Безликая комната без окна. Стол и стулья привинчены к полу. У двери — снаружи, прохаживается мужчина в штатском. В комнате накурено, смрадно, въевшаяся в стены, крашеные мерзкой зеленой краской вонь не выветривается отсюда никогда. За столом сидит мужчина, в рубашке, ворот которой расстегнут. Галстук ослаблен, пиджак висит на спинке стула. Мужчина пишет, переворачивает страницу, пишет. От верхнего света люминесцентной лампы режет глаза. Маленький темный, еще более сгорбленный, в ношеных штанах, обмахрившихся по краю и в ботинках без шнурков медленно раскачивается на стуле.
— Хорош ерзать, — одергивает его следователь, — в глазах от тебя рябит. — Тот делает вид, что не слышит. Следователь перевешивается через стол и резко ударяет ладонями по ушам темного. Тот вскрикивает, перестает качаться и начинает ныть на одной ноте. — Убью, гад, — следователь откладывает ручку, — говорить будешь? — Темный молчит. Вызывают переводчика.
— Имя?
— Ли Чхан Хэн, — отвечает маленький темный.
— Год рождения, место рождения, судимости. — Всё это давно известно и лежит в папке с надписью ДЕЛО № 318, «начато — кончено», и давно посерели белые ботиночные шнурки папки и сама папка распухла от бумаг, справок и фотографий. Новотроицкий наркотрафик, работающий почти явно, избравший Орск точкой на осевой линии Афганистан — Северо-запад, давно не давал Москве покоя. «Северным маршрутом», проходящим из Афганистана, героин перевозили и по железной дороге. Корейца Ли Чхан Хэна вели давно, хотя он был так себе фигурой — пешкой. Но налипло на нем и много другого, кроме вербовки курьеров и торговли наркотой — тут были и дикорастущая конопля и опийный мак. На высшие уровни, такие, как руководство Оренбуржьем, мелочь, вроде Ли Чхан Хэна не допускалась, но его использовали для дел столь грязных, что по ним и вышки было бы мало. Его и решили брать в Ташкенте, куда он, по донесениям, должен был ехать для встречи курьера. Никакая девчонка не была нужна комитету, и ее пропажа, о которой сообщила Марченко через своего влиятельного «бывшего», ломала все планы. Когда корейца брали, он должен был идти на железнодорожный вокзал Ташкента, а вместо этого он тащил в Старый город за руку какую-то девчонку. Те, кто брал его, просто «выключили» Ли Чхан Хэна и доставили в Москву. Следователь бился с ним уже третий день, а дело не сдвигалось с мертвой точки. А тут еще звонок сверху — добиться от корейца признания, куда и зачем он вел Нонну Коломийцеву, что знал о ней, почему преследовал, и, главное — где она сейчас. Следователь загасил папиросу, кивнул переводчику:
— Что тебе известно о девочке по имени Мона Ли? — Кореец не шелохнулся. — Откуда ты знаешь девочку по имени Мона Ли? Ты знаком с ее отцом? Ты знаком с ее матерью? Посещал ли ты дом, рядом с котором был убит Монгол? Откуда ты знаешь, что Монгол — это Закхея Ли? Допрос длился и длился. Кореец молчал. — Уводите, — следователь встал, собрал бумаги в портфель, — проще его грохнуть, чем тратить время на разговоры.
— Я скажу, где Мона Ли, начальник, — кореец помотал головой, — но ты отпустишь меня.