Нишай открыл глаза и тут же закрыл. Он дышал теперь сам, но дышал тяжело, а по щекам текли слёзы. Видимо, лёгкие он всё-таки обжог.
Шасти хлопотала над колдуном, пытаясь трансформировать лечебное заклинание так, чтобы оно работало без положенного бальзама.
Айнур подсел к ней. Его в детстве пытались учить магии, пока учителя не объявили, что «красный дракон и воин красной кости» — полная бездарность.
В магическом плане наш предводитель почти ничего не умел, кроме пары лечебных заклинаний, не требующих отваров и зелий. Но их-то как раз и можно было сейчас применить.
Ичин собрал раненых. Видя, что Шасти пока не до них, да и для перевязки у неё ничего нет, велел своим оказывать помощь подручными средствами.
Охотники и не такое умели. Травмы и раны в горах — дело обычное, так что лекари «из своих», умеющие вправлять кости, накладывать лубки и зашивать раны — нашлись быстро.
Я устроился рядом с Шасти и занялся Мавиком. Подушечки лап у него потрескались и кровили.
— Не доглядел ты за ним, — нахмурился Ичин. — Посадка на каменистую горячую почву не должна быть жёсткой. Волк торопится, а всадник должен сдержать. Иначе зверь побьёт лапы, хромать будет.
— Надо смазать нутряным жиром, — подсказала Шасти, вытирая со лба пот. Она пыталась объяснить Айнуру то, что не сумели его учителя — где именно он тупит. — У меня был в сумках и барсучий, и медвежий. Всё потерялось.
Горло у Шасти хлюпнуло, и она быстро склонилась над Нишаем, пряча горячие влажные глаза.
Мы переглянулись с Ичином и пошли к выходу из ущелья. Вряд ли Эрлику нужны сумки Шасти, скорее всего, они или в трещину провалились, или стоят там, где девушка их оставила.
Но снаружи было темно, и земля всё ещё вздрагивала, как шкура волка, которому досаждают блохи, а потому вылазку решили отложить. До момента, пока духи победят Эрлика. Ичин надеялся, что так и будет.
Я вынул меч и посмотрел на лезвие. Сияние угасло, но означало ли это, что Эрлик мёртв?
Вернувшись к Шасти и волку, я порезал рубашку на лоскуты, промыл лапы водой и перевязал, сообразив этакие башмачки.
Мавик вздыхал и косился. Но ему строго-настрого было наказано, не сдирать повязки.
Когда всех раненых обиходили, Ичин велел охотникам погасить факелы и отдыхать.
Шасти кое-как усыпила Нишая, накачав его заклинаниями. Привалилась ко мне, попросила песню.
Я начал что-то мурлыкать себе под нос и уснул. Земля вздрагивала, укачивая, и ночь была очень тёплой для здешних гор.
Разбудил меня шёпот часового:
— Это не луна, это солнце встаёт!
В ущелье было уже не черно, а серенько. Похоже, и в самом деле занимался рассвет.
Я осторожно выбрался из-под сопящей Шасти, побежал к выходу и столкнулся там с Айнуром. Судя по теням под глазами — предводитель ночью не спал.
А ещё он был без куртки и без рубахи. И красный какой-то весь, распаренный.
— Ты чего? — спросил я.
Сильно разбираться времени не было — к нам уже спешили Ичин и Майман. Рожи у них были помятые и озабоченные — эти дрыхли без задних ног.
Айнура молча ткнул мне в лицо согнутую в локте руку. Она безобразно распухла. Непонятно было, как он вообще держал в ней вчера меч?
— Чего там? — спросил Майман, зевая и безжалостно отталкивая Айнура.
— Светает, — пояснил охотник, что стоял на часах. — Туман сильный поднялся. Не видать ничего, но тихо.
Он был их тех, горных полушаманов, с серебряными кольцами на больших пальцах и амулетами на концах заплетённых у висков волос.
Майман выглянул наружу, поманил меня:
— Смотри, заяц!
Над истерзанной сражением землёй висел пушистый сизый туман. Блёклое солнышко в вышине едва пробивалось сквозь него, но это явно была не луна.
Айнур тоже вышел наружу, поёжился. Накинул на плечи куртку.
— Покажи руку Шасти, — велел Ичин. — Разбередил ты её. Сам, что ли, магией поправить пытался?
Айнур хмыкнул и не ответил.
— Чего там с перевалом? — спросил Майман, вглядываясь из-под ладони в туман.
В ущелье зашумели: зайцы проснулись. И, конечно, перебудили всех остальных: волки зарычали, заматерились воины. И тоже полезли наружу.
Первыми выбрались караванщики. Непривычные к бою, они и уснули вчера первыми, прижавшись друг к другу. Не знаю, сколько их билось с нами вчера, но в живых осталось четверо.
— Это дым такой — не туман, — сказал Ват, озираясь. — Перевал погас. Нет больше дороги в дивный город Туле.
— И как вы теперь? — спросил я.
— Мы знаем, что город есть, — отозвался Ват эхом. — Мы помним наши молитвы. Мы найдём его. Обязательно найдём.
Спорить с ним, конечно, никто не стал.
Майман поговорил с охотниками, что дежурили ночью, и решил, что нужно собрать военный совет.
Велел позвать всех, кто что-то значил в этом бою, включая Дьайачы, Нёкёра и Йорда, чем очень меня порадовал. Он даже Симара позвал, теперь очень тихого и молчаливого воина, усвоившего, что его крикливое слово на совете последнее.
Я собирался отстаивать чужаков, их право голоса. Но Айнур промолчал, а вольные племена, кажется, приняли моё видение союзников, как равноправных членов отряда.
Йорда принесли на плащах охотники. Он был в сознании сугубо из махрового упрямства. Нёкёр тоже оказался серьёзно ранен, но прихромал сам.
В бою я его не видел, а вот имя было знакомое, как и лицо. И, когда мы обменялись приветствиями, я с трудом, но узнал парня, которого спас в городе от чёрного колдуна.
Нёкёр сильно изменился. Держался уже не как охотник, а как воин. Спина стала прямее стрелы, и смотрел прямо.
Щурясь, выбралась на свет Дьайачы. Ей очень досталось в бою. Она была теперь совсем не прозрачная, а просто худая измученная тётка со слезящимися глазами.
Мы уселись на камни у входа в ущелье. Было тепло и безветренно. Истэчи принёс водички, караванщики поделились сухофруктами. Всем досталось по горсточке, но ничего вкуснее я никогда не ел.
— Пусть ваш умелец останется! — велел охотникам Айнур, указав на Истэчи. — Это же ты катапульту сделал? Вот чего не хватило нам в крепости, когда на нас полетели драконы терия Вердена! Нам бы две дюжины таких катапульт, мы бы посмотрели тогда, кто кого!
Истэчи подошёл, смущаясь. Он привык считать себя очень плохим воином, а тут — сам Айнур его похвалил.
— Вроде стоит катапульта, — сказал Симар.
Туман постепенно рассеивался, и что-то, похожее на катапульту, действительно возвышалось в той стороне, где раньше пылала стена огня.
— Надо бы разведать, — буркнул Йорд. — Полезная вышла штука. Сам Эрлик её оценил.
Он приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть, что там, на поле боя? Может, труп Эрлика валяется?
— Нужно послать два отряда на поиски следов Эрлика и наших раненых, — решил Ичин. — Так будет быстрее.
— Опасно, — тихо-тихо воспротивилась Дьайачы. — Лучше подождать здесь, пока солнце прогонит дым и туман.
— Трусость — это у тебя бабское! — не согласился Айнур. — Вспомни, как бились! Ждать нельзя. Если Эрлик не сдох, в чём я лично сомневаюсь, то чем быстрее добьём — тем лучше. А добьём — надо сразу спускаться вниз!
— У нас много раненых, — не согласился Ичин. — Мы не можем их бросить здесь. А спуск коварен, лежачих придётся нести на руках.
— А паланкин императора? — развеселился Майман. — Самое то для раненых!
— Его ещё сначала найти надо, — не оценил шутки Ичин.
— Раненых можно увести назад по ущелью, — подсказал Нёкёр. — Ущелье сквозное. Оно — древний магический путь.
Охотник стал рисовать палочкой на земле, каким путём вёл людей.
— Я слышал про этот путь, он выглядит безопасным, — согласился Ичин. — Пусть раненые идут ущельем. Кто не сможет — везите их на волках, из самых старых. Тогда и мы сможем пойти вниз караванной тропой.
— Воины терия Вердена могут всё так же стоять у Белой горы, — предупредил я. — Не все они поднялись на перевал за императором и нашли здесь смерть.
— Эй, а как там колдун? — спросил Айнур. — Вот он-то знает, что за мразь осталась внизу и не полезла за императором! Надо бы и его на совет позвать, если очнулся!
Я вернулся в ущелье с Симаром, пообещав доставить Нишая, если он в состоянии говорить.
Когда я ушёл, Шасти ещё спала. Но сейчас она уже умылась, расчесала волосы и с улыбкой поила водой колдуна.
— Что там? — хрипло спросил он, увидев меня.
— Рассвет, — пояснил я. — Перевал потух. Кругом туман, и трупа Эрлика нигде не видно. Но и земля больше не дрожит.
— Вы убили Эрлика? — быстро спросил Нишай.
— Мы выбили ему оба глаза, — рассказывая, я улыбался, как мог бодро. — А потом забились в ущелье от греха подальше. День кончился грандиозным замесом: духи гор напали на слепого дракона и трамбанули его в перевал.
— Ты опять говоришь странно. — Нишай закашлялся.
— А ты вообще молчи! — рассердилась Шасти. — Тебе нельзя говорить!
— Но надо, — улыбнулся колдун и попытался встать.
Симар помог ему, и мы выбрались из ущелья уже втроём.
К этому времени почти все наши, кто остался более-менее цел, были снаружи.
Зайцы искали между камней розетки толстянки и лопали, они были голоднючие. Волки с большим интересом принюхивались, поглядывая в оседающий туман.
— Надо бы сделать вылазку и драконятину поискать, — сказал Майман. — Звери нервничают, чуют. Какие-то туши сгорели или провалились в трещины, но запах-то есть, значит, и мясо рядом имеется.
Один из охотников вскинул лук, уловив какой-то шум в тумане.
Но это вернулись Ичигин и… Мавик.
Волк явился «обутый» в мои повязки. На спине у него в перекидку были пристроены два здоровенных мешка.
Бока Мавика за время прогулки раздулись, окровавленная морда лучилась от удовольствия. Но ко мне он кинуться с приветствиями поостерегся.
Ичигин тащил на спине третий мешок, тоже приличных размеров. Судя по следам крови на коже и возбуждённым повизгиванием волков — там было драконье мясо.
— Погиб Мальчик, — сказал Ичигин, опуская мешок на камни. — Ходил искать. Думал — выжил. Скулил кто-то ночью, жаловался.
Часовой почесал в затылке — как эти двое слиняли, никто и не видел.
Я хотел поругать Мавика, но Ичигин заступился за него, сказал, что сам позвал зверя с собой. Мавик — единственный, кроме диких, кто умеет ходить во тьме.
Увидев, что хозяина отпустило, Мавик ткнулся носом мне в щёку, стал тереться об меня, повизгивать.
— Ну чего тебе ещё? — спросил я сердито.
— За подружку просит, — пояснил Ичигин.
И из тумана на секунду показалась голова Нисы и снова нырнула в туман.
— А ну, выходи, лохнесское чудовище! — обрадовался я. — Где вы её нашли?
— Так она и орала, — ухмыльнулся Ичигин. — Забилась под камни, завалило её. Раскапывать пришлось. Иди, иди, — сказал он драконице. — Боится, что ругать её будете.
Я бы и поругал. За трусость. Но Шасти, услышав, что Ниса нашлась, с писком кинулась к драконице, обняла её за шею, стала поглаживать, чесать под челюстью.
И Ниса робко куликнула. Она совершенно не пострадала в ночном бою, и даже сохранила и седло, и упряжь. И часть сумок, что закрепила у неё на спине Шасти.
Девушка тут же залезла на спину драконицы, стала рыться в сумках и радостно вскрикивать: были там и бинты, и горшки с эликсирами.
Ичигин развязал мешок с драконьим мясом. Волки заплясали вокруг него. Только Мавик зевая плюхнулся под бочок к Нисе и засопел. Этот прохиндей был сыт.
— Похоже, дело налаживается, — обрадовался Айнур. — Сейчас разобьём здесь лагерь, устроим лазарет. Дров нет — ничего, раненые пусть поедят сырого. А мы в два отряда пошлём обыскать поле боя. А третий отряд пойдёт вниз по тропе. Выяснить надо, кто там в низу остался, живы ли? И где дикие волки? Если кто-то знает о том, что стало с Эрликом — так это они.
Предводитель посмотрел на Нишая, и тот кивнул, берёг горло.
Мы выставили у входа в ущелье охрану. Решили сначала обыскать тремя малыми отрядами место, где раньше был перевал, а уже потом отправляться на поиски раненых.
Риск напороться на выжившего Эрлика был, нужно было убедиться, что он отбыл домой, в преисподнюю.
Один из отрядов возглавил Ичин, второй Майман, третий Ичигин. Охотник хорошо себя показал, вожди оценили. А вот у нас бы ему нагорело за нарушение дисциплины.
Айнура уговорили остаться в лагере. Надо было, чтобы Шасти посмотрела, что у него с рукой.
Пока Майман отбирал для поисковой операции людей покрепче и лучше вооружённых, я пересчитал уцелевших наших.
Отыскал вполне живого и целого Сурлана. А вот Ойгон так и сгинул, заступив дорогу духу медведя.
Пересчёт принёс много плохих новостей. Пропал Темир, мой младший брат, пропала едва ли не половина зайцев. Вигру серьёзно обожгло во время последней схватки. А сколько погибло тех, кого я даже не знал?
— Вставай, лентяй! — позвал я Мавика. — Твой нос сегодня будет работать!
Обожравшийся волк жалобно вытянул перемотанные лапы, насмешив зайцев.
— Иди-иди! — пристыдил его я. — Как ночью драконятину жрать — так ты здоров!
Шасти напоила Нишая эликсирами, и он засобирался со мной, хоть его и качало от слабости.
Багай подошёл и молча встал рядом с отрядом Маймана. Просить он не стал, только поглядывал на меня искоса.
— И Лойчена зови, — велел я.
Было понятно — зайцы тоже мечтают найти своих живыми, и я не собирался лишать их этой радости. Бились они без скидок на возраст.
Но наглости младших я не учёл — месте с Лойченом к нам подвалили зайцы мал-мала меньше. И Нордай заявился, делая вид, что он тут случайно.
Хотел погнать самых мелких обратно, но востроглазый малолетка тут же крикнул:
— Кай, смотри! Чего это за херня?
— Точно! — ответили ему. — О, какая разлапистая!
Туман жался к земле, и стало видно, что там, где раньше был перевал, высилось теперь что-то серо-зелёное. Странное такое, ни на что не похожее, разве… на кактус?
— Что это⁈ — заорал часовой, переполошив весь лагерь.
Он разглядел непонятное пятно, когда зайцы подняли крик.
Шасти подбежала ко мне.
— Это… Это… — залепетала она. — Это!..
— Это твой росток, — подсказал Нишай. — Твоё древо. Вот теперь точно понятно, что духи гор расправились с Эрликом. Мир изменился, мы — победили, Шасти!
Он обнял девушку, прижал к себе, но, поймав мой взгляд, тут же отпустил.
— Мы идём к древу! — скомандовал Майман. — Луки на изготовку!
Дерево было огромным, бурым, похожим на толстый кактус без колючек высотой с двухэтажный дом. На самой макушке, как волоски на лысине, зеленели тоненькие веточки
Как дерево могло так вымахать за ночь, я не знал, но его толстые корни тянулись по земле на десятки, а может и сотни метров вокруг. Похоже, они скрепили израненную вершину горы. Не дали ей обрушиться вместе с нами.
Я указал Нишаю на корень, и он кивнул.
— Древо скрепило горы. Теперь оно будет расти вверх, а потом… — колдун замолчал.
— Что потом? — загомонили зайцы. — Изменит наш мир?
Нишай пожал плечами.
— Ещё никто не выращивал семя между тремя мирами, — начал он размышлять вслух. — Оно вызрело в голове у ютпы, укоренилось в серединном мире и тянет ветви к небу. Нас ждёт что-то новое, неизведанное. Я не могу сказать, что.
— А как оно сумело вырасти, такое большое за одну ночь? — спросил Багай.
Зайцы повеселели и снова стали нахальными. Раз Нишай сказал, что Эрлику точно конец — можно и не бояться.
Под «бояться» они понимали послушание. И тут же нарушили строй, рассыпавшись, чтобы рассмотреть корни и толстый ствол.
— Но выросло на крови Эрлика, — подумав, сказал Нишай. — Впитало его силу, изменило её. Ствол всё ещё бурый от крови, но он позеленеет, это видно по веткам.
— Ты уверен, что Эрлик мёртв? — спросил Майман.
— Пусть Кай коснётся древа руками, — предложил Нишай. — Если в крови Эрлика всё ещё есть проклятие преисподней — руки Кая засветятся.
Я рассмеялся и обнял дерево. И понятно, что свет не отреагировал. Намаявшись, он уснул во мне до новой битвы.
— А знаки? — спросил Майман. — Что проступило у тебя на руках, Кай? После первого боя — знаки должно быть видно.
Я размотал наручи, но даже усилием воли смог вызвать только светящиеся пятна.
— Странно, — сказал Майман. — Духи словно бы не хотят, чтобы мы узнали, кто ты.
— Ночью над ущельем лежал барс! — напомнил Лойчен.
— Среди нас много воинов рода барса, — пожал плечами Майман. — Барс — защитник и проводник. Вот он и пришёл защитить нас от камнепада. Это не подтверждение того, что Кай — из его рода.
— Он — Камай, — напомнил колдун. — Сын императора. Приёмный сын правителя Юри. И род его — род чёрного дракона. Потому и знаки исчезли. Чёрный род потерял покровителя. Знаки Камая и Нордая больше не выступят на руках.
Нишай обнажил и продемонстрировал воинам совершенно чистое от воинских знаков запястье.
— Ну, значит, Кая примут в род барса, — сделал вывод Майман. — А Камай… Нет его больше. Это он был чёрным драконом. Камай умер!
Охотники закивали — решение им понравилось.
Мы оповестили тех, кто остался в ущелье, что Эрлику точно хана. Потом облазили все окрестные трещины.
Нашли одну из пропавших сумок Шасти, труп Мальчика и охотника со сломанным бедром.
Но ни Ойгона, и ни пропавших зайцев так и не отыскали.
Правда, второй отряд обнаружил Киму.
Он упал с высоты, когда волка под ним разорвал дракон. Но бедовый заяц уцелел, отделавшись переломами рёбер.
В общем, налазились мы по камням — мама не горюй. Я был за то, чтобы отдохнуть и переночевать в ущелье. Но Айнур — Шасти перевязала и обезболила его руку — рвался вниз.
Он чуял, что надо успеть наложить лапу на власть в Вайге, пока те, кто остался у Белой горы, не придумали какую-нибудь пакость.