Не зная, что отвечать, я опустил глаза к земле.
Дурацкая темнота — собственных ног толком не видно. Кто не был в горах — тот и не знает, что здесь без налобного фонаря — до ветра не сходишь.
А в этом священном месте тьма, наверное, была ещё и магической: ни луны, ни звёзд… Только Белая гора слегка светилась туманным пятном в ночи.
Однако воины и охотники Сурлана и здесь как-то передвигались. А как? Неужели они ориентируются по запаху, как волки? Или есть ориентационная магия?
Нишай завозился, устраиваясь поудобнее. Он терпеливо ждал моего ответа, справедливо полагая, что раз личина спала, пора бы мне уже что-нибудь рассказать.
Как ему объяснить, что именно сейчас рассказывать «кто я» — не к месту и не ко времени. Для поддержания боевого духа мужикам нужен князь, а не пришелец из иного мира. Вон они какие спокойные — им есть за кого сражаться и умирать, почти счастье.
Да, бывает и так: прячешь тайну, прячешь. А потом она оказывается и не нужна уже никому. Ничего не объяснит, не откроет. Только запутает моих бойцов, лишит ориентиров.
Пусть они умрут счастливыми, думая, что сражаются за законного наследника и дело их правое, а мы все в белом.
Всё, Женька, кончился ты как пришелец и боржоми пить опоздал. Влез в чужую шкуру — будь добр соответствовать. Бейся как князь.
Может, будут в этой земле и другие гости из твоего мира. И потомки всё-таки разберутся в твоей биографии.
А может, так и останешься сказкой об удивительном превращении малолетнего долбодятла Камая в воина Гэсара, белого зайца, посланца равнодушного бога Тенгри…
— Нишай? — спросил я, вместо ответа. — А ты успел разглядеть, что было у меня на руках? Какой воинский знак?
— Я не особо приглядывался, — лениво отозвался колдун. — Знак ещё только нарождался, когда нам пришлось отступить. Кажется, проявился лишь контур печати, но не рисунок дракона.
Я вздохнул: вот как? Теперь ещё и дракон?
Ну да, Нишай же ждёт знак от тела воина. А если он идёт от его души? Что у меня там на самом деле? Группа крови, что ли, проступит?
Может, накрыться курткой и вызвать знак? Но хватит ли куртки, чтобы скрыть свечение? Уж больно сильно оно горело…
Колдун, уловив в моих словах нотку разочарования, уточнил:
— Но там же дракон, верно? Кто ещё? Княжич Камай — рода дракона. Красного, а не чёрного, как…
Нишай замялся. Ведь и он сам был из рода чёрного дракона. Из рода моих врагов, что сейчас, наверное, сочиняли коварные планы: как бы нас поймать и распотрошить. Уже обоих отщепенцев, а не одного мятежного колдуна.
— Но тут же не так всё просто… — начал я, старательно подбирая слова.
Как же объяснить Нишаю, что знаком может быть не только дракон. Есть у меня и другие огрехи в биографии.
— Нету тут никаких «но», — нахмурился колдун. — Будь ты иной кости, Шудур не стал бы ломать голову, как выпустить из тебя кровь, а напал бы сверху. Но он побоялся, что чёрный дракон почует красную кость и…
Нишай замолчал, потому что воины Сурлана, безучастно жевавшие всё это время жёсткое сухое мясо, вдруг подобрались, придвинулись.
Стало понятно: им очень интересно, что за особенную «красную кость» может почуять во мне чёрный дракон?
Красной костью вольные племена называли воинские роды. Те, где мужчины испокон веков жили тем, что умели обращаться с оружием. И вдруг выяснилось, что это не просто древнее название.
Лиц воинов было не разглядеть, но по напряжённым позам и внезапно установившейся тишине я понял — не спросят, но и не простят колдуну, если он сейчас замолчит.
Понимал я и сомнения Нишая. Меня он ещё как-то принял за ровню себе, но дикари…
Он вздохнул и…
— Это было давно… — начал рассказывать.
Умный, зараза, что скажешь… Понял: воины вольных племён тоже не принимают его так, как надо принять, чтобы утром биться плечо к плечу.
Сурлан держал своих в ежовых рукавицах. Не давал им раздумывать над приказами.
Но Сурлан ранен, а других союзников не завезли, и сейчас надо как-то сплотить отряд. Рассказ о чём-то тайном, сакральном — вполне подходящая штука.
— Род дракона — очень древний род, — тихо-тихо рассказывал колдун. — И было время, когда его потомки жили одной семьёй, и называли его тогда родом белого дракона. Но пришёл кровавый час, когда род разделился на два….
Колдун замолчал, задумавшись.
В той стороне, где волки жрали дракона, раздался треск ломаемых костей. Башку они ему раскусили, что ли?
— Я расскажу, как читал в летописях, а потом поясню, что сам думаю, — решился Нишай. — Слушайте. Первым властителем этих земель был белый воин, внук самого неба, Тенгри. И было у него три сына — три брата-дракона. Белых. Отец перед смертью поровну разделил между ними земли, которыми владел, хотя младший брат ещё не стал воином, а средний — едва успел ввести в свой дом жену. Старший брат был обижен решением отца. Он считал, что вся земля и вся власть должны были достаться ему, по праву старшинства и воинских подвигов. Он решил убить младших братьев…
Я перестал вслушиваться в ночные звуки. Перед глазами вставали горы и перевалы, изумрудные реки и синие озёра. И белые-белые драконы парили над ними.
Может быть, легенда зародилась во времена владычества над этим миром драконов? Когда Белая гора назначила их «людьми»?
— Выждав до осени, старший брат позвал среднего на пир по случаю праздника урожая, — рассказывал Нишай. — И вероломно зарубил его собственными руками во время военного танца. Старший не знал, что в толпе, среди челяди, прячется под личиной самый младший брат. Увидев, что средний брат умирает, младший сбросил личину. Он подошёл к среднему брату, опустил руки в его кровь и поклялся, что эта смерть станет стеной между честным и бесчестным путём воинов и правителей этих земель. И ни боги, ни богатства, ни людская слава никогда не смогут отмыть невинно пролитую кровь, потому что нет ничего, выше чести. А потом младший брат выбежал из юрты, бросился к своему белому дракону. Старший брат, услышав проклятие, потерял разум от ярости. Ведь мальчишка перечеркнул все его мечты, все надежды на счастливую и богатую жизнь. Ведь подумаешь — убил один раз? Кто не убивал? Ведь небо видело и стерпело? Но младший решил, что не небо, а люди определяют закон чести. И старший велел своим воинам поднять драконов и схватить младшего. Он знал, что младший одарён в магии, и хотел пытками заставить его снять проклятие. Однако драконы, погнавшиеся за младшим братом, рванулись в небо и почернели, словно опалённые гневом Тенгри. И тогда старший брат понял, что небо признало проклятие младшего. А дракон младшего от крови на его руках стал красным. Вот с тех пор и тянется за родом чёрных драконов проклятие: что бы ни делали его правители — честь смеётся над ними. Они не могут обрести счастье, завоевав новые земли и богатства. Им кажется, что завоёванные народы злоумышляют и смеются за их спинами. А чёрные драконы с тех пор боятся тех, кто унаследовал красную кость младшего брата.
Нишай помолчал и извиняюще развёл руками:
— В этой легенде есть нестыковки. В других местах летописи написано, что все три брата жили каждый в своей земле. Младший просто не мог оказаться в толпе челяди в доме старшего. Возможно, проклятье было произнесено позднее. Но историю о том, что чёрные драконы боятся тех, кто по рождению красной кости — я слышал от многих людей. И потому, напав на правителя Юри, терий Верден послал против его драконов волчьих всадников. Он боялся, что чёрные драконы не смогут биться с красными. Вот и Шудур испугался. Он редкий трус, тем и опасен. Надеюсь, его тоже сожрали волки.
— А на воинов «чёрного» рода драконы могут напасть? — спросил я.
— Не знаю, — удивился Нишай. — Я вообще-то не очень доверяю легендам. Думаю, всё зависит от свирепости дракона, от дрессировки, а не от древних летописей. Но трусость Шудура говорит и о том, что он уверен в красноте твоей кости и в том, что твой род идёт от младшего брата.
— Ну ещё бы, — пошутил я. — Вот кровь у меня точно красная, а не зелёная. И даже не голубая…
Зашуршали камни, и я схватился за меч.
Но это, шатаясь, приплёлся обожравшийся Мавик, весь в драконьей кровище. Волк плюхнулся рядом со мной и стал вылизываться.
— Ну и как ты завтра летать будешь? — спросил я сердито.
Хитрый зверь зевнул и завалился на бок: почеши, мол, меня.
— Драконье мясо — лёгкое для волка, — пояснил один из охотников. — Отоспится да и поднимется на крыло.
Люди Сурлана рассказ Нишая выслушали молча. Рассуждать, верно ли записано в летописях, они не собирались: внимали и впитывали.
Теперь ещё легенды пойдут, если уцелеем. Они эту историю так приукрасят — не узнаешь потом.
— Ну ладно, раз «лёгкое», — вздохнул я и почесал Мавика.
Чавканье всё не стихало, и я уставился во тьму. Нишай привалился ко мне, греясь и собираясь с мыслями. Я тоже задумался.
Волколюди не тронули Мавика, а значит, не так уж и озверели. И можно бы попробовать их тихонечко обойти. На разведку сходить.
Подобраться поближе к терию Вердену. Разведать, жив ли Шудур? И что там замышляет сейчас эта кодла?
Карты не было, нарисовать её на земле я не мог из-за темноты, пришлось напрячься и попытаться представить местность.
Справа Белая гора. Она чуть-чуть светится, и ориентир из неё отличный.
За спиной лес, откуда мы пришли. На самый крайняк, можно и отступить.
Преследовать нас в лесу на драконах почти бессмысленно, а вот волки могут представлять серьёзную угрозу и в небе, и в чаще.
Волков у терия Вердена много, уже даже больше чем бойцов, скольких-то мы из строя вывели.
Однако волки могут за нами и не пойти. Здесь их «люди». Даже один маленький Бурка мог нагнать страху на ездовых волков, а дракона доедают сейчас его более опытные приятели.
Считать ли их нападение на дракона поступком союзников? Или волколюди просто не выдержали, увидев столько лакомой дичи? Бурка от драконятины терял всякое соображение.
Ладно, так или иначе — нам всё сгодится. Думаю, дикие волки здорово испугали домашних волков. И утром воины не враз их поднимут, чтобы задать нам жару. Значит, вариант отхода в лес считаем рабочим, но запасным.
Основной — дождаться наших всадников с мечами и дать бой найманам терия Вердена. Сорок к двум сотням? Два дракона? И что будет, если не подоспеет подмога?
Вариантов, однако, нет. Найманы терия Вердена перегораживают горловину ответвления караванной дороги, ведущей к Белой горе. И что самое скверное — на перевал можно попасть, только разбив врага.
И это будет совсем ещё не конец. Дальше караванная дорога резко уходит вверх, превращается в тропку. А наверху — засели найманы, волчьи всадники Наяда.
Ну что ж… Чем безвыходное положение, тем меньше во мне страха, так уж я устроен. А значит, начинаем с разведки!
— Мужики, как вы передвигаетесь в такой темноте? — спросил я у охотников. — Может, амулеты какие-то есть?
Один из охотников улыбнулся и протянул мне клубок грязной тонкой верёвки. Магия оказалась — проще некуда.
— Сам хочешь идти? — спросил Нишай. — Опыта у охотников больше.
— Это да, — кивнул я. И подумал: «Но смогут ли они понять то, что услышат?»
— Ты оставайся с раненым, — предупредил я его.
И с сомнением посмотрел на Мавика, развалившегося кверху пузом. Вот бы кто мне помог, но сумею ли я поднять этого обжору?
Однако Мавик вдруг насторожил уши и вскочил сам.
— Молодец, — обрадовался я. — А пойдём-ка с тобой…
Тьма зевнула, раздвигаясь, и тут же сомкнулась за длинными тёмными фигурами в плащах, волочащихся по земле.
Пахнуло жаркой драконьей кровью и псиной.
— Мы — люди, — произнёс тот, кто шёл первым. — Но наследник нашего рода сказал нам, что и вы «люди», — он произнёс это с тщательно скрываемым презрением. — Готов ли ты говорить со мной, как люди, человекозверь?
— Интересное кино, — рассердился я. — Дракона сожрали вы, а звери — мы? Были времена, когда этим миром, по желанию Белой горы, правили драконы. Они говорили как люди, думали как люди. Знаешь ли ты, что вы сейчас убили и съели одного из бывших людей? Так почему же звери — мы?