Постепенно чувство робости и неуверенности, которое испытывал Айао перед своими товарищами, пришедшими в школу на три месяца раньше него, исчезло. Однажды учитель, проходя между партами во время урока письма, когда ученики списывали с классной доски на свои грифельные дощечки буквы, слова и фразы, обратил внимание на то, как Айао пишет, и подумал: «Если судить по почерку, то мальчик, кажется, серьезный, прилежный, хотя, наверное, и легковозбудимый». Опытный педагог привыкает узнавать черты характера ученика по его почерку и редко ошибается. Он задержался на минутку, чтобы посмотреть на нового ученика. «Да и не удивительно, что он такой прилежный. Все его братья и сестры учатся один лучше другого...» — решил Рауффу, отходя от него.
Но дело в том, что никто из его братьев и сестер совсем не занимался с ним. Они были слишком заняты. Настолько, что никто из них даже не заметил, как к концу второй четверти Малышка начал произносить по-французски короткие фразы: «Я иду», «Куда ты идешь?», «Я сейчас иду», «Исдин, где мама?»
Первым обратил на это внимание Киланко.
— Да ты, мой Малышка, начинаешь тоже говорить на языке белых! — воскликнул он однажды.
Растерявшись, мальчик дрожащим голосом ответил:
— Баа, клянусь аллахом, я ничего плохого о тебе не говорю! И никто из нас не говорит на языке белых ничего плохого о тебе.
Растроганный словами и жестами мальчика, который то умоляюще прижимал руки к сердцу, то протягивал их к отцу, Киланко склонил голову и тихо сказал:
— Я знаю, малыш, что ни ты, ни твои братья и сестры не говорят ничего плохого ни обо мне и ни о любом другом из нас, никогда не ходивших в школу... Я уверен в этом... И мешать вам разговаривать между собой на языке, которого я не знаю и никогда не узнаю, я больше не буду. Учитесь себе на здоровье, а я могу вам только пожелать, когда вы станете взрослыми, быть лучше меня.
Ему вдруг стало очень грустно оттого, что он не умел читать и что пропасть между ним и его детьми все увеличивалась. Обхватив голову руками, упершись локтями в колени, он сидел, подавленный своими мыслями, не двигаясь и словно отрешившись от всего.
Айао, подойдя к отцу, обнял его за шею.
— Знаешь, баа, раз тебе становится грустно, когда ты слышишь, как мы говорим на языке белых, я обещаю, что это больше не повторится.
Киланко посмотрел на мальчика, тронутый его нежностью и заботой, и посадил его к себе на колени.
— Вы должны разговаривать между собой так, как вас учат в школе. И я должен понимать это.
— Знаешь, баа, если ты хочешь, мы можем научить тебя читать и писать, и ты сможешь разговаривать с нами по-французски.
Киланко грустно улыбнулся:
— Нет! Уже слишком поздно. Я не смогу заниматься сразу и своим хозяйством и этими премудростями белых. К тому же в моем возрасте это мне ничего не даст.
— Наоборот, перед тобой откроется дверь в тот мир, в котором живем мы, школьники.
— Спасибо, Малышка... А сейчас ступай-ка ты к своим братьям и сестрам, и живите себе своей жизнью, в которую я больше не буду вмешиваться.
Айао ушел, уверенный в том, что теперь Киланко не будет сердиться ни на кого из детей, когда услышит, как они говорят по-французски. С этих пор мальчик часто брал книги Ньеко, но держал их уже правильно. Он разбирал слова, читал целые фразы. Однажды, встретив незнакомое слово «люсиоль», он очень им заинтересовался, невольно сравнив его с именем одной из своих подружек, Люси. В учебнике шла речь о светлячках, похожих на холодные голубые огоньки. Айао ничего не понял и обратился за помощью к Фиве. Но та ответила ему привычной фразой: «Возьми словарь». Поиски нужного слова отняли у него много времени, потому что, прежде чем его найти, он прочитал объяснения ко многим другим. Но и это не удовлетворило его. Тогда он снова стал приставать к Фиве, и она, рассердившись, объяснила ему, о чем шла речь. Айао даже подпрыгнул от радости: «Подумать только! Значит, «люсиоль» — это «светлячок»! Он прекрасно знал этих насекомых! Он видел их почти каждый вечер. Иногда они прямо гроздьями висели на ветках. «Даже в сказках нам Алайи рассказывалось об одной горе, которая ночью загорелась удивительным светом. Вот, оказывается, почему. Это все от светлячков. Люсиоль! Теперь-то я знаю, кто ты такой!»
Так Айао постепенно узнавал всё новые и новые слова. Он приходил в восторг, когда кто-нибудь из его братьев или сестер, которых он донимал своими бесконечными «как?» и «почему?», переводил ему с французского на родной язык названия разных овощей и фруктов. У него было теперь такое ощущение, будто, выучив эти названия по-французски, он еще лучше узнал их. От природы любознательный, Айао старался сам пополнять знания, которые получал в школе. И Якубу, как мог, помогал ему в этом.
После отдельных французских слов настала очередь четырех арифметических действий и устного счета. На все вопросы своего приятеля Айао отвечал так быстро и правильно, что тот был просто поражен. А Айао окончательно убедился, что Якубу, которого он поколотил, совсем неплохой мальчик. И они крепко подружились. Когда он сказал об этом Фиве, та засмеялась:
— Ты не болен?
— Да нет же, он мировой парень!
— Конечно, хорошо, что ты поставил его на место, но не думай, что он боится тебя. Просто он хочет добиться твоего расположения, чтобы потом опять обидеть...
— Ну что ты! Ведь это он научил меня писать слова и целые фразы по-французски. А считать я теперь умею даже в уме.
— Так вот, оказывается, кому ты обязан своими успехами!
— Да, ему!
— Теперь-то я понимаю, почему твой учитель считает, что мы тебе помогаем дома делать уроки, и почему ты, хотя и начал учиться на три месяца позже, стал первым учеником в классе.
Айао гордился тем, что был первым учеником в классе. И отец, глядя на него, тоже радовался. Младший сын нисколько по своим способностям не уступал старшим его детям, а может быть, даже и превзошел их. Поэтому, когда Айао спросил у него, можно ли пригласить Якубу на четверг или воскресенье в Югуру, Киланко без колебаний разрешил.
— Лучше всего пригласи своего друга через две недели, когда начнется сбор урожая. Только некому будет заниматься вами. В этот раз придется и апельсины собирать и плоды масличной пальмы, — сказал Киланко.
— Посмотришь на этого хвастуна Якубу, — сказала Фива матери.
— Зачем вспоминать прошлое, ведь теперь Якубу и Айао большие друзья. И когда он приедет к нам в гости, чтобы я не слышала никаких намеков на их ссору! — ответила Селики.
...Дела в школе шли хорошо. Начались уроки физкультуры, и они пришлись Айао по вкусу. Бег, прыжки в высоту и в длину — все это ему очень нравилось. Физкультура пошла мальчику явно на пользу. Он очень вырос и окреп. Скоро все его штанишки и рубашки стали ему малы.
— А когда я буду большим, меня все равно будут называть Малышкой? — спросил он у матери.
— А разве плохо, что тебя так называют?
— Нет, но когда я вырасту и мне будет... десять лет...
— Для меня ты навсегда останешься моим Малышкой, — сказала мать.
— Вот посмотри, какие у меня мускулы. Ты только пощупай! — похвастался Айао, с силой согнув руку в локте и крепко стиснув зубы.
— О! Какие твердые! Ну и ну! Надо же, вроде бы и не такие уж большие, но для маленького мужчины совсем неплохо, — сказала мать полусерьезно, полушутя.
Он бросился к нам Алайе, и та оказалась еще более щедрой на похвалы:
— Ты вполне уже можешь носить свою старую бабушку на руках, мой Малышка.
Но Айао, услышав такую, похожую скорее на шутку, похвалу от бабушки, смутился и быстро спрятал руку за спину.