Камера! Мотор! Магия

Глава 5. Внимание, начали!

Когда утром следующего дня я, зевая, вылезла из такси, выяснилось, что обстановка вокруг Арбенинского дома изменилась до неузнаваемости. Толик, судя по всему, сдержал слово и пригнал-таки к особняку целую армию разномастных уборщиков. Стены, крыльцо и даже фонарики у входа отчистили на совесть, крышу поправили, и особняк теперь выглядел ухоженным и стильным.

Вот если бы еще вокруг него не торчали машины для технического обеспечения съемок и не толклась уйма декораторов, реквизиторов, операторов, ассистентов и прочего киношного народа! Было бы идеально. Но увы, ни о каком идеале в первый съемочный день речи быть не может. Как (скажем прямо) и в остальные дни.

Я боком пробиралась ко входу в особняк, когда кто-то мягко боднул меня под коленку. Потом еще раз. А потом я услышала возмущенное мяуканье. Толстый и пушистый полосатый котяра, вида самого вальяжного, выжидательно таращился на меня бессовестными зелеными глазами. Держу пари, если бы он мог говорить, я узнала бы много нового о своем умственном развитии. Конечно, он хотел получить еду — наверняка по его понятиям в этакой толпе кто-то точно мог выдать ему что-нибудь вкусное.

Мог кто угодно, но он выбрал меня.

— Пойдем, поищем тебе вкусняшек, — я просто не могла пройти мимо этого обаятельного пройдохи.

У девочек-гримерш удалось раздобыть молока и колбасы, и кот уничтожил их в одно мгновение, после чего благодарственно муркнул и растворился в пространстве, как будто его и не было. Я наконец добралась до входа в дом и зачем-то остановилась на крыльце. Честное слово, я в этот момент решительно ни о чем не думала. Рука сама собой прошлась по стене особняка коротким ласкающим движением, а потом я прошептала то, чего вроде бы произносить не собиралась:

— Смотри, какой ты стал красавец. Лучше, чем прежде. Надеюсь, мы с тобой поладим, уважаемый дом.

— Ты не видела, каков я был прежде, — польщенно, но все равно ворчливо отозвался особняк в моей голове.

— Ну… зато я вижу, как ты хорош теперь, — немного лести еще никому не вредило, тем более что мое сериальное обиталище действительно очень похорошело.

Я еще раз огладила стену возле двери, получила в ответ теплую волну удовольствия и шагнула через порог, по доброй традиции едва не споткнувшись о толстый кабель, затянутый куда-то внутрь дома.

Внутри суетились возле камеры Толик с оператором, заглядывали по очереди в объектив и о чем-то спорили, сбоку топталась ассистентка со смартфоном наперевес, а поодаль маячил Шура, уже в гриме и костюме, похожем на средневековый. Я обошла всю компанию по широкой дуге — хотелось посмотреть на отмытый и убранный особняк до начала съемок.

К моему изумлению, его не только отмыли и отчистили на совесть, но еще и наполнили многими полезными в быту вещами. В ванной комнате кроме собственно ванны — широкой, покоившейся на устойчивых львиных лапах, — установили душевую кабину. В кухне поставили холодильник и небольшую плиту. А в комнату, которую предполагалось снимать как мою спальню, притащили небольшую масляную батарею и спрятали ее за занавесками, «чтобы я не замерзла, если случится холодное время». О каком времени они говорили, я совершенно не могла взять в толк. На дворе стояло лето — хоть и питерское, нежаркое и сырое, но все-таки лето.

— Мне бы хотелось, — вкрадчиво заметил Бенедикт, внезапно появившись в дверях спальни, — чтобы этот дом стал более живым. Чтобы он не выглядел просто декорацией к вашему кино. И еще потому, что я собираюсь просить вас об одном одолжении. О нем мы сможем поговорить чуть позже, когда закончится съемочный день.

Я настороженно покосилась на консультанта. Мне не понравился его многозначительный тон, особенно если вспомнить, что Толику рекомендовали ни в чем ему не отказывать. Кто его знает, что на уме у этого таинственного мужика?

Но ответить ему я ничего не успела: снизу донесся требовательный голос Малкина:

— Алена! Где Алена? Найдите Одинцову, пора начинать.

Это означало, что пришло время заниматься моим любимым делом. Я весело поскакала вниз по лестнице под звон традиционно разбиваемой о камеру тарелки. На этот звук Бенедикт, спускавшийся вслед за мной, как-то невнятно охнул и поинтересовался:

— Что это, ради начала съемок у вас принято бить посуду?

— Всего одну тарелку, — наш консультант, похоже, мало понимал в киношных тонкостях. — На удачу, чтобы все прошло гладко и получилось хорошо.

— О, — с непонятным выражением протянул Бенедикт, — я не сомневаюсь, что у вас все получится отлично. Вероятно, все, за что бы вы ни брались, получается наилучшим образом.

Вместо ответа я только скептически хмыкнула — в работе может быть, зато в жизни у меня частенько все шло наперекосяк. Но мысли о собственной бестолковости, слава богу, можно было отложить, как минимум до конца смены. Я быстро сбегала к костюмерам и на грим, и с чувством радостного нетерпения встала перед камерой.

Начинали мы с эпизода встречи главной героини с королем из некой параллельной реальности. По мне, так все было задумано уж очень простенько: Шура стучал в дверь, я открывала, — и с удивлением обнаруживала, что из дома открылся проход в другой мир, насквозь магический и полный опасных приключений. А я внезапно стала счастливой обладательницей неких чародейских умений, узнать о которых подробнее мне еще только предстояло в будущем.

Король должен был потребовать от меня пропускать через свое жилище всех, кому понадобится пройти из его мира в мой или обратно, мне же следовало согласиться на предложенное.

Услышав привычное «камера, мотор, начали!», я приготовилась открыть дверь, без всяких магических штук, просто руками. За моей спиной заработала камера, дверная створка распахнулась, и на пороге воздвигся Шура — как обычно, несколько изумленный. На сей раз, видимо, от своей снисходительности к простой смертной тетке.

— Ты хозяйка этого дома, женщина? — спросил он, окинув меня величественным взглядом.

— Да, — в моем голосе тоже слышалась надменность, я же еще не знала, что за птицу занесло ко мне на порог. — Я хозяйка. И без моего разрешения ты не можешь войти в этот дом.

— Я не привык никого просить о позволении, не попрошу и тебя, — объявил Шура и сделал решительный шаг внутрь.

Точнее, попытался сделать. Потому что порог особняка буквально преградил ему дорогу, заставив вместо торжественного шага позорно брыкнуть ногами, словно прыгая через скакалку. На ногах мой партнер устоял, зато выслушал от Толика краткую речь о баранах, способных загубить даже простейший дубль.

Во второй раз после моей реплики только что открытая дверь сразу захлопнулась обратно, чувствительно приложив Шуру по лбу. Тут меня осенило: дом понимал все буквально — откуда ему было знать об условностях сериальных сценариев! Я заявляла, что не впущу непрошеного гостя, и особняк делал все, чтобы гость не смог войти.

Пользуясь всеобщим замешательством, пока Толик от души орал на «короля», я подобралась поближе к стене и прошептала:

— Это все не по-настоящему. Я все равно должна его впустить, так нужно по сюжету. Так что, пожалуйста, не делай ничего, если я прямо об этом не попрошу, хорошо?

— Вас, людей, не поймешь, — обиженно объявило строение. — Но ты хозяйка, раз не велишь ему мешать, я больше не стану.

— Спасибо, ты умница, — от души высказалась я, и снова слегка прошлась ладонью по стене.

Дом еще немного побухтел внутри моей головы о человеческом легкомыслии, и на том успокоился. Чего никак нельзя было сказать о Ведерникове. Я могла его понять: на лбу моего партнера выросла солидная шишка, Толик почти сравнял с землей его самолюбие, и в ушибленной Шуркиной голове вызрела мысль о заговоре, составленном против его персоны.

— Если ты не хотел видеть меня в этой роли, мог сказать об этом сразу! — наступал он на Толика, — Но ты развел непонятную катавасию вокруг проб, ты отговорил меня сниматься у Межинецкого в «Психе», ты убалтывал меня, как заведенный, пару месяцев — и что же???

От такого напора Толик примолк и отступил к стене.

— И что же? — почти спокойно спросил он.

— А то! — громы Шуриного гнева слышно было, наверное, и на улице. — И то тебе не так, и это — не этак, и выражение лица у меня не подходящее, и сам я не величественный, и дубли порчу, и… зрители, похоже, останутся без встречи со своим любимым актером.

Окончание речи вышло горестным донельзя, словно Ведерников собирался вскорости помереть, и как раз этим лишить зрителей радости снова видеть себя на экране. Он безнадежно махнул рукой, мельком заглянул в зеркало, повешенное все же в холле, и удалился на улицу. Я могла бы много чего порассказать ему о зрительской любви, и о том, как быстро она проходит в любом случае, но решила не растравлять его раны понапрасну.

— Ну и что теперь делать? — спросил между тем в пространство Толик, утирая с лица пот, выступивший от бурной дискуссии.

— Не трогай его пока, пусть успокоится, — почему-то я чувствовала себя ответственной за всю эту кутерьму гораздо больше, чем должна была. — А мы пока можем снять что-нибудь без его участия. Давай сюда сценарий.

Толик воспрял, мы пошушукались над текстом и нашли эпизод, в котором я одна бродила по дому, знакомилась с ним и осознавала его необычность. И даже обращалась к нему с несколькими фразами. Все отсняли быстро, с первого же дубля. При этом я очень веселилась от того, как дом комментировал у меня в голове текст сценария (Малкину бы не понравилось) и как отвечал на обращенные к нему слова (ехидно и нелицеприятно).

По-моему, особняк был убежден в том, что пока он стоял заколоченным, в мире повывелись хоть сколько-нибудь разумные люди, и ему теперь предстоит терпеть сборище идиотов и в придачу меня, как новую хозяйку. Обижаться на него мне и в голову не пришло — любая съемочная группа может выглядеть как сборище идиотов для стороннего наблюдателя, тем более, если возраст наблюдателя превышает столетие.

Прошел час или два, мой партнер где-то спустил пар и вернулся на съемочную площадку надутым, но готовым к работе. Терять роль ему, понятно, не хотелось. Дом больше не пытался вышвырнуть Шуру за порог, и сцену с появлением его величества благополучно отсняли с первого раза. Следующим по плану был эпизод, в котором король норовил превратить дом в проходной двор между мирами.

Безответная, хоть и бойкая, овца (а Толик, по-моему, представлял героиню именно так) должна была пропускать всех, кому вздумается пройти из магического мира в наш и обратно. Таможня, понимаете ли, в одном отдельно взятом строении.

— Толичек, она не может сразу взять и согласиться на все, что предлагает этот коронованный жлоб! — я настроилась биться за права героини (тезка все-таки!) до конца. — Раз уж у нее магическая сила проявляется, стало быть, она сможет, если не договорятся, за себя постоять. А то пришел Шура, ну, то есть, король, пальцы веером, весь из себя крутой, напел ей песен за сотрудничество, она и лапки кверху, — так, что ли?

— Я не жлоб, а король, на минуточку, — тут же взвился Шура. — Хорош я буду со своим величием и полномочиями, если не смогу уговорить на то, что мне нужно, всего одну смертную тетку!

— Алена права, — внезапно встрял в разборку Бенедикт. — Это у нее есть нечто, нужное королю, — стало быть, она в выигрышном положении и может поторговаться об условиях. Кроме того, дом ведьмы — это место ее силы, и у постороннего короля в нем власти нет.

Консультант даже не думал смеяться, но мне отчего-то казалось, что наши сценарные перепалки забавляют его до крайности. Должно быть, он действительно никогда раньше не бывал на съемочной площадке — иначе знал бы, что там каждый день случаются битвы почище какого-нибудь Бородина или Аустерлица.

При поддержке Бенедикта мне удалось отстоять свое мнение, и в сценарий добавили диалог между мной и королем о правилах прохода моей «пограничной зоны». Отсняв и эту сцену, Толик объявил, что сил его больше нет, смена закончена, и все могут валить по домам.

У дверей меня поймал консультант и попросил немного задержаться.

— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться? — произнесла я кодовую фразу, но он смотрел непонимающе (культового фильма, похоже, не видел).

— Да, — закивал он. — Как я и говорил, у меня есть к вам одна просьба.

— Пропустить кого-то из вашего мира в мой, а потом дать им вернуться обратно? — вообще-то это была шутка.

— Почти, — удивительно, но он несколько смутился. — Здесь в самом деле должен появиться кое-кто, и он, я думаю, лучше объяснит, что именно нам от вас нужно.

Ничего страшного он не произнес, но внезапно меня накрыло самым настоящим паническим приступом: ладони сделались влажными, по спине проползла ледяная змейка ужаса, и вся отпущенная мне природой бойкость куда-то делась: я просто стояла и смотрела на нашего оккультного консультанта. Он тоже смотрел на меня и молчал.

Так прошло несколько мгновений. А потом в углу холла появился прозрачный прямоугольный проем — огромный, почти от пола до потолка.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Бенедикт, глядя в направлении проема. — Наконец-то. Добро пожаловать, ваше величество.