Из озера взметнулись молнии

XX

Стоит облачная ночь. Над долиной сгрудились и нависли черные, тяжелые облака. Уже перевалило за полночь, с кухни уже не доносилось звяканья алюминиевых мисок и котлов, не слышно было разговоров о закупках продуктов и стариковской суеты Марко, спешащего поскорее отпустить по домам своих помощников-парней из ближнего села. Все стихло. В комнате у Мартина догорает керосиновая лампа, фитиль моргает, коптит и постреливает. Крстаничин спит сном смертельно усталого человека, ему снятся кошмарные сны: озлобленные горластые крестьяне с подкрученными усами, в высоких бараньих шапках и в белых домотканых штанах набрасываются на него, хотят убить.

«Ты виноват во всем этом, в погибели земли нашей, которая нас кормила… Ты!»

«Говори, чем мы детей накормим? Как будем жить?»

«Эй ты, злодей! Со света нас сживаешь, живыми в гроб вгоняешь? Мы еще не мертвые!»

«Нагнал сюда чужаков, а они всю нашу землю затоптали своими ножищами. Дьяволу продал землицу нашу…»

«Видишь нож? Посмотри хорошенько! Вот им тебя и прикончим!»

А он во сне скрючивается под одеялом, со стоном бормочет какие-то неясные слова, осторожно высовывает из-под одеяла руку, тянется к столу, будто хочет схватить тяжелый кусок руды темно-желтого цвета с красными прожилками, который нашли у входа в водосборный туннель.

Мартин проснулся внезапно, от собственного крика. Посмотрел в темень ночи, услышал размеренный стук дождевых капель по крыше барака. Как будто палкой по черепу, поморщился он. Я, наверное, только что уснул. Но через мгновение мрачная дождливая ночь над стройкой огласилась несколькими взрывами, которые следовали один за другим. Он вскочил, зажег керосиновую лампу, быстро оделся, достал из ящика стола револьвер, взвел курок, накинул пальто и выбежал на улицу, держа в одной руке револьвер, а в другой электрический фонарик. Что могло случиться? Куда бросили бомбы? А вдруг на бараки, где спят рабочие? Очень легкомысленно я отнесся к недовольству крестьян. Эх, сто чертей, даже на партийном собрании не напомнил о бдительности. На любые преступления идут наши враги! Да, они не спят. Кто знает, что они сейчас учинили… А вдруг бросили бомбы на бараки молодежной бригады? Правда, криков и стонов не слышно… А может, это просто ветер? Все эти мысли промелькнули у него в голове, пока он бежал к ближайшему бараку, откуда уже высыпали возбужденные рабочие.

— Это гранаты взорвались. Да, так взрываются гранаты…

— Товарищ Мартин, это дело рук тех гадов! — крикнул подбежавший геодезист Бошевский. — Это те, что причитают над клочками своей земли, которая и прокормить-то их не может. Они! Никто другой! Только они!

— Да, мы все знаем, но… этого не должно было быть. Ни до митинга, ни после мы не должны были оставлять стройку без охраны.

— Злоба в них вселилась, — говорили рабочие, окружившие Мартина. — Разве это люди? Дьявольское племя — вот кто они!

— Несдобровать им теперь! Как только рука поднялась?

— Заплатят они за это! Негодяи!

— Что же сейчас делать? Они ведь могут и нас забросать бомбами.

— Это они с отчаяния, прошлое вернуть хотят, но оно никогда не вернется. Ума у них нет…

Участвовавший во многих сражениях на войне, Мартин в эту минуту не знал, с чего начать: то ли без промедления бежать в сторону взрывов — к плотине и подземным сооружениям гидростанции, то ли сообщить в ближайшее отделение милиции и только потом идти туда, где взорвались бомбы.

— Товарищ Мартин, пошли к плотине, — предложил Радивое, секретарь партийной организации. — Первый взрыв был там.

— А если их много? Подпустят поближе и забросают бомбами и гранатами. А мы на них с голыми руками, с одним моим револьвером?

— И с моим. Я пойду впереди. Лопатами их прибьем. Они трусы. Те, что сейчас бузят, во время войны носа не высовывали. Ковырялись в земле потихоньку, спекулировали, с бабами своими не расставались.

— Посей хлеб — уродится куколь. Да, но мы и сами виноваты…

— Потеряли бдительность, это ты хочешь сказать? А кто мог предположить, что они за бомбы возьмутся…

— Ручной бомбой или гранатой плотину не взорвешь. Она из железобетона, сдерживает напор миллионов и миллионов кубометров воды. Она крепче любой крепости…

Впереди шли Радивое и Мартин, крепко сжимая в руках оружие, а за ними целая колонна рабочих с лопатами. Казалось, что гнев этих людей, помноженный на их решимость, как отточенное острие, рассекает темень ночи.

— Не скроются никуда, схватим! Не сейчас, так после!

— Мы их тряхнем и спросим: что вы творите, безумцы? Вы же игрушка в чужих руках. Кто вас подстрекает? Кто посылает на смерть? Кто? — выкрикивал Бошевский.

Партийный секретарь был ожесточен не меньше других, да и храбрости ему не занимать, однако на полдороге он призвал всех соблюдать тишину, идти осторожно в темноте. Плотина выросла перед ними в ночи, величественная, прекрасная и гордая. Лучики карманных фонариков забегали по ее спине, а она словно посмеивалась над всеми тревогами людей, серой громадой взметнувшись ввысь. У ее подножия, перед самым водосливом, который даст волю буйной воде, можно было заметить небольшую выбоину от разорвавшейся гранаты, а буквально в десяти шагах в грязи, мокрый, с окровавленной головой и залитыми кровью руками, лежал скрюченный человек. Карманные фонарики осветили его. Привидение из грязи и крови, да еще с бородой. Было чему удивляться!

— Да ведь это Петко, старая кляча! — прошептал Бошевский и пнул его ногой. — Продавал рабочим вино и ракию, денег у него — куры не клюют, а туда же!

— Кажется, он еще дышит. Но он весь в крови! Наверное, осколок угодил.

— Туда ему и дорога, подохнет, если еще не подох! — наклонившись и мрачно разглядывая его, сказал Радивое. — Он последнее время совсем спятил, никак не мог угомониться.

— Деньги ему голову вскружили, память отшибли.

— У него их было полно, набивал карманы, как будто еще сто лет собирался жить.

— Замахнулся на плотину и заплатил за это своей жизнью Старый, а ума нет!

Все отвернулись от Петко, кто-то даже плюнул. А дождь, как нарочно, не переставал, сыпал мелкими липкими брызгами. Насквозь промокшие, грязные рабочие пошли к машинному залу. Ругались. Но там не было никаких следов повреждений, ничего подозрительного. Уверенный в своем могуществе, машинный зал спал мирным сном. Внимательно осматривая все вокруг, рабочие осторожно обошли все помещения и у входа в подсобку заметили, что разорвавшаяся граната хлестнула осколками бетонную плиту верхнего перекрытия и бетонный пол, не причинив никаких разрушений.

— Ущерба нет, но урок большой, — выходя из подземного зала, заметил Мартин. — Я предлагаю, товарищи, завтра созвать партийное собрание, а через несколько дней общее собрание строителей. Надо все обсудить, договориться обо всем. Мы допустили большую ошибку, что не предвидели это…

— Правильно, надо было раньше подумать, — согласился Радивое, — упредить этот, так сказать, неприятный инцидент.

Рабочие возвратились в бараки, когда утренняя синева еще не потеснила ночную тьму. Черные, разбухшие, переполненные дождевым грузом облака сползали с окрестных гор в котловину.