Смок, Реброруб и Джура только приблизились к горному поточку, а в лагере Хмары уже пронеслась весть о прибытии курьеров из-за кордона. Проникла эта весть и в бункера, и оттуда на маленькую полянку, повыползали бандиты. Сам Хмара поджидал курьеров на своем излюбленном месте, сидя на пне старого бука. Его охранники, стоящие ближе всех к «проводнику», с нескрываемым интересом следили за тем, как ведомые «боевиками», взбирались сюда по тропинке с глазами, завязанными черными платками, Дыр и Выдра. Похожие на слепцов, они осторожно нащупывали землю под ногами.
…Подведя «курьеров» к столику Хмары, «боевики» сняли с их глаз повязки. Кравчук и Кучма жмурились от солнца. Задевая кроны буков, оно скатывалось на запад. Зато Хмаре, сидящему спиной к солнцу, очень удобно было разглядывать лица прибывших. Особое внимание его привлек Кучма. Он долго разглядывал Дмитра, а потом спросил:
— Где я мог видеть вас, друже?
В свою очередь, немного осмотревшись и привыкнув к солнечному свету, Кучма, рассмотрев бандитского вожака, с удивлением воскликнул:
— Боже ж мой, неужели друже Гамалия?
— Был когда-то Гамалия, а теперь Хмарой стал, — сказал «проводник». — А твое псевдо?
— Выдра! Я же из Ямного, а вы из Микуличина. Рядом. Я был в вашей сотне, когда она начала отход на запад. Вы остались в крае, а мы подались в Баварию. И, помните, вы еще на прощание речь держали перед нашей сотней на лугу возле той речечки, что под Замчиском течет?
— Было такое! — протянул Хмара. — Я тебя сейчас хорошо припомнил. Земляки! — И, внимательно посмотрев на Дыра, спросил:
— А вы откуда, тоже со Львовщины?
— Нет, я из Санока, — спокойно ответил Кравчук.
Много стоил ему этот спокойный ответ, не один седой волос прибавила Кравчуку эта первая встреча с неуловимым и грозным бандитским вожаком, который сумел остаться целым и невредимым, обманывая самых опытных чекистов, в то время как многие его коллеги уже давно сложили головы в урочищах Черного леса.
Хмара пристально рассматривал Кравчука и, помедлив, спросил:
— А родные где?
— За границей. Их поляки отселили.
— Куда?
— В Олыптинское…
— Вместе из Мюнхена?
— Одним самолетом.
Охранник Джура, приблизившись к столику, сказал:
— Докладываю послушно: боевик Стреляный прибыл с выполнения задания. Ждет вашего приказа.
Стреляный издали разглядывал прибывших курьеров. Как и все остальные, он был несказанно рад их приходу.
Ведь столько времени пробыли они без связи с теми, кто приказал им сидеть под землей, создавая видимость того, что целые армии повстанцев гуляют в Карпатах. Сидеть под землей и ждать первого же вооруженного конфликта между Советским Союзом и американцами. Вот тогда-то они, обовшивевшие борцы за «самостийну Украину», открыто стали бы под звездные американские знамена, подобно тому как летом 1941-го шагали они под знаменами гитлеровского рейха, повенчав свой герб-трезуб с фашистской свастикой.
— Пусть отдыхает Стреляный, — распорядился Хмара. — После вечерней молитвы я с ним поговорю. Почта с вами?
— Мы не рискнули сразу нести ее сюда, — доложил Выдра. — Она в тайнике.
— Тогда так, — приказывает Хмара, — помойтесь, покушайте, а когда отдохнете — за почтой. Тайник далеко?
— Километров четырнадцать, — сказал Кравчук.
Отсалютовав Хмаре, они направились к охранникам, которые выстраивались на вечернюю молитву на берегу быстрого потока, что, низвергаясь с гранитной скалы, закипал внизу водопадом.
Сидящие группкой бандиты тихо пели принятую ими на вооружение песню легиона украинских сичовых стрельцов австрийской армии:
Машерують добровольщ
Через Мезетеребеш[7],
Гей, гей, через Мезетеребеш;
Чи то банда, чи то вiйско,
Ти нiяк не разберет…
Поодаль горели костры, на которых повара готовили кулеш.
— Бывают же встречи, — стараясь держаться как можно более непринужденно, сказал Кучма, видя, что с ними поравнялись Смок и Реброруб. — Когда в Мюнхене нам говорили про атамана Черного леса, славного Хмару, разве мог я предположить, что он и мой бывший сотник Гамалия — одно и то же лицо?
— А к тому же вы земляки, — заметил Кравчук, радуясь такому совпадению.
И разве мог предполагать Кравчук в эту минуту, что его очень пристально разглядывает из-за кустов старый эсбист по кличке Стреляный? А тот, потихоньку стаскивая грязную с дороги сорочку, напряженно думал:
«Где я мог видеть этого коренастого курьера, который прибыл из далекого Мюнхена? Может, еще до войны, в польском войске, в казармах города Грудзенца? Или где-либо в Куровичах, откуда подался я в банду, убегая с призывного пункта вместе с другими оуновцами? Или..?
— Ну, а как там в Мюнхене, — догоняя курьеров и кладя тяжелую шершавую руку на плечо Выдре, поинтересовался Реброруб. — С войной дела как?
— Скоро загудят орудия! — сказал Дмитро.
— Поскорей бы загудели, — заметил Смок, — а то осточертело уже по этим бункерам гнить. Либо воши нас заедят, либо Советы выкурят…