Эхо черного леса

НОЧНЫЕ ВИЗИТЕРЫ

Темны бывают ночи в Карпатах. Внизу туманы застилают долины с узкими реками, и сдвинутые, будто по чьему-то приказу, горы ревниво берегут покой затянутых белесоватой поволокой длинных, непомерно длинных сел и маленьких городков. В то же самое время, находясь на верховинах, вы можете увидеть над собой ясный свод неба, усеянный звездами, услышать неподалеку блеяние овец в пастушьих отарах, резкие звуки трембиты и мерное журчание поточков,

В одну из таких ночей услышали Карпаты нарастающий гул чужого самолета. Прорвавшись с погашенными бортовыми огнями на небольшой высоте, междугорьем, сквозь линию радарных станций, сбросил он таинственный груз и немедленно убрался восвояси…

…Одна за другой с темного, усеянного звездами неба в том квадрате Черного леса, где был задержан во время прочески массива Ивасюта, медленно опускаются две фигуры на парашютах.

Ночные гости, столкнувшись с землей, быстро стягивают лямки парашютов, свертывают обмякшие купола и, отойдя в сторону, зарывают их в землю вместе с еще каким-то грузом под заметными отовсюду двумя дубами.

Потом они сворачивают от опушки леса на дорогу, прощаются с таким, казалось бы, уютным и безопасным Черным лесом, и старший годами, высокий, худощавый и нескладный, с асимметричным лицом, роняет:

— Ось, видишь, Дмитро… Там, дальше, дорога на Ворохту. Я ее узнаю. Спускались однажды здесь. А там, налево, тот крест. Пошли тихонечко…

Они шли по пыльной, еще не тронутой росой битой дороге. Прикарпатское село встретилось на их пути.

Крадучись, воровато, проходят они задворками села и слышат веселый девичий смех. Окраинная хата ярко освещена. Из ее маленьких окон вырывается свет нескольких керосиновых ламп. То ли свадьба там, то ли крестины, а быть может, попросту вечеринка. Во всяком случае, по какому-то сигналу, данному изнутри хаты, утихли все голоса и кто-то здтянул:

Остановились в тени, под стеной, два ночных гостя. Не могут они приобщиться к веселью, царящему в гуцульской хате. Нельзя, никак нельзя им войти туда, потому что воры они на украинской земле, а не желанные ее гости.

— Смотри, по-нашему поют! — прошептал младший парашютист, по кличке Выдра. — И смеются как!

— Ладно, ладно, слюни не распускай, — сурово оборвал его высокий, сухопарый парашютист. — Еще не такие песни услышим, как вернемся до Мюнхену.

Они двигаются дальше, выходят в поле, приближаются к оврагу, где взяли Ивасюту, и, наконец, на фоне звездного неба возникает вдали перед ними покосившийся черный крест — частое место всех бандеровских явок и «мертвых», контактных, пунктов в те послевоенные годы.

Долговязый, по кличке Дыр, сказал молодому напарнику:

— Я уже бывал на таких встречах и все знаю. Пойду первым. В случае чего — даю голос и падаю, а ты стреляй, не бойся…

Он исчез в темноте, держа направление на крест и голосом подражая коростелю. Все ближе и ближе крест. От него отделяются и идут навстречу Дыру, похлопывая себя по голенищам прутьями, три человека. Разве могли предположить тогда закордонные курьеры, что вместо бандеровских связных на встречу выходил лейтенант Паначевный и его оперативники? Дыр остановился и приветствует их паролем:

— До Болехова далеко?

Вместо ответа встречные набрасываются на Дыра, и он успевает только хрипло крикнуть:

— Измена! Стреляй!..

Но тихой остается ночь в Карпатах, и от опушки леса отделяется Дмитро-Выдра с поднятыми кверху руками.