Кай из рода красных драконов 5

Глава 33 Медвежья помощь

Эрлику серый свет почему-то понравился ещё меньше белого сияния Дьайачы.

Он задрал морду, пытаясь сообразить: кто там, в небе? Кто смотрит на него, изливая противный свет? Кто желает ему… добра?

Призрачные звери — волк, барс и медведь — не собирались прятаться. Но лик Майи потихонечку таял. Кем она была? Или мне просто померещилась та, что уже спасла один раз от смерти?

Волк Маймана, получив толчок призрачной лапой барса, быстро выровнялся — зверь был здоровенный, крепкий. Но всадник его застыл, в растерянности уставившись на собственный меч.

Слабенький свет был лучше, чем ничего. И вождь волков постепенно приходил в себя, а наши всадники, затеявшие свару, убирали оружие.

Ичину повезло меньше, чем Майману. Он слишком сильно дёрнулся в седле, порвал одно из креплений и повис, цепляясь здоровой рукой за Гиреша.

Я поспешил к нему, помог усесться на спине волка.

Больная рука Ичина действовала плохо, но он морщился и насильно заставлял двигаться чёрные пальцы.

— Ничего, — сказал я. — Это пройдёт. Вылечим.

— Или отрежем, — хохотнул Майман, подлетая поближе.

За корявой шуткой он прятал смущение. Понимал, что поддался безумию, и если бы не барс…

Могли ли горные духи вмешаться в сражение раньше? Были ли у них силы, против порождения Эрлика, пока его питала преисподняя?

Похоже, что нет, иначе у перевала давно началась бы схватка дракона и призрачных зверей.

Они осторожничали — не торопились спускаться и добивать даже ослепшего дракона.

Зато уберегли нас от самого страшного — человеческой ненависти и безумия. И укоризненно взирали на нас.

— Духи-покровители дают шанс, — тихо сказал Ичин. — Они верят в нас настолько, насколько мы способны в них верить. И сильны так, как сильны мы.

— Хочешь сказать, что я верю в духов?

Ичин меня удивил, и я мрачно уставился на Эрлика, тянущего слепую морду туда, где был ещё различим лик Майи.

Он тоже верил?

— Что же это мы? — спросил Ичин, поднося ко рту варган здоровой рукой. — Нужно собрать людей. Смерть Эрлика близка, теперь мы одолеем его.

Мерзкий звук огласил окрестности.

— Тех, кто на земле — собирай к катапульте, — велел я, разыскивая глазами Шасти. — И Дьайачы надо разыскать. Спряталась, наверное, за камнями. Не вижу…

Увидеть что-то внизу в неверном сером свете, среди камней, трещин и луж чёрной крови Эрлика, среди мёртвых тел людей и волков было проблематично.

А вот Шасти я отыскал довольно быстро — знал, куда смотреть. И указал Мавику — летим туда!

Камня, который держал верёвку, возле девушки больше не было. Видно, его утащили заряжающие.

Да и верёвка должна бы сгореть. Но не сгорела — всё-таки моя маленькая жена ещё и умелый маг.

Шасти стояла у огненной стены, захлестнув верёвку за пояс, раскачиваясь и пятясь. В руках у неё был горшок с ростком.

Нишая пытается вытащить? Неужели живой?

Пока я летел к Шасти, она всё тянула Нишая из огня, отклоняясь всем телом. Потом бросила горшок и стала выбирать верёвку руками!

Охотники ей помочь не могли. Услышав звук варгана, они собирались к брошенной катапульте. Надо было добить дракона.

— Шасти! — заорал я. — Держись! Я сейчас!

Эрлик зарычал, и я оглянулся.

Призраки огромных зверей неспеша спускались с неба. Они шли лениво, но целенаправленно. Решили, что Эрлик слаб и измотан. И больше не боялись его.

Мавик рявкнул, и сделал круг над пушистой тушкой Бурки, распластанной на камнях.

— Вниз! — скомандовал я.

Ладно, Шасти в порядке, а если Нишая не уберегла магия, то я всё равно ничем помочь не смогу. А Бурка…

Торопясь, я скатился с Мавика, не дав ему приземлиться толком. Волк тяжело плюхнулся на камни, а я кинулся к приятелю.

Волколак был цел, и сердце стучало довольно ровно.

Вот же свинёнок: ни тьмой его не пришибить, ни светом. У него и в самом деле была какая-то особая, чуждая и Эрлику, и Белой Сути магия.

Едва я привёл Бурку в чувство, как он вскочил на лапы и завыл.

Потерявшие его сородичи тут же объявились. К наследнику спикировали один за другим больше десятка диких. Их здорово потрепало, но отступать они не собирались.

Волки обнюхались, заскулили, переговариваясь. Но Шани — учитель Бурки — перекинулся в человека.

Наверное, из уважения ко мне, потому что заговорил он вежливо:

— Пришёл последний час Эрлика, человек Гэсар! — сказал он торжественно. — Раху — дух волка — спускается с гор к нам на помощь! Мы вернули старые клятвы! Мы будем биться вместе с духами! Уходите! Прячьтесь! Земля будет трястись от гнева духов! Вы не уцелеете, ведь крыльев у вас нет. Собирай своих, человек.

Я кивнул и позвал Мавика. Он заскулил — вымотался бедняга.

Тогда я заорал и замахал руками Ичину:

— Надо уходить. Уводи людей!

Звук варгана показал, что он меня понял.

Для верности я крикнул, что надо уходить, и охотникам. Их уже довольно много собралось у катапульты. Они зарядили творение Истэчи здоровенным камнем и наблюдали, как духи приближаются к дракону.

Я поверил Шани — помнил, что может натворить в горах дух медведя. Но решил, что сначала найду Шасти, а потом поднимусь к Ичину и будем уводить наших.

Эрлик жалобно заревел, задирая безглазую морду. Он звал единственного союзника — призрачного ящера.

Но дух ящера не отозвался и не пришёл на помощь. И бежать Эрлику было некуда — провал закрылся.

На хвосте у него болтался волк, вцепившийся намертво. Второй, весь изорванный, шатаясь и падая, подбирался к нему по камням.

А призраки приближались неумолимо, как рассвет.

Дракон попятился, таща на себе волка. Тот казался мёртвым, но вдруг встряхнулся и разжал зубы, готовый биться.

Эрлик почуял угрозу в тылу. Он попятился. И вдруг с рёвом бросился навстречу призракам, преследуемый двумя переродившимися волками.

Два призрака — волк и барс — сцепились с ним ещё в воздухе, и комок из трёх тел покатился в огонь перевала!

Дикие волки стаей ринулись следом.

Дух медведя — нерасторопный и неуклюжий — завертел мордой, потеряв приятелей. Он принюхался и осторожно ступил на землю.

И тут же гора под нашими ногами заходила ходуном, а скалы вокруг затряслись, сплёвывая с вершин камни.

— Пощади, хозяин гор! — закричали охотники, срывая амулеты и бросая их перед призраком медведя. — Пощади! Не гневайся!

Я выхватил глазами Ойгона — брат был жив и даже не ранен. Мало того — он шёл прямо на огромного зверя. На его руке была надета рукавица с пятью медвежьими когтями.

— Бегите! — крикнул Ичин, снижаясь и пролетая над нами. — Быстрее! Ойгон попробует остановить хозяина гор!

Перевал выплёвывал протуберанцы — дракон и барс с волком сражались в огне. Дикие волки метались над перевалом, как ласточки перед грозой.

Медведь тупил. Из призраков — он был самый опасный. Плоская каменистая вершина горы и так была вся изрезана трещинами, пропитана магической кровью Эрлика. А что, если она развалится?

— Все назад, к тропе! К Белой Горе! — заорал Айнур. — Нужно спускаться вниз! Вниз!

— Не успеем! Бегите в ущелье! — я узнал голос Истэчи. — Где Нёкёр? Эй, зайцы! Ведите воинов в ущелье, там мы сможем укрыться от камней!

Сам он уцепился за катапульту, пытаясь утащить ее с собой.

Под землёй бухало, и катапульта постепенно сползала с кучи щебня, словно слушалась своего создателя.

— Брось её! — заорал Симар и ухватил Истэчи, вцепившегося в брёвна, за шиворот.

— Идиот! — рявкнул я. — Истэчи, уводи людей, раз знаешь, куда! Будешь живой — сделаешь десять таких! Симар, за мной! Надо найти Шасти!

Земля тряслась. Перевал вспыхивал, выбрасывая языки пламени. Если Шасти всё ещё там, где я её видел последний раз, значит, она возится с Нишаем. Иначе сама прибежала бы к катапульте.

Симар промычал что-то нечленораздельное, но потрусил за мной, как Мавик.

Поднимать волка в воздух я не стал — до места, где раньше был провал в стене огня, было уже рукой подать.

Я бросился к огненной стене, перепрыгивая через открывающиеся трещины. Туда, где неверные блики огня почти не давали ничего разглядеть. И увидел Шасти, только когда подобрался к ней почти вплотную.

Девушка тянула по земле тело Нишая, ухватив подмышки.

— Горшок! — крикнула она, увидев меня. — Кай! Найдите горшок! И Нису! Она убежала туда! Там!

Но искать горшок, а тем более Нису — времени не было, земля уже осыпалась у нас под ногами. Я подхватил Шасти, усадил на Мавика. Симар закинул Нишая на плечо. И мы рысью побежали туда, куда потянулись все наши — к узкому проходу в скалах.

Это была щель в горе, расщелина или небольшое ущелье. Длинное, узкое, сужающееся к верху. Не знаю, откуда оно тут взялось, но места внутри хватило для всех — и для воинов, и для волков, и для мальчишек.

Мы с Симаром забежали в укрытие последними.

Только дикие волки остались там, где горные духи решали, развалятся эти горы или устоят.

Перевал ревел — барс и волки всех мастей рвали там на части Эрлика.

А потом раздался грохот. Ойгон не сумел остановить мишку. Тот допетрил, куда делись все остальные, и прыгнул огонь.

Терпение перевала лопнуло. Огонь поднялся сплошной стеной до самого неба, плюнул снегом и потух.

Стало темно, только бухала, вздрагивая, каменистая шкура земли.

— Все погибли! — воскликнул Симар. — И дракон! И духи!

Он вздохнул и опустил на землю безжизненное тело Нишая.

Я глянул на колдуна и понял — зря тащили. Лицо белое, губы синие — отмучился. Может, и нас тут сейчас завалит камнями…

Земля продолжала дрожать, и я поднял голову, вглядываясь в отвесные стенки ущелья — непонятно было, насколько надёжно это укрытие.

И… различил призрачное сияние. Пушистое светлое пузо барса.

Симар был далёк от понимания природы горных духов. Покровитель рода охотников и воинов-барсов был целёхонек. Он лёг поверх ущелья, прикрыв нас собой.

Вокруг содрогались скалы, сыпались камни. В невидимом небе подозрительно грохотало, и пахло грозой. Но мы сидели под брюхом у призрака, в самом безопасном месте в этих горах.

Наше потрёпанное воинство немного повеселело. Досталось всем, но никто не жаловался, даже самые мелкие зайцы.

Сюда сбежались почти все наши, кто остался жив. Нашлась даже измученная Белая суть, лишившаяся своего светлого воинства. Она выглядела жалкой и подавленной.

— Воды бы немножко, — попросила Шасти. — Ему… — она указала на Нишая.

Надо было сказать ей, что Нишаю вода уже не нужна, но я промолчал, понимая, что девушка и сама сейчас догадается.

Шасти наклонилась к колдуну, придавила жилку на шее. Беспомощно огляделась, в поисках своих сумок с эликсирами. А потом разревелась и стала лупить Нишая по щекам.

Она старалась, тащила его, горшок из-за него бросила, Нису, а он…

Запахло гарью, замерцали факелы. Охотники где-то раздобыли кедровые ветки, и с сразу стало уютнее.

— Вода будет! — обнадёжил меня Истэчи, протискиваясь к нам. — Сейчас принесём, давайте бурдюки.

У меня и бурдюка не было — потерял, но у Симара нашёлся.

Ездовые волки, увидев свет и услышав про воду, засуетились и потянулись за Истэчи и несколькими охотниками, отправившимися куда-то в глубь расщелины. Видно, рядом и вправду была вода.

Мавик тоже удрал к воде, хромая и повизгивая. Надо бы посмотреть, что у него с лапами.

Я наклонился к Нишаю. Удивительно, но колдун совершенно не обгорел. И чистенький был такой, словно только что умылся и переоделся. Такое мощное заклинание красоты?

Искусственное дыхание делать было, конечно, поздно, но плачущую Шасти надо было как-то утешить, и я уложил тело колдуна поровнее, запрокинул ему голову.

Примерился, зажал нос, вдохнул за Нишая, стал ритмично давить на грудную клетку, считая вслух, чтобы накачать в него воздуха.

Дьайачы подошла и села рядом, пытаясь понять, что я делаю. Тут такой темы ещё не проходили.

— Ты пытаешься вдохнуть в него новую душу? — спросила она, наблюдая за мной.

— Помоги? — предложил я, нажимая на грудную клетку.

Любопытные зайцы тоже подлезли, но лучше бы кто-то постарше сумел помочь мне с дыханием.

— Он слишком тёмный, — сказала Дьайачы с сожалением. — Моя магия вредна ему. Чёрный дракон, питающий его душу, умер. Он тоже должен умереть.

Шасти фыркнула и припала к губам Нишая, старательно имитируя то, что я делал. Она не стала спорить с Белой Сутью, просто наплевала на её мнение. Поверила мне.

— Пять, шесть!.. — хором считали зайцы вслед за Лойченом.

Словно это могло помочь Нишаю дышать.

Багай, насражавшися побольше иных взрослых, уснул за этим счётом. Брата его я не видел, как не видел Кимы, Тоша, Игеля. Хорошо если попрятались где-то снаружи.

Блин… Помоги и мне уже какая-нибудь магия, а?

— Ну нет! — возмутился я, останавливаясь, чтобы дать Шасти сделать выдох — губы в губы. — Почему тогда Нордай жив⁈

Грязный и жалкий, слегка обгоревший, наследник уцелел. Он сидел, забившись в угол.

Без меча парень стал таким же, как остальные зайцы: растерянным, измученным, но слишком гордым, чтобы просить воды или помощи.

Айнур углядел Нордая, схватил его за шкирку и подтащил к нам.

— Может, если его зарезать, это поможет? — спросил он на полном серьёзе. — Жалко колдуна, хороший он был, хоть и скотина порядочная. Второго такого мы не найдём.

Я не сказал Айнуру, что он дебил, только потому не было сил с ним ругаться.

Это же надо — через столько пройти в борьбе с тьмой — и опять какие-то жертвы. Ничему его жизнь не учит!

Нордай молча уставился в землю. До него наконец дошло, что он — тварь дрожащая и права голоса тут не имеет.

Видел мою белую от злости рожу и не захотел злить дальше. Ну, молодец, чего уж.

Сам я себя сейчас не контролировал — только отвлекал от дурных мыслей. Делал искусственное дыхание трупу, мысленно ругался матом. А зайцы за меня считали.

Жалко было Нишая. Очень жалко. И ещё больше — зарёванную Шасти.

Как я ей скажу, что не могу вдохнуть в колдуна душу? Что он горел и задохнулся, а что чистый — так это всё его заклинание!

Подошёл Ичин, бледный и измученный. Плюхнулся рядом.

— Я могу поискать его душу, — сказал он тихо. — Мало времени прошло. Она всё ещё у корней великого дерева.

Этот всё понял, навидался трупов.

— Где Ойгон? — спросил я.

Было понятно, что медведя брат остановить не смог.

— Ойгон единственный из нас, кто говорил уже с хозяином гор, — отозвался Ичин. — Шансы были. Надеюсь, его камнями засыпало.

Ичин имел ввиду, что такая смерть лучше, чем доставшаяся Нишаю. Если Ойгон погиб, он не будет рвать сердце тому, кто любил его. Нет тела — остаётся надежда.

— Все мы потом встретимся у корней великого дерева, — тихо сказал Ичин. — Найдём друг друга. К Эрлику-то наши души теперь не пустят.

Услышав про дерево, Шасти всхлипнула. Горшок она потеряла, спасая Нишая, а значит, и другого, нашего древа, наверное, тоже не будет. И нового мира.

— Да ты сам бы уже себя поискал, — фыркнул Майман, усаживаясь рядом с Ичином. — Выглядишь как покойник, а на тебя вон — сам барс смотрит! Пузом!

Ичин пошевелил пальцами предавшей его руки. Чернота немного сошла с неё, но шаман смотрел на руку с сомнением.

— Может, всё-таки отрубить? — предложил Майман, весело скалясь. — Симар тебя подержит, а я — рубану?

— Шутник, блин, — выдохнул я. — Лучше помоги вдыхать душу в Нишая! У тебя лёгкие — как у трёх девчонок!

— Да помогу я, — осклабился Майман. — Ты только покажи, как? А то поцелую, как баб целуют, и превратится ваш колдун в бабу!

Охотники, израненные, уставшие — заржали как кони. Захихикали зайцы.

Ичин светло улыбнулся и хлопнул Маймана по плечу. Марево тёмного мира ушло с лица шамана, словно его и не было. И я понял, что вот он-то — поправится.

— А я водицы принёс! — раздался бодрый голос Истэчи. — Хорошо! Тут ручей рядом. Вот!

Наш хозяйственный парень принёс целую связку бурдючков, и зайцы повскакивали. Не просить у нас воды — нет, они кинулись в глубину коридора, чтобы напиться самостоятельно. И Нордай побежал за ними.

Один из охотников строго окликнул зайцев, пошёл с ними провожатым — мало ли чего. Мальчишки…

Шасти выхватила у Истэчи бурдючок и стала мочить губы Нишаю.

— Ты лучше живым дай попить! — оскорбился Айнур.

Предводитель наклонился над колдуном, попытался отобрать у девушки бурдючок, вода плеснула в лицо Нишаю, и он открыл глаза.

Шасти, вместо того чтобы обрадоваться, зарыдала пуще прежнего.

Айнур отнял у неё бурдючок и жадно припал к нему.

— Щас-то ты чего плачешь? — спросил я, обнимая девушку.

— Эх, не успел я его поцеловать, — посетовал Майман. — Как мы теперь? Бой то ли проиграли, то ли выиграли — а ни араки, ни бабы!