Глава 39

Мы вернулись в Каменного стража как раз вовремя, чтобы застать рождение новой аферы. На этот раз, для разнообразия, её выносили Лореотис, Алмосая и Натсэ. Лореотис проснулся час назад, как раз когда Натсэ в глубокой задумчивости вернулась с совета, и тут же начал её тормошить на предмет новых интересных способностей.

— До заката — часов семь, не меньше, — с жаром говорила мне госпожа Алмосая, у которой глаза горели, как две Полярных звезды. — Полагаю, мы успеем вдосталь поиграть перед путешествием.

— До заката? — уточнил я. — Путешествие?

— Мы ведь на закате летим за Воздушным Сердцем, так? — спросил Лореотис, неспешно делая растяжку во дворе. Он то и дело морщился. Похоже, стражи Мелаирима вчера неплохо его помяли, хотя и обошлось без явного членовредительства.

— Про закат — Денсаоли разболтала, да? — вздохнул я.

— Ну как тебе сказать… — Лореотис, поставив руки на пояс, прогнулся назад. — Я, как рыцарь, не сдам соклановца суровому главе. Но по старой дружбе намекну: нет. Денсаоли вряд ли бы вообще стала со мной разговаривать.

Денсаоли, Мекиарис… Какая уже, на фиг, разница? Ладно, понял, проехали. Никакой в этом, в принципе, тайны и не было.

— А откуда вы взяли, что я собираюсь за ним этим же вечером?

— Так это же очевидно! — воскликнула Алмосая, ещё шире раскрыв глаза.

— Ты ведь не мог решить отдать ублюдку нашу кроху, — подтвердил Лореотис, выпрямляясь.

— А значит, вариант только один, — добавила Натсэ.

Закончила зевающая Авелла, выходя из дома:

— Перетянуть на нашу сторону всё, что только можно, и дать бой с тем, что есть. Я жду только приказа, остров готов.

Я обернулся, бросил взгляд на Материк. Взгляд, по ощущениям, был прощальный. Правы они. На закате — путешествие за Сердцем, потом — битва. Что сейчас-то делать? Пиво пить и в карты играть? Контрольная тренировка не помешает.

— Как быстро ты сможешь поднять остров в случае опасности? — спросил я Авеллу.

— Он моментально поднимается, — ответила она. — Важнее вопрос, как быстро все смогут на него вернуться. Подниму, а потом всё будет зависеть только от маневренности. И потом, вряд ли Пламя нападёт на нас днём.

— Не стал бы на это надеяться, — покачал я головой.

— Ночью он казался очень уставшим.

— Ладно. Полетели вниз.

Я встретил взгляд Натсэ и улыбнулся ей:

— Посмотрим, на что ты способна.

Она мне в ответ почему-то не улыбнулась.

* * *

Мы все собрались в столовой, в нашей импровизированной штаб-квартире. Молчали, глядя на Авеллу. Она, закрыв глаза, положила руки на стол. Лицо её было напряжённым, сосредоточенным. Вот по полу пробежала дрожь, снаружи послышался звук, нечто среднее между шуршанием и стуком — край острова прополз по краю Материка.

Потом — такое же чувство, как в старом лифте, который резко начинает двигаться вниз. Лёгкая паника, сердце подпрыгивает… Но падение тут же закончилось. Авелла открыла глаза и выдохнула сквозь сомкнутые губы. Улыбнулась:

— Летим. Извините, я ещё не очень плавно управляю. У Алмосаи гораздо лучше получается.

— Не расстраивайся, — подбодрила её госпожа Алмосая. — Ты всё делаешь абсолютно верно, плавность придёт с опытом.

За окном летели облака. На душе было немного муторно. Как, наверное, и должно быть, если покидаешь пристанище, которое пусть недолго, но называл домом. Есть вот люди, ведущие кочевой образ жизни. У них, наверное, не бывает такого чувства. Их дом — дорога. Бродяги всякие, путешественники, вроде Конюхова. Интересно было бы залезть в голову к такому персонажу, прочувствовать, каково это — не быть привязанным ни к чему.

— Найдём какое-нибудь пустынное место, хорошо просматривающееся, — предложила Натсэ. — Я только окрестности Сезана знаю… У кого-нибудь есть идеи?

Все помолчали, переглядываясь. Откашлялся Мердерик:

— Есть, и немало. Я достаточно путешествовал по миру. Могу рекомендовать.

Я поморщился. Не лежала душа доверять этому человеку. Несмотря на то, что он пришёл на помощь в Тентере. По мере своего форсированного взросления я понял множество неочевидных вещей, которым не учат в школе, и о которых молчат родители. Одна из них: хорошие дела могут делать плохие люди. И порой могут их делать лучше хороших людей.

Взять хоть Мелаирима. Долго он был для меня кем-то вроде… отца, что ли. Учил, вытаскивал из разных передряг, спасал от смерти, помогал советом, дал кров, в конце-то концов. А теперь? Теперь Мелаирим — враг. Причём, не просто так враг — типа, «забери свои игрушки и не писай в мой горшок», а настоящий враг, вроде Гитлера. И вспоминать про него что-то хорошее — себе дороже.

Если смотреть более глубоко, то и вовсе глупо разделять людей на плохих и хороших. Люди просто есть, и каждый действует, сообразно со своим понятием о правильности. Поэтому лучше всего не глядеть на ситуацию с позиции независимого наблюдателя, как Старик, а отстаивать своё.

Кевиотес — хороший человек и чертовски правильный рыцарь. Но я вышвырнул его из своей жизни и ни о чём не жалею. Способность жалеть о таких поступках в моей душе выгорела давным-давно. Может быть, в тот миг, когда Искорка по моей просьбе преодолелаВакуум и атаковала Искара, использовав мою душу, как топливо. А может, и гораздо раньше…

— А от Сезана мы далеко? — спросил я.

Авелла прикрыла глаза, сверяясь с картой. Вукт усмехнулся, взглянул на меня:

— Что, ностальгия замучила?

— Просматривал отчёты, — пожал я плечами. — Мелаирим там вроде бы что-то невероятное устроил. Интересно посмотреть, что именно и зачем. Как говорится, прежде чем кого-то уничтожить, нужно узнать о нём всё, понять, чем он дышит…

Я осекся и задумался, вспоминая, откуда у меня взялась эта мудрость. Вспомнил: незадолго до смерти эти слова произнёс Убийца Наэль. Что ж… Вот ещё один учитель, который оставил след у меня в душе. Не самый плохой след. Хороший человек, или плохой? Глупый вопрос. Ни к чему его задавать.

— Ветер попутный, — сказала Авелла, открыв глаза. — За час долетим.

— И в получасе от Сезана найдётся подходящее место, — вставил Мердерик.

— Тогда полетели, — сказал я. — Невидимость, все дела… Покружим десять минут, просто составить впечатление. Материк, как я понимаю, туда давно не совался. Боялись.

Кивнув, Авелла изменила курс острова. На этот раз глаза она не закрывала, только взгляд на мгновение затуманился. Я почувствовал, как остров дёрнулся и заскользил в воздушных потоках.

— Очень хорошо, — похвалила Алмосая. — Уже гораздо плавнее.

Общий сбор закончился. Все встали. Я обратил внимание, что Маленькой Талли уже выделили отдельный стул. Она сидела с важным видом, над столом виднелись только голова и плечи. Боргента помогла ей спрыгнуть на пол, причём, мне показалось, будто Маленькая Талли с полным осознаниемпозволила матери ей помочь. Уж ей-то, которую воздух слушался, как родную, о таких мелочах, как высокий стул, можно было вовсе не переживать.

Когда они обе встали и отвернулись от меня, я вдруг содрогнулся.

…когда я на тебя смотрю, у меня возникает странное чувство…

От головы Боргенты к моему сердцу протянулась тонкая фиолетовая ниточка. Разумеется, никто больше её не видел. Это было «зрение души», или типа того. Не так уж обязательно всему давать названия.

Я ощутил эту связь. Мне даже показалось, будто я чувствую нечто вроде… любви. Чужой любви. В тот миг, когда я это почувствовал, вдоль фиолетовой ниточки полетели сердечки. Сердечки! Блин, похабщина какая. Но, видимо, в моём сознании не было никакого другого достойного графического обозначения любви.

И, как будто этого было мало, от головы Маленькой Талли протянулась ещё одна нить, на этот раз почему-то голубая. И вдоль неё полетели такие же голубые птички. Круглые и какие-то нелепые. Они вонзались клювами в моё сердце, не причиняя боли.

И принеси мне игрушку с птичками!

Они уже ушли, но я продолжал ощущать связавшие нас нити. Продолжал их видеть, лишь слегка сосредоточившись.

— Давай помоем тебя, — услышал я голос Боргенты с лестницы. — Ты же на улице играла…

— Только я сама ванну наберу! — воскликнула Талли.

— А где ты возьмёшь…

Голоса стихли, превратившись в невнятные отголоски. Но я будто проваливался всё глубже и глубже в себя. Перед внутренним взором вновь выплыла загадка: «Почему печати огня чёрные?». «Когда огонь сокрыт за чернотой?». «Их делают из розового агата…».

От всего этого тянулись фиолетовые нити куда-то вниз, вниз, сливаясь с двумяизначальными. Мне предстояло решить уже не одну загадку, а все разом. И как это сделать?

— Морт? — Натсэ коснулась моей руки. — Всё в порядке?

Я повернулся к ней, но ответить не успел. Почувствовал, увидел ещё одну нить, опять фиолетовую, которая потянулась от головы Натсэ к моему сердцу. Источник этой нити вдруг пришёл в движение. Пополз от головы Натсэ ниже, к её груди, и там остановился.

— Мне нужно подумать, — сказал я и сам услышал свой голос будто со стороны. — Мне нужно очень много подумать… Только вот я не знаю, в какую сторону.

— Знаешь, Мортегар, чего тебе не хватает? — спросила Авелла, положив руку мне на плечо. — Одной очень важной вещи, которая должна быть у каждого главы клана.

— Мозги? — спросил Лореотис.

— Яйца? — одновременно с ним предположил Вукт.

— Так! — выпрямилась Авелла. — Ну-ка брысь отсюда, оба! И вообще все! Сходите погуляйте, а мы пока дом проветрим.

Те, кто не успел выйти раньше, поднялись из-за стола и покинули столовую. Мердерик в том числе. Огневушка хвостиком пошла за Зованом. Я даже некую ревность почувствовал. Вообще-то она моя рабыня, а на меня в последнее время — ноль внимания. Не то чтобы меня это напрягало на самом деле, но всё же…

— Так о чём ты? — спросил я Авеллу, когда мы остались втроём.

— Белянка устроила тебе сюрприз, — усмехнулась Натсэ. — Пойдём, посмотрим?

Авелла, вся такая загадочная и непостижимая, повела рукой, и окна в столовой открылись. Как и обещала, она взялась за проветривание. Потом потянула меня за собой. Мы поднялись на второй этаж: Авелла первой, я следом, а последней шла Натсэ.

Этаж пустовал. Только из приоткрытой двери ванной комнаты доносились восторженные визги Маленькой Таллии плеск воды. Ванну она любила не меньше, чем настоящая Талли…

Мы прошли мимо и остановились возле неприметной двери. Это была та самая непонятная комната, которую мы обнаружили в самый первый день в этом доме и так и не нашли ей применения.

— Тут же кто-то поселился, нет? — спросил я. — Госпожа Акади приносила кровать…

— Приносила, — с хитрой улыбкой сказала Авелла. — Мы поставили её наверху, в одну из гостевых спален. Но теперь и она не нужна, Кевиотес ведь ушёл. И мы принесли кое-что ещё. На это потребовалось немного денег, но Натсэ, как казначей, разрешила, и мы подумали, что ты обрадуешься.

— Да что там? — не выдержал я.

Авелла, глубоко вдохнув, провела рукой перед дверью, на тыльной стороне ладони появилась белая печать, и, видимо, снялась некая иллюзия, которой я не замечал, поскольку не искал подвоха в своём доме. На дереве появились выжженные аккуратные чёрные иероглифы. Надпись гласила: «Сэр Мортегар Леййан. Глава клана Огня».

— Э-э-э, — протянул я. — Это в смысле, мне нужно собрать вещи и жить отдельно, потому что я уже большой мальчик?

— Нет, Морт, — вздохнула Натсэ. — Ты — глава клана. И тебе нужно не только спать с жёнами в спальне и есть в столовой.

Она толкнула дверь, и я присвистнул.

— Твой кабинет! — провозгласила Авелла, сияя так, что солнце бы удавилось от зависти. — Тебе ведь нравится, правда?

Я не знал, что и сказать. Переступил порог комнаты, остановился, оглядываясь. Раньше в этой комнате были только голые стены, пол, потолок и окно. Теперь на окне появились тёмно-коричневые шторы, сейчас подвязанные шнурками, чтобы пропускать солнечный свет. Перед окном стоял письменный стол. Довольно компактный, под стать помещению, но выглядевший весьма массивно. Полированное чёрное дерево блестело. На столешнице лежали кипы бумаг, стоял стаканчик с письменными принадлежностями и чернильница. В одной кипе бумаг я узнал отчёты, которые предоставили мне главы кланов, другая, видимо, была чистой.

Кресло стояло спинкой к окну. Первая мысль, которая меня посетила: «Монитор отсвечивать будет». А вторая, принесшая облегчение: «Какой, нафиг, монитор, Мортегар?! Источник света за спиной, всё правильно!».

Сбоку у стены стоял небольшой диванчик, обтянутый фиолетовой тканью. На нём аккуратно лежали две декоративных подушечки. Одним своим концом диван упирался в шкаф. Я приоткрыл дверцы. Шкаф состоял из двух отделений. В одном стояли книги (пробежав взглядом по корешкам, я понял, что тут, видимо, постарались двое. Со стороны Авеллы явно появились труды по истории и теории магии, а Натсэ позаботилась о сказках, легендах и рыцарских романах), в другом висели плечики. Сюда я мог, например, повесить плащ.

Оставшееся пространство было застелено тёмно-зелёным ковром. На стене напротив шкафа висела школьная доска. На полочке под ней ждали своего часа кусочки мела и чистенькая тряпочка.

А над диваном внезапно оказалась знакомая картина. «Гарем господина Мортегара», за авторством великого художника Вимента. Авелла, Натсэ и Талли, будто героини новейшего аниме-сериала. Господи… Когда, как, кто вытащил эту картину из моей комнаты в общежитии?! Вроде бы Натсэ там хозяйничала, после того, как мы свалились с Летающего Материка. Но я не помню в её тюках ничего такого громоздкого… А, да, рама очевидно другая. Наверное, Натсэ вынула холст и свернула его. Хранила ведь… А поначалу, помнится, злилась обилию на картине девушек, не являющихся ею.

— Хорошее место, чтобы подумать в одиночестве? — спросила Натсэ.

В отличие от Авеллы, она не сомневалась, что всё сделано правильно. Авелла же беспокоилась:

— Если что-то не нравится, мы всегда сможем поменять. Но просто я подумала…

Повернувшись, я подхватил её, усадил на стол и поцеловал.

— Вы обе — чудо, которого я не заслужил, — честно сказал я. — Спасибо!

— Тебе правда нравится? — не верила Авелла.

Натсэ подошла к нам, я привлёк к себе и её.

— Знаете, легко сделать подарок человеку, который знает, чего хочет, — сказал я с серьёзностью, которой сам от себя не ожидал. — Но сделать подарок человеку, который понятия не имеет, что ему нужно — это великое искусство.

Девчонки довольно рассмеялись. Натсэ сверкнула глазами:

— До Сезана минут сорок. Хочешь опробовать кабинет?

— Ой, только не сегодня, — покраснела Авелла. — Я… В общем, это не лучший день.

— Белянка, в кабинетах — работают, — понизив голос, сказала Натсэ.

— Ой… — Авелла покраснела ещё сильнее. — Я совсем испорченная, да?

— Ну… Чуть-чуть. — Натсэ показала большим и указательным пальцами, насколько чуть-чуть. — В самый раз. Не о чем беспокоиться.

* * *

И вот я остался один в своём — СВОЁМ! — кабинете. Повесил плащ в шкаф, потоптался по ковру, посидел в кресле. Вопреки смутному беспокойству, кабинет не давил своей важностью. Напротив, тут был выдержан правильный баланс между солидностью и уютом, я сразу почувствовал себя как дома.

Авелла ввела меня в курс неочевидных мелочей. Так, например, на столе была металлическая пластинка с несколькими рунами. Касаясь их, можно было «включить» полную звукоизоляцию, затемнить окно, чтобы снаружи нельзя было ничего разглядеть. Можно было затемнить окно и изнутри, если среди дня вдруг понадобится сумрак. Всё это я мог бы, в принципе, делать и самостоятельно, но руны брали ресурс из кланового, с разрешения Денсаоли и Акади. Да и мне так было всё же привычнее. Я же с детства кнопки тыкаю, реальные или виртуальные.

Я подошёл к доске, взял мел, задумался. С чего бы начать?..

Для начала я нарисовал посередине кружочек, в центре которого скромно написал: «Я». Чуть подальше сделал ещё два кружочка: Боргента и Маленькая Талли. Провёл от них к себе пунктирные линии. Сделал и третий кружок — Натсэ. Провёл ещё одну пунктирную линию. Задумался. Провёл от «Я» черту вниз, изобразил там вопросительный знак.

— Что я должен сделать? — спросил я вслух, физически наслаждаясь тем, что наружу не просачивается ни звука. В своём кабинете я был в полном уединении.

Ответа не было. Покусав в задумчивости губу, я чуть поодаль изобразил квадрат, внутри которого написал «Мелаирим». Пусть будет квадратом, поделом ему. Все люди как люди — круглые. А он — квадрат.

От квадрата тоже потянулись линии. «Мама Натсэ», «Сын Ямоса», «Маленькая Талли» «Новый клан». Тут что-то у меня в голове щёлкнуло, и последний кружочек я соединил с собой пунктиром с точкой. Я — глава клана Огня. Но как только Мелаирим наберёт пару десятков тех, кто признает главой его, я потеряю всё. Надпись на двери придётся переделывать…

А если я сам наберу новых членов? Опережу Мелаирима? Никто ведь пока не распространял слухи о записке на теле Гетаинира. План — огонь! Только вот загвоздка, печатей нет. Авелла говорит, что изготовление новых займёт не меньше месяца, а у нас — неделя.

Печати… А ведь были у меня печати. Только я их оставил в родном мире. Непростительный косяк. И почему печати Огня делают чёрными? Этот вопрос заслуживает отдельного кружка…

Я усложнял и усложнял схему до тех пор, пока не обнаружил, что к вопросительному знаку внизу тянется едва ли не всё. Там находился некий гордиев узел, в который спутались и печати, и предчувствие Боргенты, и «птички» Маленькой Талли, и эта непонятная ниточка от Натсэ, которая сначала исходила из её головы, а потом переместилась к сердцу… Стоп. К сердцу ли?

— Натсэ! — крикнул я, распахнув дверь. — Натсэ! Ты где?!

Она выскочила из спальни, сжимая в руке меч.

— Что? В чём дело?

— Иди сюда!

Она убрала меч сразу же, как только поняла, что врагов в обозримом светлом будущем не предвидится. Шагнула мне навстречу. На ней был сейчас всё тот же костюм японской школьницы с лёгким уклоном в «секси». Как бы Натсэ ни уверяла, что надела такое сугубо ради меня, чувствовалось, что ей самой нравится этот образ. Магом она была — очень удобным. Как маг Огня, не обливалась по́том, как маг Земли, могла легко вывести с одежды любую грязь. Вот и ходила себе преспокойно в одном и том же, и одно и то же оставалось чистым и пахло свежестью.

— Что? — недоумевала Натсэ. — Я ничего…

Вновь я не обратил внимания на её оправдывающиеся интонации, мне было не до того. Я был слишком одержим своей безумной догадкой.

На блузке, слева, был почти незаметный маленький кармашек. Больше декоративный, чем для каких-то практических целей. Да и о каких практических целях можно говорить, когда речь идёт о косплее?

Я протянул руку, запустил пальцы в этот кармашек и, со смесью облегчения и страха, понял, что догадка не такая уж безумная. Пальцы нащупали бумагу.

Я вытащил наружу и развернул клочок, на котором было написано нечто несусветное, от чего болела голова. Сменил локализацию и легко прочитал написанное. Цифры телефонного номера и подпись: «Миша».

Ни слова не говоря, я вернулся в кабинет, неся эту бумажку, как недостающий кусочек головоломки, и вписал вместо вопросительного знака: «Мой мир».

Загрузка...