Сначала Шасти показалось, что гора не ответила.
А потом в её глубине что-то скрипнуло, с вершины посыпались камни, и в горе образовалась узкая расщелина. Встать да растопырить руки — вот и весь проход.
Девушка в испуге отпрянула, налетев спиной на любопытную морду драконицы. Ниса, пользуясь всеобщей сосредоточенностью, подкралась поближе и пристроилась у хозяйки за спиной.
— А телега-то пройдёт? — озабоченно спросил Истэчи.
Он первым сунулся в расщелину, деловито ощупал стены — крепкие ли. Махнул охотникам рукой — разведать бы надо.
Истэчи был простой и надёжный. Хотя и немного смешной со своей телегой.
Охотники и караванщик с длинной палкой полезли вслед за ним осматривать расщелину. Охранники Нишая помялись немного и тоже полезли внутрь горы.
Нёкёр остался. Он косился на дедушку Тина и перебирал амулеты на поясе.
Охотнику хотелось поговорить с шаманом об опасностях похода, но он немного робел. Акаю-Тине был великим шаманом, а Нёкёр — совсем ещё начинающим полководцем.
Шасти подошла и заглянула внутрь расщелины. Дальше проход слегка расширялся, дно его было сухое, песчаное, словно это не гора треснула, а вода ушла с их пути.
Пахло грозой. Где-то далеко аукались охотники, что ушли на разведку.
Девушка подошла к старому шаману.
— Дедушка Тин? — спросила она шёпотом. — Мы не вернёмся, да? Это потому ты не можешь пойти с нами?
Шаман промолчал. Слово — не птица, заденет крылом — не залечишь потом.
— Пройдё-ёт! — радостно заорал Истэчи откуда-то из внутренностей горы. — Только сначала узко, дальше — хорошая дорога! Хо-ро-шо-о!
Эхо подхватило его голос, понесло по лесу. Шасти, пользуясь этим криком, тихонько всхлипнула.
— А Кай? — спросила она шамана. — Он жив?
— В нижнем мире не видел его, — развёл руками дедушка Тин. — А в верхнем — попробуй-ка, догони.
Шасти кивнула, задумчиво покопалась в поясной сумке, где хранила магические вещицы и элексиры. Она уже искала варианты, но безуспешно.
И только сейчас её осенило — с мужем пошёл Нишай, а он — опытный колдун. Не может такого быть, чтобы не существовало способа с ним связаться.
Хотя бы на миг увидеть Кая, согреть сердце. Ведь больше они, может быть, не увидятся никогда.
Время было — охотники ушли вглубь горы на разведку. А мальчишки обступили караванщиков, разглядывая незнакомое оружие. Некому было верещать и глядеть под руку.
Только любопытная Ниса хвостом таскалась за Шасти, но она-то с глупыми вопросами не полезет.
Девушка залезла на телегу, устроилась там поудобнее и стала выкладывать из сумки свои запасы, прикидывая, нельзя ли их как-нибудь использовать, чтобы достучаться до колдуна?
И вдруг наткнулась на вещичку, которой у неё отродясь не было. На маленькое серебряное зеркальце, украшенное родовыми драконьими знаками!
Ну кто мог ей такое подкинуть в сумку, если не Нишай! Вот же пакостник! Разве можно дарить замужней — зеркало?
Шасти покачала головой, повертела зеркальце в руках. Вещица была очень дорогая и, возможно, не без секрета. Ну не намёк же он ей послал, что наглядеться не может, верно?
Девушка тщательно ощупала края зеркальца — и хоп! Задняя часть откинулась, как крышка! И под ней что-то белело!
Она с запозданием схватилась за охранный амулет на шее, но это оказался всего лишь кусочек бересты с выцарапанным знаком. Незнакомым.
Шасти достала книгу и полистала свои записки. Нет, такого знака отец ей не показывал. Что же он означает, и зачем он спрятан в зеркальце?
Большие магические зеркала были у колдунов средством связи.
Но для них требовалась энергия чёрного камня. Именно через глаз колдунов сам тёмный владыка Эрлик прокладывал пути от души к душе, позволяя обладателям камней находить друг друга и говорить, словно они стояли рядом.
Вот только камня у Шасти не было. А делать новый Кай не разрешил бы никогда. Да она и сама бы уже не решилась.
Для камня нужны человеческие жертвы. А Кай научил Шасти смотреть на дикарей как на родичей. Раньше они были для неё вроде Нисы — забавные зверушки. А сейчас?
Девушка посмотрела на мальчишек, расспрашивающих караванщиков об их странном оружии. Улыбнулась.
Притерпелась она к ним, привыкла. Многих лечила — мазала ссадины топлёным с травами салом, накладывала лубки, ругала за глупость и хвалила за выдержку. Неужели они тоже погибнут все?
Ведь понятно же, что нельзя идти через расщелину на перевал. Там охрана — найманы на волках и колдуны на драконах. Для сражения с ними нужна не горстка охотников и мальчишек, а два-три волчьих отряда.
Кто из зайцев способен сражаться рядом с мужчинами? Шестеро самых старших?
Шасти представила, как мелкота носится вокруг драконов. Не бойцы — мишени для молний. Но может быть только так они дадут Каю возможность подняться на перевал? Отвлекут колдунов на себя?
Девушка погладила серебряное зеркальце. И оно вдруг стало холодным, помутнело, запотев от влаги.
Шасти ойкнула, примерилась и… нарисовала знак, изображённый на бересте.
Зеркальце помутнело, заволновалось, как вода. Но потом запотело снова.
Не точно нарисовала?
Знак был сложный, и Шасти даже вспотела, пытаясь нарисовать его одним движением, как и положено рисовать магические знаки.
Раз. Ещё. И ещё. И ещё…
И вдруг зеркальце посветлело, и она увидела лицо Нишая.
Грязное, с горящими от возбуждения глазами. За его спиной были горы, и что-то дымилось.
Связь тут же разорвалась, и изображение погасло. Но Шасти не отступала, снова и снова рисуя знак.
Что бы знак ни обозначал, он открывал дорогу туда, где был мастер тёмного слова Нишай, а значит, и Кай тоже!
Отчаявшись от безуспешных попыток, она написала пальцем на зеркальце: «Кай».
Серебряная поверхность дрогнула и поглотила знак.
И вдруг вернула его иным: «Жив».
Шасти вздрогнула, и чуть не выронила зеркальце. Собралась с мыслями.
Вот, значит, как! Ей не хватает сил и мастерства, чтобы передать изображение, но знаки Нишай увидел!
Поверхность зеркальца была в пол-ладони, много не напишешь. Нужно было выбирать самые короткие слова.
«Где?» — написала она.
Буквы задрожали и изменились: «Гора».
Белая гора, — поняла Шасти. — Они дошли! Они живы!
«Бой?»
«Вверх».
На перевал лезут? Так надо скорее идти на помощь! Отвлечь тех, кто на перевале!
Шасти рассмеялась. Её страх пропал.
Тенгри видит, она рискует ради своего Кая. Ведь если он погибнет, зачем ей новый мир, что может вырасти из семени?
«Иду!» — написала она.
И тут же пришёл странный ответ. Знак, обозначающий печать подчинения.
Шасти много тренировалась, чтобы овладеть искусством связывать чужую волю и хорошо знала этот знак.
Хотя до мастерства Нишая ей было ещё очень далеко. Да и найманы терия Вердена скорее всего защищены сильными амулетами. А уж колдуны — тем более. Ей не справиться с печатями!
«Нет», — написала она.
«Печать», — повторило зеркало.
Потом проступило изображение стилизованной волчьей моды. Следом — драконьей. И снова: «Печать! Печать!»
Нишай хотел, чтобы она наложила печать подчинения на дракона? Но как? Зачем?
«Как?» — написала она.
Но зеркало уже помутнела, исчерпав свою магию. Да и Шасти задыхалась, обессилев от сложной магической связи.
Девушка знала, что колдуны пытались экспериментировать с печатями для диких зверей. Но волкам и драконам печати не требовались. Одомашненные звери и так подчинялись достаточно хорошо, а их дикие собратья без нужды не нападали на человека.
Разве что драконы по осени преследовали иногда караваны с пряностями. Но достаточно было крылатых волчьих разъездов, чтобы держать в узде этих обжор.
Но Нишай-то явно имел ввиду не диких волков и драконов, а домашних! Но почему?
Шасти провела рукой по воздуху, медленно рисуя первый знак сложной вязи печати. Его значение было «верёвка, магическая удавка». Далее следовал знак человека и знаки, обозначающие все четыре его души — одну за другой.
Буор-кут — душа земли, ийэ-кут — душа, что идёт от родителей, салгын-кут — то, что надышал в себя сам человек.
И вот тут уже начинались проблемы. Положить знаки первых двух душ было легко. Легко отнять у воина тело, ещё легче — родительское наследство.
А вот что он там сам в себя надышал — уже было загадкой, и могло потребовать изменения начального знака, поиск уникального варианта. В умении подобрать этот вариант и заключалось мастерство колдуна.
Вершиной же мастерства было — закрепить печать, поймать в ловушку четвёртую душу человека — сюр. Ту его бессмертную часть, что уйдёт потом в чертоги Тенгри или в подземный мир Эрлика.
Такое не удавалось почти никому. Вот и находились хитрецы, вроде Йорда, что могли бороться с магическими путами, не запечатавшими как следует ни салгын-кут, ни сюр.
Шасти поискала глазами Йорда. Нашла его в кустах, куда он забился, чтобы не мозолить охотникам глаза.
Всю дорогу учитель зайцев вёл себя тише воды-ниже травы. Словно понимал, что ему-то на перевал лучше совсем не ходить.
Что если там Маргон — главный мастер печатей, наложивший на него заклятие? Устоит ли Йорд? Или станет врагом тем, с кем сблизился за время жизни в лесном лагере?
Йорд зарубил Наяда, но ведь тот и не был колдуном. Амулеты имел, не более. Но что будет, когда бывший вайгальский дюжинный встретится в бою с мастером чёрного слова, что лишил его воли?
Вайгалец ощутил взгляд Шасти, повернул голову. Взгляд у него был сначала туманный, как поверхность зеркальца Нишая. А потом вдруг просветлел.
Наставник зайцев поднялся и прихрамывая подошёл к телеге.
Шасти только сейчас поняла, что хромому Йорду непросто было угнаться за зайцами. И на стоянках он забивался подальше от остальных, чтобы отдохнуть, расслабить больную ногу.
Она заругала себя — ведь хоть элексир-то могла бы дать от изнуряющей боли.
Стала рыться в сумке в поисках каменной склянки.
— А ты сможешь наложить поверх моей печати — свою? — спросил Йорд с надеждой. — Я когда-то слыхал, что так делают.
Шасти испуганно вскинула на него глаза.
— Дай фляжку, — попросила она. — Я накапаю в неё элексир от боли. Будешь пить по глотку.
— А печать? — спросил Йорд, безропотно протягивая ей фляжку.
Он верил Шасти. Даже не подумал, что она может и отравить. Или подумал, но не испугался?
Йорд не был любителем иллюзий. То, что он до сих пор боролся с наложенными на него приказами — ведьме ли не знать — не означало почти ничего. И он это понимал.
— Вторая печать убьёт тебя, — сказала Шасти.
— Это хорошо, — кивнул Йорд. — Ведь мы и идём на смерть. Мы оттянем на себя внимание тех, кто охраняет перевал. А наши, если увидит Тенгри, а Эрлик отвернётся, залезут и задут колдунам жару. Но нам-то не выжить. Чего уж тут бояться печатей?
— А надо, чтобы выжили, — не согласилась Шасти. — Надо бороться, так Кай учил.
Йорд улыбнулся и ничего не сказал. Он был опытным воином и понимал — риск слишком велик.
— Вот смотри, — решилась Шасти и нарисовала в воздухе первый знак печати, медленно, как показывают ученикам. — Это знак, который держит землю твоей души. — Она нарисовала ещё один. — А этот держит пути твоих предков…
— Что мне предки — я безродный воин, — пожал плечами Йорд.
— Не перебивай, молчи и слушай, — нахмурилась Шасти. — Но есть ещё два знака. И даже Маргон не мог поставить их так, чтобы запереть твою душу намертво. Если сумеешь справиться с собой — то, может, сумеем и выжить. Ты — настоящий воин, единственный здесь. Ты умеешь сражаться, знаешь, как бьются в небе колдуны, как они держат строй и сколько им нужно ударов сердца, чтобы скатать в руках молнию.
Йорд сдвинул брови:
— Ты хочешь сказать, что… Я должен рассказать, как устроена защита перевала? Но… — начал он и замолчал.
— Хочу, — заявила Шасти. — Ведь ты был на перевале?
Воин кивнул.
— Значит, ты один представляешь, что нас там ждёт. Если ты объяснишь это нашим воинам, может быть, мы сумеем продержаться, пока наши поднимутся. У нас есть яд ютпы против колдунов. У нас есть совсем юные, но всё-таки обученные тобой волчьи воины. И есть охранники Нишая с мечами, почти не уступающими драконьим. Мы продержимся.
— Но Истэчи не станет меня слушать, — замялся Йорд. — И Нёкёр.
— Ещё как станут! — Шасти соскочила с телеги. — Пошли к дедушке Тину, он нам поможет убедить воинов!
Йорд неуверенно моргнул, но захромал к сидящему на травке шаману. Там же сидел и Нёкёр, потея и подбирая слова.
Шасти хотела идти следом, но замерла, уставившись на Нису. Глупая драконица сунула морду в куст цветущего маральника, закрыла глаза и шумно дышала с блаженным выражением на морде.
Розовые цветы… Шасти и не заметила их. До цветов ли ей было?
То, что маральник расцвёл по осени — совсем не чудо, такое случается и предвещает суровую зиму. Дурная примета… А вот зачем дракону нюхать цветы?..
'Печати, — подумала Шасти. — Волки, драконы, печати… Неужели Нишай пытался сказать, что и у волков, и у драконов — точно те же четыре души? И печать на них надо накладывать, как и на человека — не пытаясь менять ничего⁈
Ниса чихнула, Йорд повернулся и окликнул Шасти.
Из расщелины показались воины, ходившие на разведку.
— Расщелина режет гору, как луч света, — сказал один из них. — Караванщик Ват — часто бывал на перевале. Он говорит, что дорога выйдет у горы Ярык, что дымится. Мы появимся из дыма, словно из преисподней.
— А сколько идти? — спросил Нёкёр.
— Ват говорит, что солнце не успеет пойти на вечер, как доберёмся.
— Надо решать, кто пойдёт, а кто останется здесь! — Некёр посмотрел на младших зайцев.
— Все пойдут! — хрипло сказал Йорд. — Даже если все погибнут на перевале, каждый миг, что мы сумеем отвлечь на себя колдунов и волчьих воинов, будет золотом тем, кто поднимается снизу.
— А ты кто, воин? — нахмурился Нёкёр, разглядывая наставника зайцев.
Лицо Йорда говорило о битвах, а черты этого лица — о злой вайгальской крови, чужой здешним горам.
— Я — дюжинный волчьих воинов терия Вердена, — скупо пояснил Йорд. — Бился с вами над долиной Эрлу. Моя душа скована колдовской печатью, но я найду того, кто наложил её и убью. Клянусь этим небом, этими горами и водой Эрлу, дающей долине жизнь!
— Он уже убил Наяда. Воина, который командовал волчьими всадниками терия Вердена, — пояснила Шасти. — Кай говорит, что даже душу врага нельзя неволить печатями. Йорд будет сражаться за свою душу.
Нёкёр посмотрел на шамана, и старик кивнул:
— Силу души даёт Тенгри, — сказал он. — И никакие колдуны ей не указ. Возьми-ка, — дедушка Тин протянул Йорду простенький деревянный амулет.
— Что это? — удивился тот.
— Подменный оберег, — улыбнулся шаман. — Душа лиственницы — самого сильного дерева. Она обманет Маргона, пока горит. Только не медли, воин. Деревянного амулета надолго не хватит.
— Да мне бы на удар меча, — прошептал Йорд, протягивая руку за амулетом.