Из озера взметнулись молнии

XXI

В большом бараке, освещенном керосиновыми лампами, собрались коммунисты. В ночной духоте не шумят ни дубы, ни сосны, как будто даже природа, которая вечно в движении, сейчас отдыхает. В президиуме сидят члены Уездного комитета, Наум Китаноский и бригадир Стоян. Радивое открывает собрание.

— Эти гады подняли голову! — без предисловий начинает он свое выступление. — Злые люди, как говорится, не люди. Одно время они притихли, будто смирились с временем и судьбой, но они, оказывается, только притаились и готовились, а мы, занятые своей работой, не обращали внимания на существование таких людей….

Говорит Радивое долго, продуманно и веско. Он предлагает поставить охрану у главных объектов, просить власти принять строгие меры, потребовать сурового наказания преступникам.

— Вот, товарищи, что я думаю. Ведь каждый, кто пытается уничтожить то, что мы здесь строим своими руками, есть преступник, каких свет не видывал. Таким прямая дорога — за решетку! — И Радивое положил свои огромные тяжелые кулаки на расшатанный стол. Керосиновая лампа заморгала, блики света заплясали на его рыжих волосах, на загорелом лице с конопатым, облупившимся носом.

Один за другим поднимаются рабочие, осуждают попытку врагов поднять руку на плотину, лишить людей света, отнять у них счастье лучшей жизни. Говорят возбужденно, как на митинге, размахивая кулаками, выкрикивая одно имя — Петко!

— Как можно иметь глаза и не видеть всего того, что делает новая власть для народа, ради его лучшего будущего!

— Не потерпим, товарищи, попыток нас устрашить.

— Обломать рога реакции! Нанести ей последний удар!

— Довольно тянуть волынку! В порошок их! А то завтра жди от них чего-нибудь похуже.

— Надо было их сразу прибить, как только зашевелились! — добавляет усатый рабочий с мрачным тяжелым взглядом из- под черных густых бровей.

— Никому не разрушить то, что мы строим, товарищи. Это невозможно! — зазвучал решительный голос Мартина. — Никакие бомбы и мины не смогут разрушить ни плотину, ни подземный зал, ни водосборные туннели! Но, товарищи, нам предстоит еще много работы на всех объектах, строительство надо охранять с оружием в руках. Реакционеры, враги наши, подобны волку, который меняет шкуру, но суть свою не меняет. И мы, все, кто здесь работает, должны смотреть в оба. Мы должны знать, что имеем дело с волками в овечьей шкуре! Нам известны их повадки. Впредь такие типы и близко не подойдут к стройке!

Стоян, бригадир первой бригады, говорит взволнованно, его серые глаза блестят, волосы растрепаны. Он проводит ладонью по лицу, словно хочет охладить свой пыл, успокоить себя, и продолжает:

— Нашим потом полита эта плотина. В нее мы вложили силы наши, сокровенные мысли и надежды, и она, красавица, будет вечно стоять, служить людям вечно!

Наступила тишина, напряженная, полная гордого упорства и справедливого гнева.

— Нам приходится иметь дело с врагом. То здесь, то там появляются саботажники! На нашей стройке их нет, — говорит Китаноский, но не спокойным голосом, как обычно, — он почти кричит, брови сошлись на переносице, рука грозит невидимому врагу. — Вокруг разные люди толкутся, среди них есть вредители, есть и спекулянты. Приходят они на стройку, наушничают, обманывают, наживаются. И за такими надо присматривать!

С этого вечера никаких неожиданностей не приносили дождливые, темные ночи.