Как обычно во время сбора урожая, у дома Киланко собралось много народу. Все были весело настроены: оживленно болтали, подшучивали друг над другом, курили. Вдруг небо, предвещавшее ясную погоду, стало темным и тяжелым. Огромные свинцовые тучи грозно надвигались на Югуру. Послышались мощные раскаты грома. Застигнутые врасплох, птицы метались по небу, словно спасаясь от погони. Вся домашняя живность забилась под навес. В испуге козы, овцы сбились в одну кучу. Деревья, как в танце, размахивали ветвями. Чувствовалось приближение страшной бури. Гора Югуруна, казалось, сдвинулась с места и огромными шагами неумолимо наступала на деревню. Как будто кто-то колотил гигантским молотом по земле, хотя громыхало в небе. Потом гора дважды содрогнулась, будто от пушечных выстрелов, и их отзвуки подхватило эхо. Небо озарилось ярким пламенем молнии, и во все стороны рассыпались огненные стрелы. Загорелась самая высокая кокосовая пальма в деревне, на берегу реки. Грозовые раскаты, казалось, вдруг разом сошлись над деревней и с силой встряхнули черный небосвод. Раздался такой мощный удар, словно гром вырвался из недр земли и, как бы бросившись за кем-то в погоню, прокатился по всему небу. И в ту же секунду небесные шлюзы раскрылись.
Посыпались крупные, частые капли, и начался ливень. От земли поднялся пар. Слившись с дождевыми струями, плотной завесой повисшими над землей, он превратился в сплошную движущуюся стену, за которой ничего не возможно было разглядеть на расстоянии пяти метров.
Селики с дочерьми и тремя старшими сыновьями, несмотря на такую страшную грозу, выбежали из хижины. Они стали расставлять глиняные кувшины, бутыли, эмалированные тазы под дождевые струи, чтобы набрать «чистой воды, которой природа щедро наполняет сосуды», как говорила нам Алайя.
Пришедшие на сбор урожая люди укрылись под навесом. Такая выходка со стороны разбушевавшейся природы в самом начале дня повергла их на некоторое время в глубокое уныние. Никто не испугался, но все, казалось, были обижены на это грозовое утро, наполненное шумом, громом и сверканием молний. Когда же наконец потоки с небес стали иссякать, уставшие от томительного ожидания сборщики фруктов, вместе с Киланко, отправились в сад на работу.
Небо над деревней расчистилось, облака, еще не совсем спокойные, но уже растерявшие всю свою устрашающую силу, клубились над горизонтом, собираясь белыми грядами далеко за Югуруной. Потоки воды, стекающие со всех концов горы, неслись к реке Алато. У подножия Югуруны ручей, орошающий апельсиновую рощу, быстро взбух и вышел из берегов. Он больше не журчал тихо и ласково, а мчался вперед к реке, тяжело дыша, как уставший пес.
Войдя в пахнущий ароматным нектаром сад, все принялись за работу. Дети Киланко тоже пришли помочь. Айао не нравилась такая погода. Ему бы хотелось, чтоб светило солнце. Тогда можно было бы вдоволь побегать по саду и, вместе с Якубу, уйти куда-нибудь подальше, например в Желтую долину: там были звериные тропки, на которых отец расставлял свои капканы. Лани, кабаны, дикобразы, наступив неосторожно на капкан, неизменно попадались в них. Айао очень хотелось показать эти места своему другу, чтобы тот собственными глазами увидел, как он, деревенский мальчик, может издалека распознать, где в зарослях спрятаны капканы. Но бродить по высокой мокрой траве было неприятно. Поэтому ему пришлось просто рассказать Якубу про все те развлечения, удовольствия и чудеса, которые кроются среди этой травы в хорошую погоду.
А Якубу, никогда в жизни не видевший столько апельсиновых деревьев и плодов, не мог налюбоваться садом и зрелищем кипевшей здесь работы. Ему все было интересно: и наблюдать, и помогать, и просто веселиться. Он успел уже съесть два больших и очень сочных апельсина. Киланко попросил принести корзину. В нее он сам отложил сотню самых отборных плодов.
— Это подарок от Айао его большому другу Якубу, — сказал он.
Растроганный и взволнованный Якубу, скрестив на груди руки, несколько раз поклонился в знак благодарности.
Пока мальчики помогали сгребать апельсины и складывать их в кучи, к саду подъехало два больших фургона сельскохозяйственного кооператива. Господин Непот, увидев Киланко, стал расспрашивать его о новом ученике.
— Я здесь! — крикнул Айао.
— Как ты вырос, подумать только!
— Да, конечно, — ответил тот, широко улыбаясь.
— Как дела в школе?
— Я первый ученик в классе по чтению, по письму, по арифметике. Наизусть я тоже лучше всех читаю. Если вы хотите, я могу вам прочитать наизусть «Ворону и лисицу» или «Петуха».
— Фью!—присвистнул господин Непот и добавил: — Черт возьми, да ты прекрасно уже во всем разбираешься, а так мало времени прошло с тех пор, как ты пошел в школу!..
— Знаете, вот этот мальчик — его зовут Якубу — мой настоящий друг, он многому меня научил.
— Вы в одном классе?
— Нет, он в другом, в старшем. Хотите, я вам прочитаю «Петуха»?
— Очень хочу. Мне кажется, я это не учил в школе.
— Как? И вы тоже учились в школе? — удивился Айао, глядя на Непота такими широко раскрытыми глазами, что на лбу у него собрались морщинки.
— Ну конечно.
— А разве белые тоже ходят в школу?
— А как же! И начинают учиться гораздо раньше, чем в Африке. Я первый раз пошел в школу, когда мне было три года[32].
— А разве белые сами по себе не умеют читать?
— О! Да ты, кажется, думаешь, что белые родятся учеными!
— Да...
— Это было бы слишком легко. У нас, как и здесь, как и во всем мире, если люди не ходят в школу, то не умеют ничего — ни читать, ни писать ни на каком языке.
— Но вот вы, если вы учились в школе, почему вы не знаете басню про петуха?
— Да потому, мой друг Айао, что все узнать и запомнить невозможно. Я учил «Ворону и лисицу», как и все маленькие французы, которые ходили вместе со мной в школу, но басню про петуха я не помню.
— «Петух», — начал Айао и, растягивая слова, прочитал все до конца наизусть.
— Ну и ну! Сколько же ты успел всего выучить в школе! А я уже совсем забыл эту басню, — сказал господин Непот и, прежде чем уйти, ласково потрепал мальчика по щеке.