Мальчик из Югуру

Последние три месяца Айао занимался больше, чем обычно. Много раз он слышал, как его учителя говорили: «Ничего не оставляйте без внимания. Нам не раз приходилось видеть, как самые успевающие ученики, всегда первые по всем предметам, проваливались на экзаменах».

Такие провалы были для него непонятны и необъяснимы. Но попасть в число этих неудачников ему нисколько не хотелось. И он снова просматривал свои тетрадки, внимательно изучал замечания учителей, штудировал все работы по математике. Казалось, он все предусмотрел, но чувство тревоги не оставляло его. С приближением экзаменов сердце

Айао все больше сжималось от страха. Он старался глубже дышать, уходил из дома на свежий воздух, поднимался на самую вершину Югуруны. Ничего не помогало. Однажды, спустившись с горы, он вышел к берегу реки Алато. У него было безумное желание раздеться, броситься в воду и далеко заплыть. Но в последний момент ему вдруг показалось, что если он войдет в воду, то непременно утонет. Расстроенный, он вернулся домой. Его била лихорадка, и внутри как будто все окаменело. Он лег спать не раздеваясь.

В этот день его пришлось будить к обеду. Но стоило ему подняться, как его стало тошнить и тут же вырвало. Родители испугались. Нам Алайя, которая с тех пор, как стала понемногу ходить, старалась хоть чем-то быть полезной в доме, пошла на кухню, развела огонь и принялась готовить настойку из лимонной травы. А Селики, раздев и уложив Айао, опустилась перед ним на колени и долго нежно гладила его по голове, словно на матраце, покрытом циновкой, лежал не длинноногий юноша, а двух- или трехлетний малыш.

Сита тоже испугалась. Киланко же просто умел сдерживать свои чувства. «Ничего серьезного. Все пройдет. Это, наверное, всего лишь возрастной кризис... И потом, он слишком много занимался. Завтра я оболью его отваром, который приготовлю сам, и вы увидите, что он станет ко дню своего экзамена таким же крепким, как гора Югу-руна»,—повторил он несколько раз.

Выпив настойку нам Алайи, Айао заснул и проснулся после того, как большая стрелка будильника сделала несколько оборотов. Поднявшись, он почувствовал некоторую слабость, но был уже в состоянии снова начать готовиться к экзаменам. Он не испытывал никакой необходимости обливаться отваром, приготовленным отцом, но, чтобы доставить ему удовольствие, пошел в отгороженный закуток в четыре квадратных метра с циновкой вместо двери. Там он разделся, и Киланко собственноручно облил его из кувшина водой, настоянной на травах и толченых листьях.

— Ну вот я и здоров, теперь меня хватит на целых сто пятьдесят лет! — пошутил Айао, выходя из «бани» и, как спортсмен на разминке, стал бегать по двору. Капельки на его теле весело поблескивали под солнцем.

Все домашние, довольные тем, что снова увидели его здоровым, хором подхватили:

— А почему бы и нет, наш Малышка?

— Твоему дедушке сейчас было бы сто двадцать лет, если бы какая-то странная болезнь не заставила его состариться и покинуть этот мир раньше времени, — сказала нам Алайя, глядя на Айао.

В этот час дня, когда двор был залит ярким солнцем, казалось, что Айао бегает взад и вперед по длинному солнечному коридору.

— Баа, твое лекарство мне пошло на пользу. Теперь я чувствую себя таким же спокойным, как гора Югуруна, — сказал он, переходя на ходьбу, ровно и глубоко дыша.

— Ну и прекрасно! Таким ты и останешься до твоего экзамена, — ответил ему отец.

— Я считаю, что ты уже его выдержал, — добавила Сита.

— Да поможет тебе аллах и дух твоего деда и да услышат они все наши молитвы за тебя, — сказала нам Алайя.

Через пять дней, поднявшись рано утром, Айао искупался, оделся и собрался в школу на экзамены.

— Поесть надо, Айао, — сказала Сита, видя, что он уже собрался уходить.

— Не хочется...

— Нет, нет! Ты должен поесть. Я не помню, чтобы кто-нибудь из твоих братьев и сестер шел на эти придуманные белыми мучения, предварительно не подкрепившись, — сказала мать.

— Я в этом ничего не понимаю, но мне тоже кажется, что нельзя сдавать экзамен на пустой желудок, — добавил отец.

— Сейчас придет Анату, — неуверенно попытался отделаться от них Айао.

— Знаю я ее, эту маленькую Анату: она не придет, пока не съест свою просяную кашу.

— Я тебе уже сварила яйцо. Съешь его, а потом кукурузную кашу. Она очень сладкая. Так же как раньше твоим братьям и сестрам, я завернула тебе в бумажку четыре кусочка сахару. Возьми их с собой и погрызи, когда проголодаешься.

Эти слова матери прозвучали в то утро так убедительно, что Айао безропотно повиновался.

После завтрака он успел зайти к бабушке. И пока он был с ней, ему показалось, что он снова прежний Малышка.

— А вот и мой Малышка! Настоящий маленький мужчина... Боже мой, хоть ты и вырос, но все равно остался таким же тихим и ласковым малышкой, — прошептала бабушка Алайя, нежно поглаживая его по голове и прося для него благословения всевышнего и духов умерших предков.

— Пришла Анату! — послышался голос Ситы.

— Да благословит вас бог, дети мои, — тихо сказала нам Алайя, медленно поднимая руку.

— Я вас провожу, — сказала Сита. — Я уже готова.

— Вот молодец! Идем скорее! — с радостью согласился Айао.

Они вышли к реке незадолго до того, как подошла лодка, битком набитая детьми из других прибрежных деревень. Все дети были празднично одеты и имели при себе лишь самое необходимое. Только немногие захватили с собой портфели, туго набитые учебниками и тетрадями. Боясь что-нибудь упустить, они усердно их листали. Некоторые, чтобы подбодрить себя, обменивались безобидными шутками. Время от времени в лодке воцарялось томительное молчание, и лица детей становились грустными.

— Эй, ребятки, выше голову! Разве можно унывать? Грамотные никогда не должны унывать! — уговаривал детей лодочник, стараясь расшевелить их.

— Ты не знаешь, на какие правила орфографии нам дадут диктант? — спросил, как в полусне, какой-то мальчик, обращаясь к своему соседу.

— Если бы я знал, я бы вам всем сказал и мы все бы сдали экзамен.

— Не тратили бы вы попусту времени на предположения, — послышался чей-то голос.

— А что это такое — предположения?

— Чудаки, ни одного из тех писателей, которых мы знаем, нам не дадут. Наши учителя обязательно откопают что-нибудь новое. Вы не заметили, что последнее время они нам рассказывали о таких писателях, чьих книжек совсем нет в школьной библиотеке?

— Да, и всё о таких трудных: Франсуа Мориак, Роже Мартен дю Гар, Андре Моруа, Луи Арагон, Анри Кеффелек, Андре Мальрб, Андре Жид[38]. Два месяца мы только ими и занимались, а ведь ни одну из их книг невозможно найти,

— Ну, это ты просто плохо ищешь. Я вот видел в учительской библиотеке книгу писателя Анри Кеффелека, только у нее в названии есть грубое слово, — заметил Айао.

— Какое? Какое?

— Скажи! Не заставляй себя упрашивать. Здесь все свои!

— Ну ладно! Помните, ребята, диктант, в котором все мы сделали больше двух ошибок? Так текст его был взят из единственной книги этого Анри Кеффелека...

— Из какой? Ну говори же, не тяни! Все крутишься вокруг да около!

— Если ты будешь меня понукать, я не скажу ничего.

— Оставь его!

— Книга называется «Дневник подлеца».

— Фу! Какое нехорошее слово!

— Кто подлец?

— Да никто! Это название книги господина Анри Кеффелека.

— Ха-ха-ха! Ты что, смеешься над нами? Разве белые могут такое написать?

— Сразу видно, что ты никаких книг, кроме учебников, не читаешь.

— Хотел бы я посмотреть, как ты напишешь слово «подлец» на экзаменах по французскому языку.

Наконец страсти улеглись. Лодочник, ничего не понимая из их оживленной болтовни, но довольный тем, что все развеселились, продолжал уверенно вести свою лодку. Солнце стало припекать. Приближаясь к Афежу, они плыли теперь вдоль берега, густо заросшего камышами и бамбуком. Кружась над водой и перелетая с дерева на дерево, птицы приветствовали школьников своим веселым щебетаньем. Однако дети не обращали на них никакого внимания. Лодка, словно ее столкнули с пологого склона, скользнула к берегу и остановилась.

Дети сошли на землю и направились к школе.