сторону ты не пойдешь, – отрезал Грим.
- Я справлюсь, - нахмурилась девочка. – Со всем остальным же справляюсь, разве нет?
- Зерор Всеотец, Ильва! – устало проворчал он. - Тебе уже двенадцать, ты младше меня всего на год, а будто совсем дитя! Если мы оба погибнем, кто позаботится об остальных? Как насчет мастера Дротира с семьей? Ригги с малышами в Чертоге Матерей? Лонри? Гадбура? Других? Кто добудет им еду и питье?
- Я просто волнуюсь, Грим. Тетушка Морран стара и уже не может есть вяленого мяса.
- И потому ты сделаешь для нее муку как обычно. А я отнесу, как делал уже не раз. Но пойду один и не раньше, чем послезавтра.
Девочка покорно кивнула и принялась накрывать на стол. Вот уже полгода их еда была почти одной и той же каждый день. Вяленое или сушеное мясо, мука, сушеные яблоки или морковь и яблочный сок.
- Как надоел этот сок, Грим, - скорчила страдальческую гримасу Ильва. – Ну, может, все-таки наберем воды?
- В озере трупы, нельзя. Радуйся, что целых три склада уцелело, доверху забитых бочками с соком. Пей.
Какое-то время они молчали, сосредоточенно работая челюстями и думая каждый о своем.
- Грим, - нарушила тишину девочка. - Сколько нам еще… вот так?
- Не знаю, - честно признался мальчик. – Но я уверен, что отец и другие хадар живы. Они придут, Ильва. Придут вместе с гардуром и всё закончится. Ты поела?
- Да, не хочу больше.
- Тогда ложись спать.
- А ты? Снова тренироваться? Разве ты не устал?
- Я сын хадар, Ильва. Я должен.
Уже сонными глазами она наблюдала за тем, как ее друг готовится к тренировке, разминая мышцы и связки.
- Грим, - снова позвала девочка уже с лавки, накрывшись теплым шерстяным одеялом.
- Что, Ильва?
- Если увидишь моего папу… не обижай его… Я совсем на него не злюсь… Он не виноват. Он не знал, что так будет…
Девочка уснула, едва договорив.
Гримдор поглядел на нее, а затем глубоко вздохнул и приступил к упражнениям. Он был сыном хадар и ненавидел ложь. Но Гримдор никогда не сказал бы ей, кого видел сегодня у зернохранилища. И, если бы у него появилась возможность убить мертвохода, то первым бы стал Ванар Медная Ладонь, бывший главный эконом складского сектора. Мальчик не хотел, чтобы Ильва увидела, во что превратился ее отец.
***
Гримдор проснулся как всегда раньше и бережно разбудил подругу. И, пока девочка, пряча зевоту в кулак и протирая заспанные глаза, привычно собирала на стол нехитрый завтрак и готовила перекус в дорогу, он уже закончил набивать их заплечные мешки зерном и мукой. Остальные припасы и меха с яблочным соком были разложены у стены, ожидая своей очереди. Предстояло немало потрудиться сегодня, и двум юным дварфам не раз придется возвращаться в свое убежище за новым грузом. Пора было отправляться в путь.
- Готова? – спросил Гримдор, пряча небольшой плотницкий топорик в чехол на поясе, и с особой тщательностью, проверил, надежно ли сидит в ножнах подаренный отцом нож. Мальчик очень гордился этим подарком – по традиции его рода Разящих Секир этот клинок передавался из поколения в поколение первенцу, ставшему на путь хадар и достигшему десятилетнего возраста. Оружие на первый взгляд казалось простым и ни его сталь, ни отделка не шли ни в какое сравнение с теми произведениями оружейного искусства, что создавали кузнецы Морингарда даже тысячу лет назад. Но этот нож был одним из первых настоящих стальных изделий еще в те времена, когда двергур лишь начинали постигать тайны металлов и едва перешли от бронзы к железу. Такое оружие получили первые десять хадар Морингарда и родоначальник Разящих Секир был среди них.
- Готова, - кивнула Ильва, поднимая свой небольшой заплечный мешок и слегка разочарованно вздохнула. - Опять ты мне не доложил, да?
- Я всё положил как надо, – ответил Гримдор, просовывая руки в лямки своего баула.
- Сегодня меньше, чем в прошлый раз.
- А завтра ты и вовсе не пойдешь.
- Опять? С чего это?
- Так, ладно, пора с этим кончать, - Гримдор взял лампу и подошел к опорной балке в углу их жилища. – Видишь насечки?
- Ты считаешь дни, и что?
- Не только, Ильва, - сказал мальчик и указал на отметины от ножа, что шли вторым рядом с первыми. - Посмотри именно на эти. Я начал их вырезать около месяца назад. Ничего не хочешь мне рассказать?
Девочка непонимающе поглядела на друга. Вдруг она резко побледнела, и в ее глазах отразился ужас, затем щеки Ильвы запылали от стыда.
- О Зерор, как ты узнал? – спросила она.
- Во-первых, когда тебе в прошлом месяце нездоровилось, ты целую неделю каждый день сама выносила свой ночной горшок, хотя обычно это делаю я. А во-вторых, у меня есть старшие сестры, Ильва. Я не дурак и понимаю, что с тобой происходят… изменения.
- Прости, Грим, мне было страшно и стыдно, - прошептала девочка.
- Знаю, но ты должна была мне сказать, - сурово поглядел на нее мальчик. - Запах крови мог привлечь мертвоходов, и тогда бы нам несдобровать.
- Я всё сжигала у озера, у самого края пещеры. Нашла большой котел и сжигала под крышкой, - тихо проговорила Ильва. - Даже дыма не было.
- Хорошо, - серьезно взглянул ей прямо в глаза Гримдор. – Больше никаких тайн. Никогда.
- Никаких, - облегченно выдохнув, помотала головой Ильва. – Никогда.
- Идем, - чуть улыбнувшись, проворчал Гримдор. - Сегодня ещё поможешь мне, а завтра чтоб и носу наружу не показывала. Я принесу чистой ткани и новую одежду. Лампового масла у нас много - будешь читать «Железную Стражу», что я недавно раздобыл. Ясно?
Девочка смущенно улыбнулась и согласно кивнула.
Накрепко закрыв люк и тщательно всё замаскировав, Гримдор и Ильва, убедившись, что поблизости никого нет, вынырнули наружу. Их маршрут всегда начинался с северо-западной части Яруса, где укрылась за крепкими стенами Чертога Матерей старая хромая дварфийка Ригги с целой оравой малышей трёх-четырёхлеток, которых родители оставили ей на попечительство в день Ярмарки, чтобы несколько часов спокойно походить по торговым рядам. Никто не пришел за своими детьми.
Тихо передвигаясь между грудами мусора, Гримдор и Ильва довольно скоро достигли убежища. Ключ от Чертога хромая няня отдала им еще при первой встрече, чтобы не привлекать мертвоходов стуком в тяжелую литую дверь. Прежде, чем сунуть ключ в скважину, мальчик достал небольшую бронзовую масленку с тонким носиком и налил немного масла в замок, а затем и на ключ. Механизм сработал штатно: ригели толщиной в палец практически бесшумно выехали из пазов, увлекая за собой два мощный стальных засова, давным-давно снятых со стопоров.
- Хвала Зерору, вы живы! – воскликнула старая сухая и кряжистая дварфийка, едва за подростками закрылась дверь, и крепко прижала Ильву к внушительной груди, пока Гримдор запирал засовы. В Чертоге Матерей можно было говорить без опаски в полный голос – толстые стены не пропускали наружу ни звука. – Денно и нощно я молюсь за вас Всеотцу, спасители вы наши! Ну здравствуй, моя девочка!
- Здравствуй, тетушка, - тепло улыбнулась Ильва, не спеша покидать гостеприимные, почти материнские, объятия Ригги.
- Здравствуй, модрон, - коротко, но почтительно, поклонился Гримдор и, не мешкая, скинул свой баул на пол.
- Голхир, хадар, - ответила глубоким поклоном старая дварфийка, обращаясь к мальчику как к полноправному воину и не делая даже попытки прикоснуться без спроса, чтобы не оскорбить детским отношением. – Спасибо тебе за защиту. Видит Зерор, твой род должен гордиться своим потомком.
- Благодарю за добрые слова, модрон, - сдержанно ответил Гримдор, присаживаясь на корточки и выкладывая припасы на скамью у стены. – Здесь всё как обычно. Еще удалось раздобыть немного сушеной моркови.
Тут он услышал шорох множественных мелких шагов и повернулся на звук.
Из темного, скудно освещенного коридора, что вёл в большой зал, вышла нестройная толпа малышей. Они молча смотрели на Гримдора внимательными, не по-детски цепким взглядом. Юный хадар так же молча встал, выпрямляясь и отрицательно покачал головой. Без единого вздоха или всхлипа малыши развернулись и потопали обратно в темноту Чертога Матерей.
- Модрон, мы вернемся еще дважды, но сперва нужно обойти дальние схроны, - сказал Гримдор, забрасывая на спину пустой баул.
- Не волнуйся, хадар, даже этого хватит надолго, мы живем экономно.
- Знаю, модрон. Ильва, идем.
Девочка еще раз крепко обняла старую няню и та что-то тихо зашептала ей на ухо. Гримдор всегда давал им пару минут, понимая, как Ильве этого не хватает. Себе же он такого позволить не мог.
Шесть часов спустя, когда даже Гримдор уже едва мог разогнуть уставшую от тяжести мешков спину и с трудом переставлял гудящие ноги, они с Ильвой решили сделать привал в одном из своих маленьких убежищ, организованных по всей западной части Яруса. Оставалось еще несколько тайников с прячущимися в них немногочисленными дварфами, но сейчас было необходимо немного отдохнуть и подкрепиться.
Однако этим планам не суждено было исполниться. Едва Гримдор засунул в рот первый кусочек сушёного мяса, как с юга он услышал далекое и слабое эхо.
- Ты слышала? – замерев и стараясь не дышать, одними губами спросил он у Ильвы.
- Кажется, да, - неуверенным шепотом ответила девочка. – Что это?
- Не знаю, но звук со стороны гермозатвора.
- Может мертвоходы гудят?
- Не должно их там быть сегодня, - кусая губу проговорил Гримдор. - И гудят они только, когда спускаются к озеру на водопой. Нет, Ильва. Может кто-то открыл гермозатвор?
- Постой, Грим! – едва не вскрикнула девочка, когда юный хадар начал быстро собирать их полдник обратно в баул. – Что ты хочешь делать?
- Я должен пойти и проверить, Ильва. Вдруг к нам идет подмога с верхних ярусов? Они же не знают, что тут творится! Пока мертвоходы далеко, я должен проверить. Второго шанса может не быть!
- Я с тобой!
- И речи быть не может! - отрезал Гримдор. – Но и назад возвращаться - только время терять! Идем скорее к Гадбуру - его схрон ближе всех к гермозатвору, спрячешься у него, пока я не приду за тобой.
Они двигались на пределе скорости, только что не срываясь на бег. Останавливало лишь то, что тогда даже обмотанные мягкой тканью подошвы сапог не смогут полностью заглушить звуки их шагов, и шанс оказаться добычей любого бродячего мертвеца, отбившегося от стада, возрастал многократно. Наконец показались павильоны и палатки мясного ряда. Ребята, сдерживая порывистое дыхание, остановились у крохотной лавки Гадбура. Нырнув в замаскированный рваным куском какого-то шатра дверной проем, Гримдор упал на колени у люка, ведущего в ледник, и дрожащей от волнения рукой потянул за веревку, торчащую из щели.
- У Гадбура есть теплая одежда, - быстро сняв баул и проверив оружие, горячо прошептал он девочке, когда снизу послышалось осторожное скольжение засова. - Не застудись, слышишь? Я вернусь за тобой.
Гримдор вдрогнул, когда совсем рядом со стороны лестницы, ведущей наверх к гермозатвору, послышались глухие звуки боя и сухой треск, будто кто-то топтал вязанку хвороста.
- Грим! – в глазах Ильвы плескался страх.
- Позаботься о ней, мастер Гадбур! – Гримдор пихнул девочку в объятия ошеломленного мясника, едва тот высунулся из люка, чтобы помочь с поклажей.
- Грим!
- Пойдем, Ильва, скорее, - испуганно зашептал дварф, сгребая ее в охапку и сбрасывая вниз баул Гримдора.
Когда люк закрылся и затвор занял свое место, мальчишка уже был около караулки при входе на лестницу. Бродячие мертвоходы, оставшиеся тут после очередного разворота стада обратно к озеру, были самыми слабыми и медленными. Гримдор уже видел такое не раз. Подобно животным, сильные мертвяки оттесняли слабых от пищи и воды. В конце концов, те слабели еще сильнее и уже не кочевали со стадом, а бесцельно бродили по округе. Но теперь что-то на лестнице привлекло их настолько, что они гурьбой, сталкиваясь плечами, падая и мешая друг другу, медленно лезли наверх.
И тут Гримдор, спрятавшись за одним из контрфорсов караулки, не веря своим глазам увидел, как вниз по ступеням катятся груды костей, а вместе с ними изрубленные, обезглавленные тела.
Сверху шел кто-то, способный убивать мертвоходов раз и навсегда.