Когда Лалейе пришел навестить Ситу, он не увидел, как обычно, радостной улыбки на ее лице. Ей пришлось рассказать, что произошло и какова была реакция Айао.
— Я понимаю его: ему бы хотелось приняться за работу одному. Мне кажется, я прочитал его мысли. К нашей помощи или к чьей-либо другой он мог бы прибегнуть, лишь доказав свою способность осуществить самому свой замысел, — сказал Лалейе спокойно, как человек уравновешенный, искренний и уверенный в том, что, будь он на месте своего будущего шурина, он поступил бы так же.
— Но ведь это значит считать себя умнее других! — воскликнула Сита.
— Совсем нет, мой друг. Это значит быть мужчиной, — ответил он с улыбкой и спросил, где Айао.
— Он ушел сразу после завтрака. Если его нет на горе Югуруне, где он предается своим воспоминаниям, значит он должен быть в апельсиновом саду, — сдержанно ответила Сита.
Лалейе увидел его гораздо ближе. Спрятав руки в карманы, Айао прохаживался по своему участку, с которого ушли все торговки.
— Я искал вас и на горе и в саду. Как ваша поездка, Айао? — спросил он, идя навстречу с протянутой рукой.
— Очень хорошо, господин Лалейе, — ответил тот, без улыбки пожимая ему руку.
— Вы можете называть меня просто Лалейе или же по имени... Ассани, так же, как я вас называю Айао.
— Спасибо. Но вы были моим учителем, и к тому же я не склонен к фамильярности, поэтому мне будет трудно называть вас по имени.
— Я уже почти ваш родственник. Через два-три месяца я стану членом семьи Киланко. Тогда будет довольно смешно слышать, как один из моих шуринов называет меня господином Лалейе.
Айао, следуя своим мыслям, ответил на это:
— Если бы вы не были в прошлом моим учителем, то со временем...
— А я оказался не только женихом вашей самой любимой сестры, но и человеком, который вмешивается в ваши дела, — прервал его Лалейе.
— Вы первый заговорили об этом. Если бы вы сами этого не сделали, я бы вам никогда ничего не сказал по поводу вашего вмешательства в мои дела. Ну так вот! Я презираю вас за то, что вы завладели моей мечтой! — заявил он сухо.
На это Лалейе, весело рассмеявшись, ответил:
— Но, мой дорогой Айао, я знал, какой будет твоя реакция. Позволь тому, кого ты презираешь, по-братски обращаться к тебе на «ты». Будь я на твоем месте, я реагировал бы точно так же. Об этом я и сказал Сите. Вот в нескольких словах, что бы ты хотел сделать. Участок и деревья вокруг него остались бы нетронутыми, иногда за ними приглядывал бы кто-нибудь из вашей семьи. В первые же каникулы, чтобы не очень скучать в родных местах, откуда один за другим уехали твои братья и сестры, ты бы начал строить навес, а затем собирать детей со всей округи, может быть и вместе с их родителями. Они стали бы твоими первыми подопытными кроликами. После чего ты бы, в конце каникул, вернулся в Дакар. А увлеченным тобой ученикам ничего не оставалось бы, как сожалеть о твоем отъезде. Твой замысел они навсегда связали бы с твоим именем. А поскольку здешние люди очень привязчивы и чувствительны, как и все жители гор, то они все ждали бы тебя, как мессию. И это продолжалось бы три долгих года... Как ты думаешь, после создания такого ореола вокруг твоего имени и «твоего дела» разве они не сочтут за честь своими собственными руками построить школу и обнести ее стеной? Признайся, ведь это так, Айао...
Айао ничего не ответил, Лалейе все угадал, за исключением ореола вокруг его имени, о чем Айао никогда и не помышлял. Поэтому он счел необходимым раскрыть Лалейе все свои карты.
— Я не совсем тот, за кого вы меня принимаете, господин Лалейе. Вы ведь не знаете, да и представить себе не можете всех моих сокровенных мыслей. Я никак не мог предвидеть столь значительных изменений, которые из-за вас так быстро произойдут в жизни Ситы, и поэтому рассчитывал на то, что после моего возвращения в Сенегал моя сестра будет продолжать занятия с нашими учениками. Я не мыслил осуществления своего замысла без помощи Ситы. Вы, должно быть, знаете, что благодаря нашим совместным усилиям и особенно благодаря необыкновенному упорству моей сестры, от которого ее замужество не оставит и следа, наши родители теперь немного понимают по-французски! Я вам, наверное, покажусь чудовищно эгоистичным, господин Лалейе, но я обижен на вас не столько за то, что вы занялись моим проектом, который вы не сможете осуществить, продолжая преподавать в Афежу, сколько за то, что вы отняли у меня — повинуясь вашему столь неразумному желанию жениться на моей сестре — самую лучшую помощницу, какую я мог бы найти в Югуру.
Лалейе показалось, будто его ударили дубинкой по голове.
Но, будучи не из тех людей, которые подливают масло в огонь, он, мягко положив руку на плечо юноши, выразил ему сожаление по поводу того, что причинил столько неприятностей и так плохо истолковал его мысли.
— Я обещаю тебе, что никто больше не коснется твоей мечты. Сита станет моей женой, потому что мы любим друг друга. Ваши родители считают меня уже членом своей семьи. Но ничто, можешь быть уверен, не помешает Сите быть такой же полноценной и такой же любящей помощницей, какой она всегда была для тебя.
Айао почувствовал волнение в голосе своего прежнего учителя, и в первый раз радостная улыбка засветилась в его глазах, когда он посмотрел на Лалейе.
— Мне бы не хотелось, — продолжал учитель, — женившись на Сите, быть чужим человеком, из-за которого будут возникать всякие недоразумения, даже ссоры в такой дружной семье, как ваша.
— Вы не чужой человек, Лалейе, — ответил ему Айао, протягивая руку.
— Решено: школа будет, и мы назовем ее «Нам Алайя»! — сказал Лалейе в ответ на этот жест — знак примирения и дружбы.
— От вас невозможно ничего скрыть. Пусть будет школа «Нам Алайя», — ответил ему Айао.
Так и стала называться школа в Югуру, где местные крестьяне, взрослые и дети, обучались грамоте. Айао, Лалейе и Сита — скоро ставшая сама матерью многочисленного семейства, — посвятили школе всю свою жизнь.