Фигуры в плащах выглядели недобрыми, но воины и охотники из нашего отряда встретили их спокойно.
Оружия пришельцы на виду не держали, а может — и вовсе его не имели. Зачем оно волколакам, когда есть зубы?
Плащи они надели для маскировки — прямо на голое тело, и ноги из-под них торчали босые и волосатые. Или плащи у волков — вроде ритуальной одежды?
То, что оружие незваным гостям без надобности, догадывались только мы с Нишаем. Но мы оба синхронно прикинулись идиотами, и наши воины не обнажили клинков.
Я-то — понятно почему был спокоен, как доска. Мне же — чем хуже, тем лучше. А вот Нишай так умело изображал пофигиста, что его настроение передалось всему нашему маленькому отряду — три воина, три охотника и два долбоящера.
Ну и плюс ещё спящий колдовским сном дюжинный барсов Сурлан, оглушённый ударом молнии. Вот он бы, наверное, насторожился. Но не срослось.
Забавно, но я только сейчас осознал, что в отряде нас ровно девять. Магическое, но очень недоброе, крепко связанное со смертью число.
Так уж повелось, что в сказках за тридевять земель находится царство мёртвых, а поминки по усопшему отправляются на девятый день.
Ладонь Нишая как бы случайно скользнула на эфес драконьего меча и затаилась там. При всей внешней расслабленности, он был готов вскочить и сражаться.
Колдун для человека своего времени и всеобщего мракобесия — вообще здорово рубил фишку. Может, пойди история как-то иначе — дослужился бы Нишай до правителя. Если бы не разоблачили.
Недаром Шудура аж перекосило, когда он узрел «проклятого мастера чёрного слова». Дураки во все века не любили умных. Они просто нюхом чуют в них непонятную по скудности интеллекта угрозу.
Я за меч хвататься не стал. И Нишая легонько толкнул локтём — уймись, мол.
Раз волколаки пришли к нам в человеческом облике — значит, хотят разговаривать. Сожрать они нас за время пути могли столько раз, что я уже и со счёта сбился.
Пришельцев было трое. Заговорил с нами старший, самый высокий, худой и бледный «людь». Волосы у него были седыми, а морщины на вытянутом лице тянулись сверху вниз, как у деревянного идола.
Из-за его спины всё время выглядывал кряжистый чернявый мужичонка, видимо, самый молодой. Третий, беловолосый и мрачный, сохранял напыщенное спокойствие, смешное для босоногих нудистов в плащах.
— А Бурка-то где? — спросил я. — Куда парня дели?
— Почему ты зовёшь наследника Буркой? — голос главного волколака стал угрожающе низким, на грани рычания. — И что означает это странное имя, Бурка?
— Садись, пригласил я. — Расскажу. Я — Кай из рода барса. Раз уж вы пришли, давай разделим с тобой огонь и воду.
Протянул назад руку, и сообразительный охотник сунул в неё бурдючок с аракой.
— Огонь и воду? — удивился волколак и шагнул ко мне.
Я встал. Сделал глоток и подал бурдючок ему.
Он понюхал напиток, улыбнулся.
— Ваш огонь не приносит людям вреда, — сказал он с сомнением.
— Так пей?
Волколак быстро коснулся напитка губами и передал бурдючок вертлявому. А сам сел на землю рядом со мной.
— Ты — хитрый человек, — сказал он. — Очень хитрый. Я — Хаван, моё имя и означает напиток, что жертвуют огню. Огня здесь нет, но ты нашёл, как проявить вежливость, человек. Это удивительно.
Нишай не сдержался: шумно выдохнул и убрал руку с эфеса.
Ну как тут не испугаться? Три здоровенных волка пришли к нам под покровом ночи «поговорить». А может, и завершить десертом приятную трапезу, кто их знает?
Двое спутников Хавана живо и не без удовольствия прикончили бурдючок и устроились рядом с нами.
От них так сильно воняло зверем, что я с запозданием понял — наши охотники тоже догадываются, что за гости нас посетили. Но мужики в отряде подобрались не из пугливых.
— Это Шани, учитель Раху, — представил Хаван одного из спутников, беловолосого и спокойного. — А это Ятра, — он кивнул на чернявого. — Один из лучших наших бойцов. Мы — сура, люди. Мы чтим солнце, но кровь луны овладела нами. Мы стали слабыми, но сколько можно умирать медленно, человек? Раху сказал, что ты — не боишься Белой горы?
— А чего её бояться? — удивился я.
Даже играть не пришлось. Волки явно видели: как гора стояла закрытой, как я вошёл и вышел, а после вошли наши воины.
— Гора говорила с тобой? — спросил Хаван.
— Да, — кивнул я. — Она недовольна. Гора хотела, чтобы её дети строили города, расширяли её мир, исследуя его. А дети — воевали, воевали и воевали. И гора готова была снова скрыть своё лицо от этих людей. И начать всё заново. С другими.
— Ты сказал, что драконы… — начал Хаван.
— Я не обманул. До вас — они были людьми. Так сказала гора.
Хаван заморгал, лицо его посерело. Видно, волк вспоминал всех драконов, которых задрал и съел.
Надо было сбить его с мрачных мыслей, и я вспомнил про вопрос, на который не ответил.
— Бурка, — сказал я, — имя из легенд моего народа. — Сказки же были когда-то легендами, верно? — Сивка-бурка, вещий каурка…
— Вещий? — удивился волколак и уставился на меня с удивлением.
Глаза его сверкнули, отражая малый ночной свет.
— Так было в легендах, — немного слукавил я.
Может, про бурку-каурку Ершов придумал? Может, в сказках иначе? Волколак, однако, впечатлился.
— Ты снова прав, человек, — сказал он. — Наследник вернул себе магию. И, видят горные духи, он может предсказать теперь судьбу нашего мира. Но он слишком юн и разум его — в ладонях, занесённых над пропастью.
— Иногда истина — в устах у младенца, — легко парировал я. Уж поговорок-то у нас в мире гораздо больше, чем здесь. — Бурка хотел отомстить за отца — так вот они, колдуны. Самое время — вырезать всех!
Волколак кашлянул — видимо, горло сопротивлялось человеческой речи.
— Но… — просипел он. — Но Белая гора не допустит…
— Вы уже сожрали дракона у подножья Белой горы, — рассмеялся я. — Ну и что она сделала?
— Молчи, человек! — зарычал чернявый Ятра.
Хаван оскалился, и говоривший прижал уши. Они у него двигались и в человечьем обличии!
«Боженьки, да они же звери… — запоздало испугался я. — Человеческое в них — чисто внешнее… Ах ты ж, гора-затейница, понаделала из волков людей!»
А человеком ещё надо стать, внешности мало.
Вот, говорят, трудно быть богом. А человеком? Многие пробовали сохранить человеческий облик, когда прижмёт?
— Белая гора может всё, — тихо и с грустью сказал тот, кого Хаван назвал учителем Бурки — беловолосый Шани. — Она может в наказание лишить нас остатков магии. Может сделать так, что волчицы совсем перестанут приносить волчат даже в этих опасных горах. И тогда мы вымрем.
— Вы и так вымрете, если не сумеете найти место в новом мире, — я развёл руками для убедительности. — Может, Белая гора ждёт, чтобы вы доказали, что способны за себя постоять? Иначе — где сейчас её гнев? Вы пришли сюда! Вы нарушили древний запрет! Я ведь правильно понимаю?
Хаван кивнул, а Шани опустил глаза. Он явно был против вылазки.
— Я потому и пришёл говорить с тобой, человек, — сказал Хаван, недобро зыркнув на заёрзавшего Ятру. Позиция чернявого была понятна: драться. — Наследник говорит, что ты — посланник высокого и равнодушного Тенгри. Что это ты помог ему заново обрести магию. Скажи, что нам теперь делать? Мы на краю обрыва, а ветер такой, что ломает крылья.
Я кивнул и задумчиво уставился во тьму.
Значит, волки взбунтовались не все? Одни пришли за Ятрой к Белой горе для драки, а другие — в поисках выхода. Но уставшие и голодные — слишком многие не удержались, увидев дракона так близко…
А теперь Хаван не знает, что делать дальше. Говорить гора с ними теперь не станет.
Она запугала их, затравила, обложила жуткими правилами. Она опаивала их детей этим проклятым молоком. А в иных местах волчицы вообще не могли выносить потомство.
Вот же…сссуть какая.
— Сражайтесь вместе с нами, — предложил я, выждав положенную паузу. — Победив, мы заключим мир и определим в нём место и для моих людей, и для людей-волков. И никакая гора не заставит нас жрать друг друга или поить ядом наших детей.
— Он лжёт! — тявкнул Ятра. — Чёрных человекозверей слишком много в этих горах! Они сильны магией и острым оружием! Мы не справимся с ними! Лучшие из мужчин погибнут, сражаясь, и дети наши умрут от голода! Мы должны сражаться только за таких же, как мы, не за человекозверей!
— Заткнись, Ятра! — зарычал Хаван так, что Мавик взвизгнул от страха.
Волосы на голове Ятры стали дыбом, глаза запылали. Казалось, ещё миг — и он обратится в волка и бросится на Хавана!
Но тут из темноты выскользнула маленькая фигурка в длинной грязной рубахе.
Эта рубаха много раз побывала в волчьей пасти, но другой у моего друга, видимо не нашлось.
— Бурка! Раху! — крикнул я, поднимаясь и распахивая объятья.
Волколак бросился ко мне. Прижался всем телом, холодный, дрожащий. Он был как ледышка!
— Ты же простудишься! — рассердился я, стаскивая с плеч куртку и кутая его. — Тебя же трясёт!
— Я слишком часто менял облик, — прошептал Бурка. — Это трудно. Я очень устал.
— Наследник обнимается с грязным… — прошипел Ятра.
— Заткнись! — разозлился я. — Ты хочешь, чтобы он заболел и умер?
— Пусть он вернётся к виду, что дан ему изначально! — огрызнулся волколак. — Тогда и согреется!
— Но я не хочу быть с такими как ты! — зарычал Бурка, прижимаясь ко мне ещё сильней. — Что вы задумали? Чего вы вообще сюда припёрлись? Ты сказал мне, Ятра, что не терпишь человеческой вони, так убирайся! Я буду биться здесь за людей! За покрытых шерстью и голых! Пошёл прочь, трус!
Ятру перекосило от злости.
Хаван предупреждающе зарычал, а Шани взял приятеля за плечо…
Но чернявый сбросил его руку не движением плеча, а сменой его формы. От злости он оборачивался в волка! Рвано, кусками! Его всего перекашивало и ломало!
— Запасная рубаха у меня есть, — вдруг с улыбкой сказал Нишай. — А у охотников ещё осталась арака. Сейчас мы согреем Раху. Костра нет — но я зажгу магический огонь. И сердцу тоже станет теплее.
— Колдуны увидят огонь, — не согласился я, подхватывая игру.
Мы вели себя так, словно ничего не происходило. Словно тело Ятры не перекатывалось под плащом, превращаясь то в волчье, то в человеческое.
— Терий Верден знает, что мы рядом и ждём рассвета, — пожал плечами Нишай. — Нас всё равно увидят часом раньше или позже.
Он вынул из своего походного мешка шёлковую рубашку, подбитую мехом соболя. Я взял и стал переодевать Бурку — рубашка, куртка…
— Они не трусы, Ятра, — сказал Хаван. — Трусы не будут стоять вдевятером перед войском своих врагов.
Чернявый мотнул головой, засопел, но перестал дёргаться.
— Давайте поговорим, как союзники? — предложил Нишай. — Помогать нам или нет — дело ваше, но познакомиться надо. Расскажите нам, каким был мир, пока Белая гора не отняла у вас магию? Кто знает, может, и нас ждёт похожая судьба? А мы расскажем вам, как живут в этих горах такие люди, как мы. Какие у нас боги, и почему мы воюем друг с другом. У людей вашего племени — хороший слух. Все услышат наши слова. А большего нам не надо.
Хаван кивнул.
— Пусть будет так! — громко произнёс он. — Не надо огня, мы не пособники ваших врагов. Пусть огонь останется в своём доме — в теплоте сердца.
Рассказывать Нишай умел. Он начал с легенд о драконах. Потом выложил генеалогию драконьего рода людей — чёрного и красного.
Я не удивился, услышав, что правитель Юри и страшноликий император — дальние родственники. Догадывался, что так и есть.
Получалось, что и Камай с Нишаем — дальняя, но родня. А терий Верден мне какой-нибудь троюродный дядюшка.
Хаван кивал, задавал вопросы, не торопясь рассказывать историю волков. Но мы и не настаивали.
Бурка прижался ко мне и уснул. Так что польза от этого разговора была на лицо. Волчонок вымотался, устал. Тяжело ему с такими-то родичами.
— А вы? — спросил Нишай, закончив. — Как вы правили этой землёй?
Хаван принюхался и помрачнел:
— Рассвет близок, — сказал он. — Запахи ночи уже сменились. Но я не останусь в долгу, человек. Мы ещё продолжим беседу.
Он встал, подхватил спящего Бурку на руки. Ятра и Шани вскочили, готовые идти за ним следом.
Я открыл рот, протестуя, но Хаван быстро прошептал:
— По караванной дороге сюда идут человекозвери. С ними — чёрные колдуны. Они остановились на ночь совсем рядом. Утром ваших врагов станет вдвое больше, человек.
Он шагнул во тьму и исчез. И следом за ним исчезли двое его соратников.
Тут же из темноты раздался тоскливый вой. Его подхватили на разные голоса, понесли. Волки что-то решили, но что?
Мавик, всё это время сидевший тише воды — ниже травы, поднял морду и попытался завыть. Не сумел, закашлялся.
— Рассвет идёт, — сказал Нишай.
Я огляделся. Белая гора молочно светилась и уже было видно, что она усмехается разинутой пастью пещеры. Никто из неё так и не вышел.
Позади темнел лес, а за ним высились скалистые горы. Деталей было пока не разглядеть, только очертания.
Воздух стремительно серел, всё расширяя скованный утренним сном мир. И только впереди повисла созданная колдунами тьма, скрывавшая войско терия Вердена.
Сурлан застонал, и я быстро склонился над ним:
— Жив? Как ты?
— Где колдун? — прошептал Сурлан.
Он выхватил меч, привстал:
— Где Шудур? Кто ещё уцелел? Сколько нас? — Бой для него всё ещё продолжался.
А рассвет подступал всё ближе.
Язык тьмы, скрывавший войско терия Вердена, осыпался тёмными искрами, открывая вражеский лагерь. Донеслись крики часовых, рычание зверей.
Врагов было двести — отборных найманов, волчьих всадников. Самое то для девяти воинов.
— Сколько нас? — переспросил Сурлан, оглядываясь. — А гора? Что они, сгинули там? Больше — никого не осталось?
— Да уж сколько есть — все тут, — усмехнулся я. — Назови мне своих людей, я не всех запомнил по именам. И вот… — я снял с шеи амулет, который Нишай отнял у колдуна. — Вроде, нам как раз одного не хватало, верно?