Эхо черного леса

ЧТО ЗАМЫШЛЯЕТ ХМАРА?

Вечером, прохаживаясь в тени высокого бука, под которым еще так недавно пытали Потапа, Хмара, оставшись наедине с Кравчуком, сказал:

— Мне кажется, что с этими геологами я поступил правильно. Один из них, Почаевец, был нам ни к чему. То — законченный фанатик, рассказывать ничего не хотел, ну мы его и порешили. А этот, Березняк, — штучка хитрая. Или он действительно подослан эмгебэ, или попросту раскис и колется охотно. Отпускать его отсюда уже нельзя. Одно время, еще до того как вы пришли, я думал с ним покончить, а потом, когда Стреляный рассказал мне, что его орденом за находку урановой руды наградили, повременил. Выжать из него надо решительно все, что он знает. Я для того его и к присяге привел…

— Глядите, друже, как бы не улизнул, — заметил Кравчук, а сам подумал: «Откуда Стреляный мог узнать, что Березняк урановую руду искал и награжден за это орденом? В тех записях, которые передал ему для ознакомления Хмара, об урановой руде Березняк не написал ни слова. Значит, Хмара что-то от него скрывает?»

— Он все время у меня под наблюдением, — сказал Хмара, — днем и ночью. Случись что, сам повешу первого, кто чего недосмотрит… Была у меня, правда, еще одна думка…

— Какая думка? — спокойно спросил Кравчук, стараясь не проявлять видимого интереса к планам вожака.

— А что, если его при оказии в Мюнхен отправить? Пусть его в центре хорошенько прощупают! Такой тип может быть для них очень полезен. И нас это хорошо оправдает в их глазах: значит, мы здесь не сидим зря в бункерах, если таких гусей захватываем.

Понимая, что замысел Хмары сможет сохранить жизнь Березняку, кем бы он ни был — простым трусом или человеком, ведущим какую-то тонко задуманную, самостоятельную игру, Кравчук протянул:

— Это мысль! И может, я сам захвачу его с собой в Баварию на обратном пути? Только если вы дадите мне кого-либо из «боевиков» посмекалистее. Захвачу его в обмен на почту!

— За почту спасибо, — сказал Хмара. — Яснее теперь стало многое, а то сидели, как кроты, без света. Теперь так, друже! Заграничный «провод» требует от меня, чтобы я послал вас лично проверить запасную сетку организации, которую мы создали после войны. Но для этого придется поездить и по Украине, и подальше. Как вы смотрите на это?

Кравчуку внезапно стало понятно, сколько пользы еще он сможет принести народу, играя роль закордонного курьера. И не желая упускать новую возможность узнать, что было скрыто в бандитских тайниках, он сказал весело:

— А чего ж! Можно поездить. Наша доля такая.

Но было что-то в быстром этом согласии Кравчука такое, что заставило Хмару насторожиться, и он, пристально вглядываясь в лицо Кравчука, освещенное предзакатным солнцем, неожиданно спросил:

— Вы давно были у себя на родине?

— А здесь разве не моя родина?

— Я имею в виду Закерзонье… В Саноке?

— Последний раз — в сорок четвертом, когда мы в Баварию уходили, — спокойно ответил Кравчук, а про себя с тревогой подумал: «Неужели Стреляный перед смертью?..»

— Бывал я в вашем Саноке и не раз, — мечтательно и как бы невзначай протянул Хмара, — только вот запамятовал, как та гора называется над Саном, откуда вид такой хороший открывается?

— То Мицкевича гора, — небрежно бросил Кравчук, — на ней еще холм такой насыпан сверху.

— Так, так — холм, как во Львове, на Высоком Замке, — припоминает Хмара, — а на другом берегу Сана какие-то развалины?

— Поляки ими очень гордятся. То королевский колодезь и руины охотничьего замка, — пояснил Кравчук, а сам почувствовал холодный пот на спине, проступивший от этой очевидной проверки, устраиваемой ему невзначай Хмарой.

— Там я слышал, какой-то из королей венчался?

— Сам Ягелло! — с гордостью протянул Кравчук, — С Елизаветой Пелецкой.

— Кажется, у бернардинов?

— У францисканов, — поправил Кравчук. — На рынке. В 1417 году.

— Ну и память у вас, друже! — польстил Кравчуку Хмара. — А где же была колбасная вашего отца? Что-то не припоминаю.

— Знаете, где стоит гостиница «Империаль»? Маленькая такая? Ну так вот, если идти по Ягеллоновской от этой гостиницы к Варшавской кавярне, то по правой стороне.

— А как же ему удалось держать до войны в самом центре Санока колбасную? Украинцу?

— Как? — Кравчук улыбнулся. — Давал «в лапу» старосте и держал. В той довоенной Польше не такие дела мы крутили. Удалось же нам в тридцать четвертом на улице Фоксаль в центре Варшавы самого министра внутренних дел Польши убить — Бронислава Перацкого. Украинцам! Помните, какой шум тогда во всей мировой печати был? И как высоко взлетели тогда в гору от одного этого акта наши шансы!

Хмара еще раз испытующе посмотрел на Кравчука и, доставая из кармана френча какую-то бумагу, сказал:

— Раз у вас такая память, друже, то я вас прошу запомнить и такое. В городе Риге по улице Кришьяна Барона живет человек по фамилии Линис, он же Линте, Янис Карлович. Он 1913 года рождения. Два высших образования у этого человека. Окончил экономический и юридический факультеты Латвийского университета. Еще в 1933 году он состоял в фашистской организации Перконкруст и потому, наверное, в марте 1941 года его завербовала германская разведка…

Стараясь уловить, для чего ему все это рассказывает Хмара, Кравчук тем не менее запоминал каждую дату, касающуюся этого загадочного Линиса.

— Тогда его псевдоним был Янис. Запомните это, — продолжал Хмара. — Абвер с ним был связан через артистку Херту Саковскую, своего резидента Зариныпа, а также через немецких разведчиков барона Фирке и Гельмута Майора. Запомнили?

Кравчук кивнул головой.

— Когда Латвию захватили немцы, Линис работал в их контрразведке «СД Остланд». Имел на связи агентуру. В августе 1944 года его направили преподавателем в полицейскую школу полка «Рига». Теперь он по-прежнему в Латвии. Что вам неясно?

— Он живет легально?

— Без прописки. На нелегальном, — пояснил Хмара, — то по улице Кришьяна Барона, под номером 109, то на хуторе Анды, бывшей Веселаваской волости.

— Так, — сказал Кравчук, — ну и для чего же мне знать подробности биографии этого господина?

— Это я скажу вам позже, когда вы повторите мне все то, что я сообщил вам. Но сделаем это завтра. Итак, вы согласны побродить там на Востоке?

— Документы будут верные?

— Лучших не бывает, — сказал Хмара, — и люди верные, только молчат давно, а сам я, живя здесь столько без связи, не мог их проверить. Это сделаете вы и сведения от них привезете. Возможно, скоро прибудет в край сам «профессор», надо будет отчитаться перед ним. Но к празднику оружия надо будет вам вернуться. Я хочу пошуметь немного в Карпатах, да так, чтобы эхо за Тисой отозвалось…

— Как «пошуметь»? — наивно спросил Кравчук.

— Увидите позже. А теперь давайте сходим в Сонное урочище…

На полянке возле глубокого Сонного урочища, где под обнаженными корнями старых буков то и дело проглядывали глыбы гранита и других горных пород, Хмара оставил Кравчука одного с охранниками, а сам стал спускаться вниз.

Он шел каким-то странным, ему одному понятным зигзагом. Кравчук наблюдал за ним издали очень осторожно, опасаясь, как бы охранники не заметили его любопытства, но все же Кравчуку удалось заметить, что, задержавшись, Хмара разъединил проволочку, натянутую между двумя кустами, и лишь после этого, приблизившись к высокой скале, опустился перед ней на колени. Он легко рыл руками палые листья и потом вытащил из углубления под скалой предмет, напоминающий по внешнему виду термос. Отвинтил крышку…

Спустя полчаса, уже на обратном пути, пропуская вперед охранников, Хмара задержался и предложил Кравчуку сесть вместе с ним поодаль дороги на жесткой траве, протянул «курьеру» фотографию, добытую из тайника.

— Это — Буйный! Запомните его лицо.

Рассматривая фотографию, Кравчук спросил:

— Когда он закончил Львовский политехнический институт?

— Еще перед тем, как наши «боевики» убили во Львове писателя Ярослава Галана. Уроженцы Западной Украины не очень охотно уезжали за пределы Украины, но Буйному мы дали указание, чтобы он не брыкался, — и, протягивая Кравчуку половинку разрезанной зигзагом открытки с изображением Святоюрского собора во Львове, Хмара добавил: — Спрячьте хорошо. Вторая половинка — у Буйного. Сложите их вместе только после устного пароля…

…:На следующий день ближе к вечеру, проверив, как Кравчук запомнил биографию загадочного латыша, и снабдив его нужными документами и паролями, Хмара собирался в командирском бункере провожать курьера. Он набросил на себя кожаную куртку, надел шапку, взял автомат и гранаты. Обращаясь к Реброрубу, который сидел на лавке, Хмара сказал:

— Иду с курьером до Татарской пропасти. Потом проверю запасной бункер. А ты оставайся с ним. — И Хмара показал на спину Березняка, который, склонившись над столом, усердно перечерчивал из атласа СССР карту Армении. — И гляди! — Сделал Реброрубу условный знак. — В случае нагрянет кто в бункер, отбивайся, а когда будет деться некуда — видишь, зажигательная смесь? — открываешь шкафчик, бумаги, планы — все сюда и поджигай.

— Та я же знаю, что делать в случае тревоги, — обиженно протянул Реброруб. — Сколько раз без вас оставался сторожить…

— Потому тебе и поручаю, — заметил Хмара. — А наверху вас охраняют Смок, Мономах, а там дальше на посту — Орест.

С этими словами Хмара полез из бункера. А Реброруб уселся на лавке против Березняка и, следя за тем, как тот орудует инструментами, спросил:

— Хитрая работа! Как это называется?

— «Поднимать» карту, — спокойно ответил геолог. — Видишь, здесь очень мелкий масштаб. Я его увеличиваю, по памяти восстанавливаю все места, где проходила наша поисковая партия…

— Хмара это за кордон передаст?

— Возможно. Это его дело. Не каждый же знает, где у нас залегает золото, а где — алмазы…

— А ты все знаешь? — с нескрываемой завистью спросил Реброруб.

— Ну, брат, все знать — жизни не хватит. А кое-что знаем. Те места, где побывать довелось…

— Чудно, — протянул Реброруб, как бы прощупывая геолога. — Большевики тебя обучили, а ты им свинью подкладываешь?

С деланным возмущением Березняк заявил:

— Я это для Украины делаю. Я присягу дал…

— Не сердись, друже, я пошутил, — сказал Реброруб и потянулся, зевая. Скучно, видно, ему сидеть в полутемном бункере и наблюдать за кропотливой работой геолога, когда на поверхности сообщники по банде наслаждаются природой, загорают. Вдруг его осенило.

— Слушай, друже, а ты меня не выдашь? — вкрадчиво спросил он Гната.

— С какой стати мне тебя выдавать? — И Березняк засмеялся.

— Ты работаешь, а мне нудно. Тут, в шкафу, где документы, Хмара самогон хранит. А мы что, не люди? Не обеднеет он, если я из сулеи причащусь. Особенно сегодня, когда на сердце тоска такая. Не скажешь?..

— Вот чепуха. Пей себе на здоровье, если хочется…

Реброруб проворно взял алюминиевую кружку и, поглядывая искоса наверх, куда ведет лаз из бункера, достал из шкафчика оплетенную ивовыми прутьями большую сулею. Булькая, полился самогон в чашку.

— Тебе налить? — предложил он, поглядывая на геолога.

— Сейчас нельзя. Руки дрожать будут.

— Ну, как знаешь, — буркнул Реброруб и, спрятав сулею на нижнюю полку, захлопнул шкаф. Он подошел с наполненной чашкой к столу.

— Ну, будьмо! Слава Иисусу! — торжественно произнес он и выпил всю чашку.

— Навеки слава, — по-галицийски отозвался Березняк.

Сперло дух у бандита. Наконец, придя в себя, он выдавил:

— Хорошо… будто божия мать босыми ножками по сердцу прошлась. Крепкий, холера. Первак!..

— Да ты закуси, Реброруб, а то развезет.

— Меня не развезет, — похвастался бандит, достал с полки головку чеснока, очистил ее и, посолив хлеб, зачавкал на весь бункер. — А что? — спросил он, как бы очищая свою совесть. — Они там, наверху, чистым воздухом дышат, а я не могу позабавиться? Не могу самогону глотнуть? Могу!!! Пока Хмара вернется…

Березняк продолжал чертить, не обращая внимания на Реброруба. Тот зевнул, прилег на нижних нарах, вытянув ноги. Взял журнальчик «Черный лес» с аляповато размалеванной от руки обложкой, попытался читать. Но слишком мелким шрифтом набран был в каком-то из бункеров, когда еще свирепствовал здесь Резун, этот журнальчик, и Реброрубу очень трудно докопаться до смысла того, что в нем настряпано. Сперва он положил журнальчик себе на грудь, потом зевнул еще раз, смежил глаза, и скоро его могучий храп наполнил бункер…

Чертит Березняк. Немного погодя лениво встал, потянулся, подошел к дубовому бочонку с водой, наполнил ею ковшик и напился. Бандит повернулся во сне и еще сильнее захрапел…

Осторожно, на цыпочках, под аккомпанемент храпа охранника приблизился Березняк к заветному шкафчику. Открыл его, снял со стопки документов бутылку с зажигательной смесью и, отложив ее в сторону, принялся перебирать документы. Наконец нашел нужный ему план, вернулся к столу и быстро, то и дело поглядывая на храпящего бандита, скопировал этот план.

Он положил копию плана под карту Армении, быстро спрятал оригинал обратно в шкафчик, прижимая все документы бутылкой с зажигательной смесью, и едва успел возвратиться на место — наверху послышался шум. Подбегая к нарам, Березняк толкнул Реброруба.

— Проснись, друже!

Сорвался с нар бандит, схватил автомат, пробормотал:

— А? Что? Как это я заснул?

— Идет кто-то…

Три условных стука раздались по крышке люка. Она открылась, и сверху спустились ноги Смока. Спрыгнув на пол, он потянул носом и сказал:

— Чеснок жрали?

— Тебе там хорошо, на солнце, — ответил Реброруб, — а тут зубы от цынги шатаются.

Смок подошел к ковшику с водой, жадно выпил ее и, глянув на карту, которую вычерчивал Березняк, сказал:

— Если хочешь, хлопче, можешь вылезти минут на десять на солнце. Хмара еще не скоро вернется. Оттуда добрый кусок дороги. Споешь нам что-нибудь тихонько, а Реброруб тем временем бункер посторожит.

От нервного напряжения крупные капли пота проступили на высоком лбу Березняка, но, стараясь держать себя в руках, он сказал:

— Не могу, Смоче. Если не закончу карту до прихода Хмары, он с меня шкуру спустит. Если же гляну на солнце, долго в глазах рябить будет.

— Ну, как знаешь, — протянул Смок и поднялся наверх.

Когда захлопнулась за ним крышка люка, Березняк небрежно спросил:

— Смок давно за «службой безопасности» числится?

— Ого! Еще с немецких времен. И добре, что ты меня разбудил, а то обязательно доложил бы Хмаре, что я спал, и врезали бы мне палок двадцать, не меньше…

— Тогда магарыч с тебя, Реброруб.

— Я ж предлагал.

— Давай, но немного…

И пока Реброруб повторяет операцию с сулеей, Березняку удается ловко переложить копию плана из-под карты к себе под стол, на колени. Он быстро сворачивает ее там и, пользуясь тем, что Реброруб повернулся к нему спиной, прячет эту бумажку в тайник у пояса.

— Это тебе, — сказал бандит, протягивая геологу полкружки. — А это мне. Больше нельзя: Хмара заметит, что мы причащались. Ну, будьмо!

— Будьмо! — сказал Березняк с большим внутренним облегчением и с удовольствием выпил самогонку, хотя черт его знает, что еще могло ожидать его впереди?..