Я обернулся и прищурился: на мутном лице тени трудно было различить — серьёзно она говорит или издевается?
Или я слишком многое ей приписываю? Синклит — это хотя бы «банда» теней, а тут — одна несчастная бестелесная «суть».
Кто ей вообще сказал, что она — суть? Да и может ли она вообще воспринимать реальность как люди?
Любая система, отпочковавшаяся от целого — ущербна. Она не может стоять над целым по определению. Целое — сложнее своей части, какой бы разумной она себя ни считала.
Даже если Дьайачы — это некий «фактор развития», её нельзя рассматривать в отрыве от цивилизации. Её «гора» не висит в пустоте. Она — часть этого мира. А значит — мир сложнее.
Отпочковалась, понимаешь. Неужели эта призрачная зараза реально думает, что имеет право решать, кто тут должен жить, а кто умереть?
Хочет «купить» меня на бессмертие? В Белой горе, что ли, мариноваться? Руководить цивилизацией бобров?
Нет, есть, наверное, «бессмертие трусливого человека», когда тебе тупо помирать страшно. Но если были друзья, за которых ты уже не раз готов был погибнуть, то на фига оно сдалось, такое бессмертие — без этих друзей, без родной земли?
Так-то Дьайачы умная, конечно. Ну да, выйдя из горы, я, скорее всего, погибну. Ведь убийца правителя Юри, если не сам терий Верден, то уж Шудур — точно.
Как только я перережу ему глотку, вся эта «магия» активируется и утащит меня в зал с колоннами. Ну или сразу в ад.
Зато я доубиваю тут всякую дрянь! А дальше наши дорубят найманов. И будут жить на своей земле так, как смогут и захотят.
Тень молчала. Висела и ждала ответа.
Чем я был так для неё важен? Тем, что чужак?
О… Так она же манипулировать мною не может! Я — не часть её мира. Ей непривычен такой расклад, и она пытается подчинить меня хитростью?
— Ты реально думаешь, что человек может на это купиться? — спросил я Дьайачы. — Зачем мне бессмертие, если в твоё мире нет справедливости? Смысла, в конце концов! Ты сидишь тут, как дура! Драконов угробила, волков угробила! Теперь людей хочешь угробить?
— Я не понимаю тебя, — колыхнулась тень. — Я — квинтэссенция смысла. Я — пот, что оседает на цивилизации разумных. Я такова — каков весь смысл этого мира. Моя суть — дать ему рост, возможность развития. Ко мне можно прийти или не прийти. Как я могу «угробить» твоих людей?
— Да вот так! — рассердился я. — Сначала ты их сюда заманивала всякими ништяками, а теперь закрыла гору. А нас сейчас обвинят в том, что гора закрылась. И убьют.
— Но это же не разумно! — в голосе тени прорезались наконец хоть какие-то понятные мне интонации, вроде растерянности.
Надо же, у неё есть настоящие чувства? А я-то уже почти решил, что «горный» разум — это типа GPT-чата: только имитирует общение.
— Понимаешь, человек не сильно-то и разумен пока, — я решил попробовать ей хоть что-нибудь объяснить. — Ты поманила его и бросила. А он ждал чуда, верил в магию. Он думал, что это такая пещера с сокровищами. Нужно только уснуть в ней, и получишь магический меч. А ты — нет, чтобы объяснить — просто закрываешь дверь. Ну что это может вызвать у воина, кроме злобы? Дали игрушку, отняли…
— Ты хочешь, чтобы эксперимент был продолжен? — спросила Дьайачы не очень уверенно.
Чем-то я её всё-таки зацепил за живое.
— Я хочу, чтобы ты перестала за них решать. Зачем ты даёшь людям оружие, а волкам — отраву? Пусть они развиваются как-нибудь сами, а?
— Сами они развиваться не будут! — возмутилась тень. — Века и века я наблюдала за жизнью, но мир застыл, отвергая новое. Есть в нём страшная сила — это равновесие. И если я ничего не кладу на весы…
Дьайачы замолчала и вроде как даже задумалась.
— Слушай, а я же видел эти весы! — Перед глазами встали огромные тёмные чаши, висящие в пустоте. — Те, что назвали себя синклитом, говорили что-то про нарушенное равновесие. И про равновесие моей души, которая не даёт мне умереть, пока её собственный путь не закончен.
— Ты видел весы⁈ — поразилась тень. — И остался жив? Скажи, на что они были похожи?
— Просто весы в огромном зале с колоннами. Только крыши у зала вроде как не было, и колонны уходили в небо. И тени по углам. Они и называли себя «синклит».
— Кости… — прошептала тень. — Они легли в основание весов, и теперь весы можно увидеть и попытаться понять, чего же они хотят? Может быть, когда у этого мира появились кости — он сможет расти сам?
— Так давай проверим? — я постарался улыбнуться так, как улыбаются женщинам.
Вроде было в ней что-то женское. Смутное и далёкое, но ведь было.
Тень вдруг приблизилась. Я ощутил, как меня обволакивает что-то невесомое.
— Как мы можем это проверить? — это был уже не голос, а шум в висках.
Она растворялась — в воздухе и во мне!
— Помоги мне? — предложил я. — Открой пещеру — пусть мои воины войдут. Дай им то, что поможет нам выстоять против колдунов и драконов? Хотя бы драконьи мечи, чтобы дожить до утра?
— Но почему ты не просишь укрыть вас в пещерах?
Тень колыхнулась, и я ощутил это всей кожей. Она не оставила надежды заточить меня здесь, в горе? Да ещё и со всей компанией?
— Укрыть — стратегия равновесия, — пояснил я. — Но ведь ты говоришь, что для развития мира нужно положить что-нибудь на весы? Так положи! Помоги мне отстоять правду так, как я её понимаю!
Тень помолчала. А потом раздалось сразу со всех сторон, десятками, а может быть, сотнями голосов:
— Странен мир, из которого ты пришёл, чужак, если там такие воины, как ты. И просьба твоя — странная…
В ушах у меня зазвенело, голова закружилась.
— Это ваш мир — странен! — быстро перебил я, пока эти голоса не свели меня с ума. — В нашем мире магии нет, мы всего добиваемся сами!
— Как же вы можете жить без магии? — плеснуло со всех сторон.
Воздух заволновался. Тень вновь обрела очертания, но теперь в её теле появилось вдруг что-то птичье, а руки стали похожи на крылья.
Кто же она? Суть — это же душа этого мира? Душа, запертая в пещере из самой себя, словно в клетке? Маленькая и недоразвившаяся душа?
Ей не хватает роста мировой сути, чтобы расправить крылья и полететь, потому она тут и «стимулирует» развитие людей, как умеет?
— Ещё как можем, — улыбнулся я. — Драконы у нас тоже есть, но железные, а волки без крыльев. Но в остальном — терпеть можно.
Тень вздохнула, и порыв ветра мягко толкнул меня в грудь.
— Иди, чужак! — решилась она. — Пусть они войдут и возьмут оружие! Покажи мне свой мир и свою правду!
И гора открылась. И тут же её сияние погасло.
Я услышал далёкие и недобрые крики, звон оружия. Но ничего не увидел — со света окунулся во тьму и временно ослеп.
Оказывается, за те минуты, пока Дьайачы ещё не остановила время, настала ночь.
И надо было проморгаться как следует, чтобы разглядеть воинов, тут же окруживших меня, и озабоченную волчью морду, ткнувшуюся в плечо.
— Мавик, зараза! — прошептал я, запуская пальцы в длинную шерсть. — Я же не разрешал тебе идти за мной! Ты должен был ждать с Сурланом!
Волк обиженно заскулил: мол, а куда же я без тебя?
— Кай! — кинулись ко мне сразу оба колдуна — Нишай и найманский.
Стали ощупывать, словно бы проверяя — я это или призрак.
— Ты живой? Что ты видел внутри?
Я обернулся: тёмный зев пещеры остался открытым. Дьайачы не передумала давать нам оружие.
Отлично! Сколько у меня воинов рядом? И как подтянуть остальных?
Я наконец-то сумел оглядеться. Было уже совершенно темно, и только высоко в горах тёк багровый ручей огненного перевала, да впереди, там, где стояли враги, горели факелы.
Когда гора открылась, выпуская меня, найманы терия Вердена увидели свет и заорали. И сейчас в их тёмной массе нарастало какое-то опасное движение.
Перевал, словно бы заражаясь от блеска факелов, замерцал и вспыхнул. Почему же я не спросил у тени про перевал⁈
— По-моему, найманы терия Вердена готовятся на нас напасть, — сказал Нишай.
— Загоняй наших внутрь! — прошипел я. — Гора примет воинов и даст им то, зачем они пришли! Оружие!
Нишай создал между ладонями слабенький свет, чтобы указать воинам вход в пещеру.
— Вперёд! — скомандовал я. — Гора даст вам мечи! Возьмите их!
«Безлошадные» найманы послушались. Потянулись ко входу.
— Но волчат-то у них нет, — прошептал Нишай.
— А и не надо, — прошептал я в ответ. — Если будет чем отбивать молнии — до утра мы продержимся. Тянем время, пока наши получат драконьи мечи. Надо ещё и всадников туда запихать! Чем больше у нас будет мечей, способных отбивать молнии, тем лучше.
— Ты видел Дьайачы? — перебил Нишай.
Ему чесалось узнать, что я устроил внутри пещеры. Почему она сначала закрылась, а теперь вдруг открылась?
— Видел!
Я оглядывался, пытаясь сообразить, где вторая часть нашего отряда?
Найманы вместе с волками остались где-то слева, примерно шагах в пятидесяти, если я верно запомнил. А вот люди Сурлана где-то совсем рядом стоят. Но где?
Проклятая темнота! Волки, скорее всего, легли. Бедняги сейчас ничего не видят, попробуешь поднять — пойдут в отказ. Но Мавик же пришёл на свет горы, не расклеился?
Может зажечь огонёк в ладонях, как Нишай? Но поймут ли наши, что нужно идти сюда?
— Что она сказала тебе? — не отставал мастер чёрного слова, мешая думать.
— Мы с ней поспорили… — отозвался я рассеянно.
Надо было как-то подать своим понятный сигнал. Чтобы враги не поняли, а Сурлан догадался…
— Поспорили? Она слушала тебя и говорила с тобой? — Нишай встряхнул меня за плечи, и Мавик предостерегающе заворчал.
Пришлось пояснить.
— Запоминай! — выдохнул я. — Это никакой не дух горы. Это — сама гора. Её камни созданы из того, что делает людей людьми. Из той силы, что заставляет нас думать, жить, искать ответы на вопросы: кто мы и зачем здесь. Запомнил?
— Запомнил, — серьёзно кивнул Нишай. — А откуда она взялась?
— Люди создали её своими мыслями и делами. И теперь она решила, что должна править вами, как правят боги.
— Её создали люди? — поразился Нишай. — Но… — он посмотрел на свои слабо светящиеся ладони. — Чем?
— Тем, что вы делаете, как люди, — терпеливо пояснил я, хотя хотелось на него заорать.
Нашёл, понимаешь, время!
Нишай почуял моё раздражение и растерянно замолчал.
Я хлопнул его по плечу:
— Включай соображалку, колдун! Вы создали бога из самих себя, из своих лучших поступков, из любви, верности… Но люди не совершенны, и бог получился тоже не самый умный, понимаешь?
— Нет, но я постараюсь запомнить, — закивал Нишай. — Значит, она возникла так же, как возникает власть?
Он озадачил меня этим сравнением. Но, поразмыслив секунду, я тоже кивнул.
— Ну да. Люди получают ту власть, которой достойны. И тех богов, на которых хватило ума.
Пока мы говорили, все наши «безлошадные» найманы вошли в пещеру, а Мавик отлип от меня и бродил у входа, нюхая камни и вздыбливая шерсть.
Он уже бывал здесь щенком. Наверное, его мучили воспоминания.
А что если послать Мавика за всадниками и охотниками Сурлана?
Волк не ложится и делает вид, что темнота не пугает его. А вдруг он не совсем утратил ночное зрение? Бурка же говорил, что многое зависит от возраста, когда волчонка забрали от матери?
Я посмотрел в сторону врагов и нахмурился — факелов стало больше, и я различил фигуру терия Вердена — по сияющему амулету.
Колдуны явно стояли рядом с правителем, но их чёрные одежды терялись во тьме, а Верден светился, как маячок.
Доносились и звуки — терий Верден переговаривался с колдунами. О чём — было неслышно, но явно не медаль мне на шею вешать собрался.
Подойти бы в темноте поближе и три башки сразу отрезать. И дело с концом.
А в пятьдесят мечей наши и без меня потом отобьются от молний.
Главное, чтобы все они взяли оружие. Тут не обязательно быть фехтовальщиком, шарик молнии можно принять на лезвие и без подготовки.
— Чего ждёт терий Верден? — спросил я Нишая.
— Пока воины выйдут с волчатами, — пояснил колдун. — Попробовав молока, звери начинают расти прямо на глазах, тут уже мешками не обойдёшься. Он увидит, что никаких волчат у нас нет, и… Видишь, воины уже построились? Шудур чует, что дело нечисто.
— Плохо, — сказал я.
— Ну, не совсем. Гора всё-таки открылась, — не согласился Нишай. — И если она даст нам пару дюжин драконьих мечей… Плохо только, что слишком темно. Волки легли, и если Шудур поднимет в небо драконов, биться они не смогут. Один твой Мавик дурит и изображает, что не боится мать Темноты.
— Эй ты, «сиятельный» Нишай⁈ — заорал Шудур. — Скоро ты там? Пусть твои воины выйдут с волчатами и примут присягу!
— Скоро! — крикнул Нишай. — Сейчас гора их отпустит сама! Я ей не волен приказывать!
— Мавик! — позвал я и обнял подбежавшего волка. — Иди к Сурлану! К волкам! Веди всех сюда! К горе!
Волк посмотрел на меня укоризненно — возле горы было все-таки намного светлее.
— Я знаю, что там темно. Не бойся. Тьма — не ест волчат. Беги по запаху! Пусть наши идут сюда. Пусть войдут в гору и возьмут там оружие. Нам нужны все воины! Сурлан, охотники, волчьи всадники! Ты понимаешь?
Мавик прижал уши, вывернулся из моих рук. Прыжок: и он растаял во тьме.
— Умница, — прошептал Нишай. — Он понял. Но терий Верден увидит, что все наши силы подходят к горе. Здесь больше света, и видят они нас лучше, чем мы их.
— Значит, наместника нужно отвлечь!
Я посмотрел на найманского колдуна — сильна ли печать, наложенная Нишаем?
Спросил:
— Готов ли ты служить мне, колдун?
— Да, господин! — ответил он с готовностью.
— Оставайся здесь! Направляй всех наших в пещеру, они должны получить там драконьи мечи! Ничего, если они не умеют ими сражаться. Отбить молнию — с этим и ты справишься! Скажи Сурлану — я приказал всем взять в горе драконьи мечи и быть наготове!
— И я могу взять меч, господин? — прошептал колдун.
Голос его дрогнул.
— И ты!
Колдун поклонился, прижав к груди обе ладони. Похоже, я угадал его тайное желание.
— А мы с тобой — пойдём поболтаем с Шудуром? — спросил меня догадливый Нишай. — Оттянем внимание на себя? А если нас схватят?
— Вот и проверим, что ты за мечник, — улыбнулся я. — Там делов-то — два колдуна да наместник! Всего три пустых головы!
Нишай расплылся в улыбке, и мы быстро пошли навстречу темнеющей массе врагов.
Уже через пару десятков шагов я различил возле терия Вердена тёмные фигуры Шудура и Маргона. А рядом… туши всех трёх драконов!
Зверей вывели перед строем воинов! Так вот что там было за шевеление!
— Драконы! — Нишай тоже увидел огромных зверей и замедлил шаг. — Кай, это боевые драконы, — предупредил он. — Будь осторожен — они приучены рвать человека! Шудур решил не искать оправданий для моей смерти! Воины готовы напасть, чтобы уничтожить нас всех!
— Ночью?
— Это самое подходящее время. Драконы видят во тьме, а их естественные враги — волки — сейчас беспомощны. Наши всадники не сумеют помочь нам. А для пеших — драконы…
— Тс-с, — предупредил я.
Мы подошли уже слишком близко, и нас заметили.
— О! — воскликнул Шудур, разглядев, кто идёт. — «Сиятельный» Нишай струсил и решил сдаться сам!
Руки Нишая дёрнулись за оружием. Я схватил его за локоть и прошипел в ухо:
— Терпи! Тянем время. Нам сейчас каждая секунда важна. Всадники тоже должны получить мечи, помни об этом.
— Да! — крикнул Нишай. — Я струсил и пришёл сдаваться! Я отказываюсь от титула, наместник! Подари мне жизнь?
Выкрикнув всё это, он тихонько сплюнул себе под ноги.
— А ну — стой! — проревел терий Верден. — А кто это рядом с тобой?
Мы подошли так близко, что я слышал сопение драконов, и то, как шёпотом ругнулся Шудур, заметив у меня на поясе меч — слишком длинный для тех, которыми вооружают здесь рядовых воинов.
Вот филин глазастый! Ещё десяток шагов, и можно было рискнуть выхватить меч!
— Это — начальник моей новой охраны! — крикнул Нишай останавливаясь.
— Что-то он сильно молод! — не поверил терий Верден. — Сколько ему зим? Пять или шесть?
— Он — воин и мастер меча! — Нишай на подначки больше не вёлся.
— А может быть, это демон? — влез Шудур. — С твоим искусством личин, «сиятельный» Нишай, ты и демона можешь выдать за человека! — Он обернулся к терию Вердену: — Давай сожжём его молниями, господин? О чём тебе говорить с этим ублюдком?
— Заткнись, колдун! — нахмурился терий Верден.
Если он и не горел особым желанием поболтать с Нишаем, то теперь ему, разумеется, захотелось.
Наместник не выносил советчиков: ноздри его раздулись от гнева, губы вывернулись. Неужели Шудур так плохо разбирается в людях? Или он нарочно дразнит терия Вердена?
Нишай говорил, что наместник защищён от его магии амулетом. А вот на Шудура в теории печать наложить можно.
Надо бы дать Нишаю такой шанс…
— Демон не имеет воинских знаков! — проревел, подумав, терий Верден. — Пусть этот мальчишка докажет, что воин⁈
А вот и шанс… Сейчас все будут смотреть только на меня!
Я сдёрнул с шеи амулет и сунул в руку Нишаю. Сбросил на землю куртку с длинными рукавами, скрывающую запястья.
В том, что знаки на моих руках пока ещё мало различимы, не было ничего необычного. Это не мешает им быть воинскими.
Главное — я могу сейчас вытащить меч, и это не насторожит найманов. Ведь проще всего вызвать сияние именно так: вынуть из ножен оружие.
Я вытащил клинок левой рукой, и запястья засветились.
Но первый же знак — овал, вспыхнувший на коже — был удивительно чётким. Может, сейчас и морда проступит? Но чья?