Эхо черного леса

«КАША» ПО ОСОБОМУ РЕЦЕПТУ

…И была еще одна ночь в особняке Загоруйко. Все окна снова занавесили. Теперь уже не только хозяин, Загоруйко, но и Прудько и Паначевный внимательно слушали прибывшего из далекой поездки Кравчука.

— Итак, порешили, — сказал Прудько, — сигнал — зеленая ракета. А случится что-либо непредвиденное, даете знать через «мертвый» пункт. Лейтенант будет наведываться туда ежедневно с наступлением сумерек. Только очень прошу вас, Николай Романович… Минимум жертв!

— Кому же умирать хочется? — сказал Кравчук и, обращаясь к хозяину квартиры, спросил: — Ваня, а карточка?

— Вот она! — И, достав из бумажника завернутую в конверт фотографию, Загоруйко подал ее Кравчуку.

Подполковник посмотрел на оборотную сторону карточки и сказал:

— Надеюсь, он не забыл еще ее почерк?

Тем временем Паначевный начал собирать со стола папки с оперативными разработками, укладывая все это в портфель.

— Я сейчас говорил по телефону с латышскими товарищами, Николай Романович, — сообщил Прудько. — Вы себе представить не можете, как благодарили они нас за эту весть. Кто такой Янис? Ведь родные его, чтобы замести следы его прошлого, распустили тогда слух, что это уголовное убийство. Теперь же ясно, что его убрали бывшие сообщники либо…

— Близкие тех, кого этот палач убивал в годы оккупации? — сказал Загоруйко.

— Возможно и такое, — согласился Прудько. — А может, зная об убийстве Яниса, те, за кордоном, по чьему приказу его убрали, нарочно дали этот адрес, чтобы проверить Дыра?

— Конечно, — сказал Кравчук.

— Теперь латышские чекисты развяжут и этот узел! — продолжал Прудько не без удовольствия. — У них отличные традиции. Ведь в первые годы революции совсем еще молодой чекист, бывший офицер, Эдуард Берзин сумел провести и обмануть таких китов английского шпионажа, как Локкарт и Рейли!

Доверенное лицо самого Уинстона Черчилля, Сидней Джордж Рейли, самая загадочная личность в тогдашней Европе, он же мистер С, I-Эсти, сэр Рейз, мосье Константин, господин Массино, товарищ Релинский, — этот Рейли, король шпионажа, хвастался тогда своим коллегам, что он купил Берзина, что за золото купит и продаст полмира. А Эдуард Берзин, верный ленинской партии латыш, взял да и положил полученные им от английских разведчиков миллион двести тысяч золотых рублей на особый, только немногим известный счет в Наркомфине РСФСР! Вся мировая печать писала тогда о позорнейшем провале Интеллидженс сервис. А в стокгольмских и берлинских газетах сообщали о клятве Локкарта. Он грозился тогда пустить в ход все связи и средства, чтобы отомстить Берзину и Петерсу, а заодно и всем латышским стрелкам за то, что они так подвели английских дипломатов. Придет время — раскроются тайны и других английских провокаций против наших людей. Пока же мертвый резидент англичан Янис сможет дать выход на живых латышских Олегов.

— Вы думаете — их много, полковник? — спросил Загоруйко.

— Балтика! Она всегда интересовала англичан, — сказал Прудько. — А теперь, когда Литва, Латвия, Эстония стали советскими республиками, балтийский бассейн для них во многом потерян. Недаром они называют Балтику сонной артерией. А как бы им хотелось там иметь свои опорные пункты! Вот подождите: когда-нибудь подведем и туда нефтепровод и станем торговать со Швецией, с Финляндией и другими соседями дешевой татарской нефтью! Как взвоют тогда британские нефтяные короли: ведь не смогут они конкурировать с нами. Потому и пытаются завязать связи со всякой сволочью вроде Яниса и другим отребьем и «наших знакомых» используют для этой цели.

…Паначевный — самый молодой из чекистов — слушал полковника, и снова, в более глубоком значении, открывался перед ним смысл полной романтики и разума чекистской работы. И как хотелось бы ему знать столько, сколько знал этот умудренный опытом седой полковник.

Полковник встал и, положив руку на плечо Кравчуку, похвалил его:

— Ты хорошо придумал это, Николай Романович, чтобы на время там, в Ростове, пока мы здесь не провернем все, изолировать Фарнегу.

— А что? Чем черт не шутит, — отозвался Кравчук, — вдруг у Хмары там есть второй агент с зачепной хатой[8] и ему станет известно, что Фарнега жив и здоров? Все валится тогда.

— Мне сегодня полковник Туровцев звонил оттуда. Говорит: когда Фарнега узнал, что его только просят исчезнуть для всех окружающих, он заплакал. Как-никак это очень легкое наказание: отдохнуть две недели у Черного моря, — сказал Прудько.

— Жена тоже не знает? — спросил Кравчук.

— Ей позвонили с завода и сказали, что муж срочно улетел на Урал. А тем временем Фарнега с сотрудником управления взял курс на Сухуми, — пояснил полковник. — Ну, будем собираться в дорогу дальнюю…

Загоруйко возмутился и преградил ему доступ к двери.

— Зачем собираться? Вы уж извините, но хозяин здесь я. Нам надо поужинать… Зоечка!

Из кухни появилась, видимо предупрежденная заранее, Зоя Васильевна. Она сразу принялась накрывать освобожденный от бумаг стол.

— Да какие ужины в такую пору? — развел руками Прудько.

— Какое имеет значение «такая пора»? — возразил Загоруйко. — Вы же сами не раз повторяли: для чекистов не существует ни дня, ни ночи. Посидим маленько, а потом Николай Романович продолжит свой маршрут…

— Ваня, а «семечки»? — спросил Кравчук.

— Как же. Все здесь!

И Загоруйко, вынув из шкафа металлический ящик с патронами, подал его Кравчуку.

— Все немецкие?

— Наших нет. И три обоймы к «вальтеру» третий номер, — сказал Загоруйко.

— Зоя Васильевна, — обратился Кравчук к хозяйке, — нет ли у вас кипяточку?

— Вам что? Побриться? — спросила хозяйка.

— Да нет, для другого. Этак кастрюлю, да побольше.

— Кастрюля есть. Я нагрела, чтобы посуду помыть.

— Поставьте еще, а эту дайте мне.

— Зачем вам столько кипятку?

— Я кашу хочу сварить.

— Но я же приготовила кашу. Будет гусь с гречневой кашей.

— А я хочу по своему рецепту сварить, — сказал настойчиво Кравчук. — Ну дайте, будьте любезны, вашу кастрюлю.

Зоя Васильевна посмотрела на него, но, видя, что муж делает ей утвердительные знаки, вынесла из кухни кастрюлю, наполненную кипятком. Она поставила ее на столик в стороне и дрогнувшим голосом, как человек, чей престиж в доме подорван, сказала:

— Вот вам, пожалуйста…

Кравчук перенес на столик металлическую коробку и принялся как ни в чем не бывало ссыпать оттуда в горячую, пышущую паром воду патроны от немецкого автомата.

— Да вы что, с ума сошли? — ужаснулась Зоя Васильевна.

— Спокойненько, хозяюшка, без возражений! Поварам не надо мешать!

Почти доверху была засыпана большая кастрюля патронами, и самые верхние из них просвечивали сквозь горячую воду.

Смеялись от всей души над изумленной и перепуганной Зоей Васильевной гости и хозяин. А Кравчук с невозмутимым видом потряс кастрюлей так, что кипяток покрыл все патроны, и, поднимая ее, сказал:

— Сейчас, хозяюшка, разрешите мне отвоевать часть вашей плиты.

— Да вы что, варить это собираетесь?!

— Именно, — согласился Кравчук, — бывают же «гурьевские», «смоленские» и другие каши, а почему не может быть каши по рецепту Кравчука?

— Боже мой! — простонала хозяйка. — Чего только не придумают эти чекисты! Ни днем, ни ночью покоя нет, и не знаешь, что тебя ждет завтра. Уж лучше бы я вышла замуж за бухгалтера.

Гости покатывались со смеху, а Кравчук, пройдя на кухню, поставил там кастрюльку на огонь. Зоя Васильевна хотела забежать туда, но боялась и, прячась за простенок, закричала:

— Да вы дом взорвете!

— Спокойненько, хозяюшка, — урезонивал ее Кравчук, — я знаю, что делаю. Мне ведь тоже жизнь дорога…

Стол был накрыт. Длинногорлые бутылки с закарпатским вином окружили блюдо с жареным гусем. Мужчины непринужденно беседовали, подливая себе в стаканы легкое золотистое вино. Одна лишь бедная Зоя Васильевна то и дело с тревогой поглядывала в сторону кухни, где варилось дьявольское блюдо, непонятно для чего придуманное Кравчуком. Каждую минуту хозяйка ожидала взрыва…

— Многое теперь зависит от Березняка, — сказал задумчиво Кравчук.

— Я тоже проверил те показания, которые он дал бандитам, — сказал Загоруйко, — чистейшая липа.

— Но ведь, «липуя» так, он ставит себя под удар, — заметил Прудько.

Кравчук тем временем поставил дуршлаг с патронами на подоконник и взглядом попросил Загоруйко подойти к нему.

— Ваня! Если со мной что-либо случится, — сказал он тихо, — передай это письмо моим!

Загоруйко, принимая конверт, понимающе кивнул головой. Они возвратились к столу. Кравчук разлил всем вино и сказал:

— Ну, давайте стременного! За следующую встречу в Черном лесу!..

…Занимался рассвет в Карпатах. Маленький паровозик «кукушка» тащил в горы, к перевалу, словно игрушечный, поезд с платформами для леса. Сидели на них, посасывая люльки, молчаливые лесорубы из Яремче, Надворной, Ямного и Ворохты. Среди них затерялся и Кравчук — «Дыр», который возвращался из своего дальнего путешествия.

На одной из платформ разместилась группа молодежи. Красивый молодой лесоруб в зеленой тирольской шляпе, украшенной перышками фазана, наигрывал на флояре мелодию популярной «Гуцулки Ксени»:

…Пели лесорубы. Тревожно гудела временами на подъемах маленькая чумазая «кукушка», должно быть еще со времен императорской Австро-Венгрии совершающая свои трудные маршруты на верховины.

А Кравчук, прислушиваясь к мелодии этой рожденной где-то здесь, в Прикарпатье, песни, думал о том, как много еще предстоит ему сделать, пока снова он сможет надеть военную форму и вернуться к семье и близким.

…Он добрался к бункеру Хмары только к вечеру, усталый, голодный, и, не дожидаясь ужина, оставшись наедине с вожаком, долго рассказывал ему о своем путешествии в Ригу, возмущаясь тем, что его совершенно напрасно, как бы желая подшутить, посылали к мертвому человеку.

— Но кто мог знать? — протянул Хмара. — Быть может, как и с нами, у Мюнхена связь с латышами оборвалась надолго? А за это время и подохнуть не мудрено! Потому вас и послали в Латвию, чтобы кадры проверить…

— Ну, а Буйный-Фарнега больше не пикнет! — сказал Кравчук и положил на стол его потрепанный паспорт, тот, что побывал в руках у полковника Туровцева. Сперва Хмара взял паспорт, потом глянул небрежно на его номер и, пододвигая паспорт к себе, спросил:

— Предал?

— То для нас человек конченый, — сказал Кравчук, подсаживаясь к столу.