Эхо черного леса

ТОНЯ ПРИОТКРЫВАЕТ ЗАВЕСУ

…Уже ближе к вечеру возле районной конторы связи в Яремче остановился запыленный Станиславский автобус. Помощник паровозного машиниста Букшованный, гордо неся в руках низку пойманной у водопада форели, увидел среди пассажиров автобуса с чемоданчиком в руках свою соседку — квартирантку старой Катерины Тоню Маштакову. Букшованный уже познакомился с ней и сейчас, замедлив шаги, решил пойти домой вместе с этой симпатичной москвичкой. «А что, если подарить ей половину форели? — подумал было «ястребок». — Такой царской рыбы она у себя в Москве не ела!»

К великому удивлению Букшованного, Тоня сразу круто повернула вправо и быстро пошла по направлению к райотделу МГБ.

«До Паначевного помандрувала!» — решил Букшованный и зашагал домой, размахивая связкой рыб.

Не успела Тоня открыть дверь райотдела, как увидевший ее через окно Загоруйко встретил гостью на пороге.

— Наконец-то, — сказал майор. — А мы думали, не случилось ли чего с вами?

— Задержали на день в Станиславе. Назначение сюда, в больницу, получала, — идя за начальником в его кабинет, сказала Тоня и спросила с волнением: — Ничего… Иван Тихонович?

Тот отрицательно покачал головой.

Стараясь скрыть разочарование, Тоня присела в кресло и, раскрыв на коленях чемоданчик, сказала:

— Я захватила все, что могла найти у себя и у его родных. Вот это — последние письма Гната, а это — его фотографии. Вот ему восемь лет. Здесь он фабзавучник… А вот они на первом курсе института вместе с Почаевцем. Я отметила их птичками. Вот их батарея перед отправлением на фронт. А здесь они в Вене, у могилы Иоганна Штрауса… Да, кстати, там у нас был очень странный визитер в Корце.

— Чем же он странен, ваш визитер? — спросил Загоруйко, нажимая кнопку звонка. Когда появилась Лида, он попросил: — Дайте-ка нам чаю, Лида…

Того, что сообщила Тоня, было вполне достаточно, чтобы позвонить в дом отдыха, где остановился полковник Прудько, и попросить его немедленно прийти в райотдел. Более часа они рассматривали груду фотографий, рассыпанную на столе Загоруйко. Лампа под зеленым абажуром освещала фотографии бандитов.

Загоруйко докладывал:

— Эти мы нашли в бутылке, закопанной на огороде. Тоня внимательно рассмотрела все и из них отобрала две эти. Тогда я дал ей все фотографии из архива банды Резуна. Как вы хорошо знаете, Резун уничтожен нами в феврале 1946 года. Именно тогда Кравчук, приезжавший на эту операцию, лично поймал, но потом по оплошности часового упустил главаря сотни тяжелых пулеметов Стреляного. Тоня перебрала фотоархив Резуна и опять нашла в нем три фотографии Стреляного, категорически утверждая, что человек, посетивший позавчера мать Березняка, и вот этот, изображенный на фотографии, — одно и то же лицо…

Полковник взял в руки маленькую фотографию с изображением Стреляного в военной форме:

— Польская униформа?

— Когда Гитлер в сентябре 1939 года напал на Польшу, Стреляный-Карпинец был призван как капрал запаса в польскую армию, но дезертировал оттуда на второй день войны. В августе 1944 года его как военнообязанного мобилизовали в Куровичах в Советскую Армию. Он дошел с нашими войсками до Сандомирского плацдарма и дезертировал оттуда, сразу же перейдя на нелегальное…

Вошел пожилой капитан с видом образцового, исполнительного служаки.

— Вы требовали дело бандита Стреляного? — вошедший протянул полковнику пухлое дело.

Полковник внимательно перелистал дело неособенно долго задержавшись на последних его страницах, спросил:

— На каком основании, товарищ Задорожный, вы отправили это дело в архив?

— При захвате бандита Шугая…

— Простите, — полковник останавливает капитана и, обращаясь к Загоруйко, спрашивает:

— Вам маршрут Кравчука хорошо известен? Может, удастся предупредить?

— Маршрут известен до Параньки, а дальше — тьма…

— Продолжайте, товарищ Задорожный, — кивнул Прудько капитану, и тот торопливо, почтительно сказал:

— При захвате Шугая мы нашли у него донесение о том, что в боях с нами поблизости хутора Буковца погиб главарь сотни тяжелых пулеметов Стреляный. Я подшил это донесение к делу, сообщил о нем Кравчуку, а дело отправил в архив.

— Когда вы сообщили об этом Кравчуку? — спросил Загоруйко.

— Минуточку. Я сейчас припомню. — И, напрягая память, стоя навытяжку, капитан проговорил: — Ах, да… подполковник Кравчук как раз собирался улетать в Киев. Я останавливаю его в коридоре и говорю: «С вас причитается, товарищ подполковник. Бандит Стреляный, который однажды улизнул от вас в Черном лесу, убит нашими оперативниками возле Буковца».

— И подполковник Кравчук поблагодарил вас?

— Никак нет! — не уловив иронии в вопросе полковника, наивно признался капитан. — Обратно даже: он нахмурился и прошел к «газику», который повез его на аэродром. Видно было — ему неприятно вспоминать оплошность.

— А вы положили дело в архив и ушли спать?

— Никак нет! Я отправился смотреть заграничный фильм «Девушка моей мечты»…

— Вы сами труп Стреляного видели? — сдерживая себя, спросил Прудько.

— Никак нет!

— Эх вы! — бросил полковник в сердцах. — Вы смотрели «Девушку моей мечты», а в это самое время зачисленный вами в покойники бандит Стреляный, быть может, расстреливал мирных лесорубов, защиту жизни которых нам поручили партия и государство… Простофиля вы, вот кто! Разве вам не ясно, что бандеровцы нарочно зачисляют своих бандитов в мертвецы, чтобы они ушли из-под нашего наблюдения? Разве вам не говорили, что не всякому документу, найденному в бункере, можно верить? Их зачастую стряпают нарочно, чтобы повести нас по ложному следу. Разве вы не знаете, что есть могилы с надписями на крестах, что такой-то упокоился тогда-то, а под насыпью никого нет, даже пустого гроба? Враг очень хитер, и это надо помнить…

— Я думал… — промямлил капитан.

— Думать надо самостоятельно. И особенно чекисту, — заметил полковник, — Идите! Мы будем говорить о вас как о коммунисте на партийном бюро. А дело немедленно пустить в работу…

Когда захлопнулась дверь за капитаном Задорожным, полковник в сердцах сказал:

— Чинуша! Мозги закостенели! За его ошибку мы можем заплатить жизнью нашего товарища. А у Николая Романовича — семья, дети…

— Чинуша — не то слово! — воскликнул Загоруйко. — Это несчастье для райотдела. Пустое место. Совершенно не умеет думать самостоятельно. А когда мы начинаем применять разумные меры, как он выступает против них! Когда после первых обращений правительства к обманутым националистами бандитам им была гарантирована амнистия и они группами стали выходить из леса и сдавать оружие, Задорожный такую бузу развел здесь, что держись! «Пострелять их всех — и дело с концом! — кричал на собрании. — Какая может быть амнистия?» Самому Хрущеву писать грозился, как ему ни доказывали, что это Никиты Сергеевича инициатива — сочетание гуманных мер применительно к обманутым с решительными по отношению к закоренелым бандитам.

— Пострелять-то и дурак сможет, — задумчиво протянул Прудько, — надо работать так, чтобы выстрелы прекратились навсегда… Давайте подумаем, Иван Тихонович, как же нам предупредить Кравчука, что Стреляный появился на его пути?