Хищное утро (СИ)

xlv

Даже если господин Ёши не видел разницы, по его собственному выражению, между запретным и разрешённым, — были те, кто видел условную, зыбкую грань доказательств оглушительно чётко.

Мастер Вито заявился неприлично поздним вечером, когда я уже сменила кольчугу на пушистый банный халат.

— Пустите его, — поморщившись, велела я голему.

Но голем остался стоять в поклоне, и я сообразила: после убийства на заднем дворе особняк всё ещё на осадном положении, и никто, кроме меня, не может пригласить чужака в дом.

— Куда с мокрой головой?! — возмутилась Меридит.

А я торопливо нырнула в пижамные штаны и домашнюю кофту, прошлась по волосам полотенцем, накинула платок и быстрым шагом направилась к воротам. Мастер Вито стоял у них, демонстративно наблюдая за ходом стрелок на наручных часах.

— Четырнадцать минут, — сообщил он мне с гадливой улыбкой. — Всё успели спрятать?

Я закатила глаза:

— Однократное приглашение. Проходите.

Застывшая у калитки химера проводила нас глазами и умостила голову на лапах.

Разумеется, у мастера Вито были документы и разрешения, — целая папка, полная продуктов жизнедеятельности Комиссии по запретной магии, в ассортименте и всей полноте чудесного разнообразия. Он протянул мне её с написанным на лице превосходством, густо замешанном на презрении: ему, кажется, думалось, будто мы играем с ним в увлекательную детективную игру, и злостные нарушители-Бишиги пока оказывались в ней на шаг впереди доблестных стражей порядка, но гениальный расследователь Вито уже напал на след чернокнижия.

Мастер Вито ненавидел Бишигов. Это было уже личное, что-то вроде болезненной фиксации; он заявлялся к нам в дом несколько раз в год, вручал ордер на «осмотр» и целеустремлённо переворачивал особняк вверх дном. Когда-то, только став Старшей, я пыталась казаться взрослой и договариваться; потом — плевалась ядом и пробовала давить или привлечь Конклав; года полтора назад — перегорела. Теперь мастер Вито казался мне чем-то вроде стихийного бедствия, которое нужно было просто пережить с наименьшими потерями.

Так что, пока он расставлял на полу в холле свои каменья и вычерчивал на моём паркете цветные линии, я привычно потушила чары в домашних горгульях и подняла домочадцев.

Бабушка Керенберга спустилась, как была, в старушачьем ночном платье и пропахшая лечебными травами, которыми она пропитывала обнимавшие коленные суставы бинты; она мстительно гремела клюкой и нудела про старые времена, когда «какой-то там» не посмел бы являться в дом высокого семейства без приглашения. Ларион вечерял в мастерской, был весь измазан машинным маслом и имел на редкость глупый вид; Ксаниф моргал огромными глазищами, как птенец совы. Ёши ещё не ложился и вышел, как обычно, в лунных халатах и с альбомом в руках: ему было, кажется, и вовсе всё равно, где рисовать.

Наше сборище в проверенной мастером Вито гостиной выглядело весьма нелепо. Незваный гость откашлялся, торжественно зачитал постановление, предупредил о возможных последствиях и прочая, прочая, а также предложил немедленно сознаться в противоправных деяниях в обмен на снисхождение Комиссии — и с кислым лицом принял отсутствие энтузиазма в ответ.

Словом, всё было как обычно.

На правах хозяйки я сопровождала мастера Вито и отпирала ему двери. Алтарный круг в центре холла сиял потусторонним, неприятным светом, и раз в три счёта от него расходились тёплым кольцом сухого воздуха поисковые чары. Сам мастер держал в левой руке проволочную загогулину, мягко вращающуюся над сжавшим рукоятку кулаком, а в правой — фонарь с ядовито-зелёным светом.

Это были, между прочим, новинки. Вито всегда являлся к нам, обвешанный артефактами с ног до головы, а инструменты приносил новые.

— Это что? — придирчиво спрашивал он относительно всего что угодно.

— Бытовой голем, — устало отвечала я. И, сверившись со своим журналом и неприметными оттисками печатей на шее создания, зачитывала: — согласно сертификату 117-24-С.

Иногда колдун важно кивал и шёл дальше, а иногда ставил фонарь на пол, долго рылся в своих бумагах, надевал очки с цветными линзами, что-то с чем-то сравнивал и цокал языком.

— А что это?

Я вздохнула.

— Заяц, мастер Вито.

Заяц сидел на подоконнике третьего этажа, распушившийся и стригущий ушами, и мордочка у него была поразительно неумная. После свадьбы зайцы появлялись в доме периодически, то здесь, то там, а потом куда-то исчезали. Я не вела перепись заячьего населения, как и не спрашивала, зачем они нужны Ёши в таком количестве.

— Согласно сертификату?

— Без сертификата, — «созналась» я.

«Попалась!» — было написано на лице мастер Вито огромными яркими буквами. По коридорам будто бы плыла мрачная, торжественная музыка, под которую не стыдно было бы устроить панихиду самому Последнему Королю. Мастер Вито отставил фонарь, положил свою проволочную ерунду в футляр, натянул на руки перчатки — влажно хлопнула резина, — и с некоторой опаской поднёс к деревянному зайцу лупу и артефакт с сияющим голубым камнем.

Заяц смотрел на нас с удивлением. Казалось, он сейчас чихнёт. Многоуважаемый мастер Вито Ульба, полномочный представитель Комиссии по запретной магии, член внутреннего совета и приглашённый лектор университета имени Амриса Нгье, серьёзно и важно досматривал зайца: заглянул ему в уши, в ноздри и даже под хвост, идентифицировав в деревянном животном самца.

— А где же чары? — спросил он много долгих минут спустя.

— Их нет, — спокойно подтвердила я.

— Зачем же он тогда нужен?

Я потупилась.

— Вы знаете, — протянула я неуверенно и как будто смущаясь. Не переигрывай, Пенелопа, только не переигрывай! — Он у нас, в некотором роде… декоративный.

Знаки «?!» были написаны на лице мастера Вито ярче любых звёзд на летнем небе, и я пояснила с блаженной улыбочкой идиотки и девичьим смущением:

— Мой возлюбленный супруг занимается резьбой по дереву. Он, понимаете, художник, — я очень постаралась покраснеть, но, кажется, ничего не вышло. — Творческая личность. Человек искусства.

Вито медленно поставил зайца на подоконник. Стянул перчатки, сунул их в карман. Потёр переносицу. Я внутренне подобралась, готовясь снова отбивать документами беспочвенные нападки, но Вито вдруг махнул на меня рукой — и засмеялся.

Он хохотал, захлёбывался смехом, показывал пальцем то на зайца, то на меня, и в глазах его заблестели весёлые слёзы. Я тоже заулыбалась; в таком настроении мы наскоро прошли третий этаж, заглянули в пустующие башни и спустились к мастерским.

— Неужели вы снова не оставили на виду ничего запрещённого? — разочарованно протянул мастер, разглядывая стоящих в углу полицейских горгулий.

— Никто в этом доме, — устало повторила я в тысячный раз, — не занимается запретной магией. Чернокнижная традиция Рода Бишигов началась и закончилась на моём отце, мастер Вито.

— Разумеется, — светски согласился мастер, отчётливо недовольный очередным провалом, но не оставляющий надежды на успех следующей попытки. — Почему же вы, в таком случае, отказали Службе в эксгумации останков господина Барта без Рода?

Вито был единственным знакомым мне колдуном, который упрямо именовал отца «господином», согласно табелю о лишении учёного звания; все остальные закономерно считали это фикцией и ерундой.

— Я не увидела убедительных аргументов в пользу этого, — неохотно объяснила я.

Вообще говоря, мой отказ действительно был своего рода проблемой. Вернее даже, проблема начиналась раньше: с того, что я вообще сочла нужным заказать для отца усыпальницу.

Когда колдун покидает Род, связь крови разрывается, — а, значит, он становится совершенно чужим во всех отношениях. Папа следовал этому правилу честно и никогда не пытался связаться ни с кем из семьи; он был отрезанный ломоть, незнакомец, изгой, которому стыдно подать руку. Он отрёкся, и обвинения в чернокнижии остались лишь на нём, а Род Бишиг был перед законом чист; у него самого была с Конклавом некая сделка, освободившая его от дальнейших официальных преследований. Словом, Барт вне Рода был мне совершенно посторонним человеком, и тюремная служба вольна была закопать его где угодно и как угодно.

Но это ясно колдунам; у двоедушников были по поводу семьи какие-то свои, более сложные соображения, и для закона Кланов я оставалась родственницей и имела по этому поводу какие-то права. Когда отца задержали, мне позвонили, но я отказалась ехать и не сочла нужным оплачивать адвоката. И когда его убили в камере, я должна была сказать только: «благодарю за информацию», — и положить трубку.

Вместо этого я зачем-то выгребла с личного счёта все невеликие накопления, выкупила клочок земли под столицей, заказала проект склепа и даже пригласила плакальщиц. Ту поездку я совместила с рабочим визитом и поверкой горгулий; к моменту, когда закончили работы над саркофагом, тело уже было в весьма дурном состоянии, и теперь мне не казалось правильным беспокоить его снова.

— Барт Бишиг был чернокнижником, — напомнил мне мастер Вито, и в его голосе мелькнуло даже что-то, отдалённо похожее на сочувствие. — На его теле могли остаться следы чар, и специалисты по запретной магии…

— Прошло полгода, — я пожала плечами. — В столице подтвердили, что проверка исключительно рутинная, и легко от неё отказались. И, мастер Вито, Барта Бишига не существует, а за преступления Барта вне Рода я не могу нести ответственности. Вы закончили здесь?

— Покажите мне сад, — важно кивнул колдун.

Небо было чернее чёрного, только на востоке вяло тлел рассвет. Кажется, даже если бы я повесила на одном из клёнов новый труп, мы не смогли бы его сейчас найти, — но мастер Вито обошёл всю территорию широкой спиралью, а потом вызвался наблюдать, как я кормлю горгулий.

Когда я, наконец, выпроводила его за ворота и вернулась в гостиную, я рассчитывала найти в ней спящего на банкетке Ксанифа и обозлённую мегеру-бабушку. Но комната встретила меня исключительно добродушно: мои домочадцы играли в покер, используя вместо фишек столовое серебро.

— Каре, — объявила Керенберга, засмеялась, как девчонка, сгребла на свою сторону стола хаотичную груду вилок и чайных ложечек и замахала мне: — Присоединяйся, дорогая!

Я картинно зевнула и пошла наверх.