Коротышка

⠀⠀ 15 ⠀⠀

Мы с Олив уже направились к выходу, как вдруг Шон Барр нас окликает. Он явно устал, потому что непростое это дело — ставить спектакль, лежа на одном месте.

Он говорит:

— Малышка, у нас в штате есть костюмер — не Адриан Гринберг, конечно, но со швейной машинкой справится.

Я только улыбаюсь, потому что мне все больше нравится быть Малышкой.

А он продолжает:

— Что там с той дамой, которая сшила тебе колпак и башмаки?

Я не сразу отвечаю, потому что вопрос непростой. Да я на самом-то деле и не знаю, что там с ней. Говорю только:

— Она рядом со мной живет, чуть дальше по улице.

Шон Барр закрыл глаза — наверное, чтобы собраться с мыслями. Потом открывает и говорит:

— Я тут подумал — может, твоя подруга согласится нам помочь? Для костюмов у нас есть отдельный бюджет, можем и на специалиста раскошелиться. Пусть для начала на летучих обезьянах себя попробует.

Я даже не представляю, что миссис Чан на это скажет. Сейчас-то она, скорее всего, доделывает мой гномий костюм. Откуда мне знать, обрадуется она такому предложению или нет.

Я говорю:

— Может, Олив со мной пойдет и ее спросит?

Шону Барру мое предложение нравится, потому что он говорит:

— Да, это лучше лично обсудить, а не по телефону. К тому же в моем нынешнем состоянии сам я к ней наведаться вряд ли смогу. Так что Олив, пожалуй, это и поручим.

Олив молчит.

Я прослеживаю ее взгляд — по-прежнему смотрит на Джанни. Он как раз взобрался на стремянку и возится с тросом. Очень он талантливый, мне кажется.

И я говорю:

— А еще лучше, если вместе с Олив и Джанни с ней поговорил бы. Если миссис Чан согласится помочь, ей нужно понять, что делать с крюком на спине, а Джанни ведь в этом специалист.

Тут Олив изо всех сил закивала:

— И правда, Джулия, отличная идея!

Шон Барр только плечами пожал:

— Конечно. Он у нас на зарплате, скажу — пойдет.

Вижу, что Олив очень рада.

И тогда я, чтобы закрыть вопрос, говорю:

— Ну так я миссис Чан позвоню, и мы обо всем договоримся.

На самом деле звонить ей будет мама. Я ведь еще ребенок. Там так много рассказать надо будет, что я в жизни столько не запишу.

А потом добавляю:

— Я вам потом всю информацию сообщу, Шон Барр. Можете на меня рассчитывать.

Наш режиссер улыбается. Он это делает нечасто, а ведь улыбка меняет все его лицо. Глаза аж блестят. Ему бы почаще улыбаться, очень ему это идет.

И тут я чувствую, что самое время задать вопрос, который у меня уже давно вертится на кончике языка. Я спрашиваю:

— А это не чересчур для меня, что я не только ведущей танцовщицей буду, но еще и летучей обезьяной? Может, назначите на танцы кого-нибудь другого…

И смолкаю неуверенно.

Шон Барр качает головой. Это не «да» и не «нет». Он говорит:

— Ведущая ты в том смысле, что показываешь пример. И только. Просто всем остальным даешь понять, как надо делать.

А я все так же неуверенно:

— Ладно, конечно. Только танцую-то я не очень…

Шон Барр смеется и говорит:

— Ты к делу подходишь с душой, Джулия, вот что самое главное.

Поднимает свой толстый блокнот и добавляет:

— Время от времени можешь в мои заметки заглядывать — много тайн узнаешь. Как насчет этого?

Тут с лестницы спускается Джанни, и я вижу, что он прислушивается к нашему разговору. Брови вскинул и говорит:

— Ну, Малышка, теперь тебе точно не о чем волноваться.

Шон Барр подмигивает и говорит:

— Ну все, замётано. Ты отличная девчонка.

Я такого ни от кого еще не слышала, и звучит это просто замечательно. Жаль, что Рэнди уже ушел — он бы точно всем в семье рассказал о нашем разговоре. Но он уже ушел. Распевает, поди, сейчас какую-нибудь очередную песню.

И тут мне ужасно хочется, чтобы Шон Барр понял, что сделал правильный выбор, когда доверился мне, и поэтому я говорю:

— Вы первый, кто смог меня по-настоящему отвлечь от мыслей о Рамоне.

И в следующий момент я понимаю, что сделала большущую ошибку. Только бы он не вздумал меня расспрашивать, потому что я запросто могу расплакаться, если придется рассказывать о любимом псе тому, кто его ни разу не видел.

Но мне и тут везет — Шон Барр только кивает, а в следующий миг два подсобных рабочих поднимают и уносят его столик для пикника. Такая уж у них работа — вещи с места на место переносить. Интересно, думали они, что придется носить режиссера? Хотя если ты подсобный рабочий в театре, будешь носить все, что тут ни найдется.

На прощание Олив машет рукой Джанни. Я делаю то же самое.

По пути на выход Олив спрашивает меня:

— А кто такой Рамон?

Мне раньше стоило подумать, что она может все услышать.

— Мой пес, — говорю. — Он умер четырнадцатого марта.

А потом добавляю:

— Хорошо хоть не четырнадцатого февраля, а то я больше никогда в жизни не праздновала бы Валентинов день.

— А по-моему, вокруг этого праздника слишком много шума, — говорит Олив.

Я не совсем понимаю, что она имеет в виду, но говорю:

— Да, точно.

Мама уже ждет меня на парковке.

И, судя по лицу, достаточно давно.

Рэнди сидит на переднем сиденье — это, конечно, непорядок, но я так рада своей новой роли летучей обезьяны, что даже не хмурюсь. Поворачиваюсь, обнимаю Олив и говорю ей:

— Я постараюсь узнать, когда можно будет поехать с Джанни к миссис Чан.

Олив кивает:

— Звони, как будет ясность, — и шагает прочь по тротуару. Мне кажется, что при каждом шаге она слегка подпрыгивает. Странное поведение для взрослого, хотя если ты при этом размером с ребенка, то можно себе позволить кое-какие вольности.

После расставания с Олив я первым делом прогоняю Рэнди с переднего сиденья и сажусь на свое место рядом с мамой.

Потом рассказываю всю историю с летучими обезьянами и говорю, что теперь мне придется ходить еще и на вечерние репетиции. И первый же мамин вопрос меня весьма разочаровывает:

— А это вообще безопасно? Мне как-то не по себе, что тебе придется висеть на тросах.

— Ну конечно безопасно! Джанни целых три месяца занимался «Питером Пэном» в Сан-Франциско, и сюда его пригласили, потому что отличный спец в своем деле.

Рэнди с заднего сиденья спрашивает:

— А кто это?

— Полетами заведует. Примерял на нас с Олив одноточечный подвес.

Рэнди кивает, будто все понял. Впрочем, я ведь и сама хоть этот одноточечный подвес и надевала, но знать не знаю, что именно название означает.

Мама говорит:

— Такие вещи сначала надо обсуждать с родителями. Я еще понимаю, что подругу твою использовать решили…

Я ее перебиваю, хоть это и невежливо:

— Ее Олив зовут.

— Ну да, я понимаю еще, что Олив привлекли, она взрослая. Но ты-то еще ребенок.

Мне совсем не нравится, как звучат ее слова, и я очень хочу, чтобы мама поняла, насколько для меня это важно.

Я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос не стал тонким и плаксивым, как бывает всегда, когда я расстроена.

— Это совершенно безопасно, и к тому же они спросили, подписывала ли ты бумаги, а ты еще в первый день это сделала и все сдала.

Мама не сдается:

— Я же не знала, что подписываю согласие на то, чтобы моего ребенка запускали в воздух.

— А тебя правда запускали в воздух? — это Рэнди встревает.

— Нет. Не было ничего такого. Там три человека — один на земле, а двое других сверху, в таком специальном месте с кошачьим названием, и Джанни все время держал меня за трос. А Шон Барр всем этим руководил, он вообще суперпрофи, приехал сюда из Пиджен-Фордж.

Наверное, я говорю убедительно, потому что мама вроде как успокоилась.

Она делает глубокий долгий вдох с выдохом, а потом смотрит на меня:

— Ладно. Кажется, я просто чего-то не поняла. Так тебе понравилось? Ты сама-то этим хочешь заниматься?

— Ужасно хочу! Всю жизнь!

Не знаю, зачем я последние слова сказала.

Я не из тех, кто особо задумывается о будущем. Я вовсе не хочу до конца жизни болтаться на подвесе, но если благодаря этому я буду постоянно общаться с Олив, Шоном Барром, а теперь еще и с Джанни, то, может, стоит и подумать о такой карьере.

А еще мне нравится, что люди меня по-доброму называют Малышкой. И то, что у меня своя особенная роль.

И тут у меня в голове будто лампочка щелкает, и я вспоминаю миссис Вэнсил, которая нам без конца рассказывала про наш потенциал. Я смотрю на маму и стараюсь говорить как можно уверенней:

— Я чувствую, что участие в этом шоу — да к тому же в двух ролях, — а еще то, что я учусь летать и работать на тросе, позволяет мне сполна раскрыть мой внутренний потенциал.

Судя по звонкому удару биты о мяч — хотя в данном случае это мамин резкий вдох, — я свой крученый послала точно в яблочко.

Мама жмет на тормоз, хотя впереди ни светофора нет, ни каких-нибудь знаков. Нас даже слегка дернуло от такой резкой остановки. Потом мама на меня смотрит, и я вижу по ее глазам, что она за меня ужасно волновалась, но теперь во взгляде проступает облегчение:

— Хорошо, Джулия, будешь летучей обезьяной.

Я сжимаю кулак и вскидываю в воздух. Гол!

И мне так радостно становится, что я даже кричу:

— Да! Я летучая обезьяна!

А тут Рэнди с заднего сиденья наклоняется и буднично так говорит:

— Ну а я — мэр страны гномов.

⠀⠀