Мятежное пламя

Глава 5

Я подходил к школе, гадая, успею ли за одну минуту добежать до своего класса. Однако не бежал. Какая-то другая часть моего сознания с ленцой думала, а надо ли оно мне вообще. Странная часть… Никогда в жизни я уроков не прогуливал, вот совсем. А тут вдруг — на́ тебе, рефлексы прорезались.

С другой стороны, думал я, замедляя шаг, мне ж не просто так прогулять охота. Дома, вон, полный сундук золота, меч и куча бутылок. Это «ж-ж-ж» — неспроста! Надо бы разобраться… Но с третьей стороны — а как я буду разбираться? Отпечатки пальцев сниму с сундука? Или вино продегустирую, раздевшись перед зеркалом? Н-да, задачка. По-хорошему бы родителям вопросы задать, всё же, кроме меня, только они в квартире живут. Но после того, как мама тусклым голосом заявила про «ничью комнату», задавать ей сложные вопросы расхотелось совершенно. Одно явно: случилась какая-то ненормальная фигня. Возможно, даже не просто ненормальная, а паранормальная. И фигня эта как-то связана со мной.

И вот, спрашивается, почему я так спокойно об этом рассуждаю? Как будто каждый день сталкиваюсь с паранормальной фигнёй, как будто для меня это — такая же рутина, как домашние задания.

Вдруг, когда до крыльца оставалось буквально два шага, я ощутил нечто странное. Как будто сзади образовалась пустота. Сердце сжалось от неприятного чувства, а тело внезапно пришло в движение. Мозг не успел вмешаться. Я резко присел, и над головой у меня что-то пролетело. Похоже, чья-то рука. Но я не просто присел. Приседая, я повернулся и выбросил правую ногу. Подсечка вышла безупречной, как в кино. Подкравшийся сзади парень, взмахнув руками, коротко вскрикнул и упал спиной на асфальт.

— Сука! — завыл он, корчась и гримасничая от боли. — Убью урода!

Узнать его труда не составило. Это был Артём Павлов, из параллельного класса. Моя проблема номер один последние года четыре, наверное. Раньше я решал эту проблему просто: терпел, отдавал, что просили. Теперь же что-то пошло не так. Я стоял — он лежал. И сердце у меня билось ровно, спокойно. Рука только дёрнулась к поясу, как будто за мечом…

— Извини, задумался, — брякнул я и поспешил войти в школу, откуда уже доносилась раскатистая трель звонка.

Там, внутри, перевёл дух. Блин… Что ж я наделал-то? Он ведь меня убьёт, теперь уже точно! Интересно, а можно за пару недель до Последнего звонка перевестись в другую школу? Ну если вот прям очень-очень надо!

Первым уроком была алгебра. Я почти не опоздал — вошёл вместе с учителем. Странности продолжались. Я вообще не мог понять, что творится у меня с головой.

Вот он учебник. Вот материал, который повторяли буквально вчера. Почему у меня такое ощущение, будто всё это из прошлой жизни? Более того: всё это мне не нужно от слова «совсем». Какие-то цифры, переменные… И ещё — необходимость записывать! Я с минуту тупо таращился на авторучку, прежде чем вывел в тетради слова: «Классная работа».

Учительница, словно почувствовав слабину, тут же вызвала меня к доске. Медленно и будто не веря, что я это делаю, я переписал на доску пример, посмотрел на него и вернулся на место.

— Это что такое было? — удивилась учительница. — А решать кто будет?

— Кажется, не я, — услышал я свой голос.

— Так. Я не поняла. Ты ЕГЭ сдавать не собираешься? А это, между прочим, задания из части «В»!

— Кажется, не собираюсь, — сказал я, задумчиво глядя на учительницу. — Какой в этом смысл?

На меня вытаращился весь класс. Ну ещё бы: Дима разговаривает, да при всех, да ещё и учителю перечит.

— В чём? — не поняла учительница.

— В ЕГЭ. В школе. В образовании. Чему мы стараемся научиться? Тому, как заработать больше денег?

Тишина. Потом — шепотки, кто-то вертит пальцем у виска. Учительница, откашлявшись, спросила:

— А что, тебе деньги уже не нужны?

— Мне? — Я вспомнил сундук под столом, улыбнулся. — Кажется, нет. Можно идти?

— Нельзя! — рявкнула учительница. — Чтоб завтра в школу — с матерью.

— Да как угодно, — прошептал я и склонился над тетрадью.

Пока все бились над примерами, я рисовал один и тот же простой символ, увиденный на чёрном камне. Стрелочку, направленную вверх. Снова и снова. Жаль, нет у меня ручки с красной пастой. Стрелочка должна быть ярко-красной, я это точно знаю… Господи, да что со мной творится?!

На первой же перемене мне пришлось расплачиваться за утреннюю «великую победу». Выйдя в рекреацию, я увидел Павлова и ещё четырёх его дружков. Шли они явно ко мне, растянувшись цепью, чтобы не дать убежать. Я остановился. Правая рука сжалась в кулак, но не до конца. Я как будто рассчитывал, что в руке что-то окажется, возникнет из воздуха. Что же? Может быть, меч?

— Гы, смотри, он от страха передёрнуть хочет, — заржал кто-то, показывая на мой недосжатый кулак.

Я опустил взгляд, снова впадая в ступор, как на уроке. Меч… Почему у меня в руке должен был оказаться меч?

Меня толкнули. Я отступил, потом — ещё. Страшно почему-то не было, было как-то… по фигу.

— Э, ты уснул, а? — зарычал Павлов.

— Есть такое ощущение, — сказал я, почувствовав спиной, что меня зажали в угол.

— У меня из-за тебя, урода, теперь спина болит! И рубашка испачкалась. — Он толкнул меня в грудь.

Я поднял взгляд.

— Не надо к парням сзади подкрадываться, Тёма. А то могут не так понять, и у тебя не только спина болеть будет.

Секунд пять он переваривал услышанное. Потом, прошипев что-то яростное, начал поднимать руку. Так медленно, я бы выспаться успел! Да что ж за тормоз-то, господи? Вот как надо!

Движение вновь опередило мысль. Рука дёрнулась, кулак врезался в скулу Павлова, и тот от неожиданности опять рухнул на спину.

— Ни хрена себе! — заорал один из четырёх адъютантов его превосходительства.

В кино, наверное, после такого негодяям положено разбегаться. В реальности они кинулись на меня, все четверо. И я попросту отключил мозг, поняв, что сейчас он мне не нужен. Тело действовало само. Уклон, удар, шаг в сторону, поворот, удар, удар…

Павлов встал, противников стало пятеро. Одному я уже разбил нос, другой пока корчится — ему я удачно пробил в солнечное сплетение. Сзади меня схватили за горло — глупо, неумело. Я врезал локтем в печень, потом — затылком в лицо, и когда «захватчик», скуля, отшатнулся, не глядя добавил ему локтем в голову. Помрёт — сам дурак. А у меня осталось четыре проблемы…

Чья-то ладонь ребром врезалась в горло Павлову. Он, захрипев, рухнул кулём.

— Убью! — заорал адъютант номер два и замахнулся на меня.

Тут я увидел девчонку. Она была чуть пониже меня, брюнетка, и двигалась, как машина-убийца. Перехватила руку адъютанта номер два, заломила её, ударом по затылку заставила заткнуться. Повернулась к номеру три. Стремительная подсечка. Взвизгнув, парень начал падать. Девчонка помогла ему ударом кулака в грудь. Номер четыре попытался напасть на неё сзади. Со скоростью и изяществом змеи девчонка переместилась ему за спину, что-то сделала, чего я не разглядел, и последний из противников рухнул на пол.

Битва закончилась. И, будто отмечая это событие, кто-то завизжал. В рекреации появился народ. Как всегда — вовремя.

Девушка повернулась ко мне. Я отшатнулся. Трезво оценил свои силы и возможности. Нет, даже вот с этими внезапно проснувшимися умениями я ей — не соперник. Я умел драться, да — почему-то умел. А она — она умела убивать. Это были совершенно разные искусства.

Но девушка, похоже, не собиралась на меня нападать. Она улыбнулась. Её фиолетовые глаза смотрели на меня с каким-то странным выражением. Она что-то заговорила… Я не понял ни слова, покачал головой.

Тогда она замолчала. В глазах появилось что-то, похожее на отчаяние. Мучительно сглотнув, она спросила с обречённым видом:

— Дима?

— Дима, — кивнул я. — А… А ты?

Она тоже кивнула и вдруг таки бросилась на меня. Но не ударила — обняла.

Впервые в жизни меня обнимала девушка! Вот теперь сердце бешено заколотилось. Нерешительно я тоже приобнял её обеими руками, гадая, чем же заслужил такую милость… Она что-то шептала мне на ухо, о чём-то пыталась рассказать, о чём-то, важном, как сама жизнь и сама смерть. Но от её слов у меня только болела голова.

— Это, конечно, всё очень круто, — сказал какой-то толстый пацан, подойдя к нам. — Но только нас сейчас посадят за жестокое обращение с животными. Вон тот, по ходу, ласты склеивает. На-а-асть? Ай-яй-яй, помнишь?

Девушка отстранилась от меня, посмотрела на толстяка, потом — туда, куда он указывал. Вниз, на Павлова, который, пытаясь вдохнуть, пучил глаза и синел.

Настя присела на корточки. Только тут я обратил внимание на тёмно-синий воротник её блузки, очень знакомой по фасону. Вот, значит, как? И что это значит? У меня на почве аниме уже крыша поехала? Пожалуй, поехала, потому что вот эта хрень, которая выглядывает у Насти из-за рюкзака, — это меч. Опять меч!

Она коснулась горла Павлова, что-то там нажала, и он начал дышать. Хрипло, с трудом, но — дышать.

— Меня Мишей звать, — сказал тем временем толстяк, протянув мне ладонь. — Мы тебя искали, кстати. Ты мне должен семь с половиной тысяч.

— Правда? — «обрадовался» я, пожимая руку. — А можно лучше вот этих пятерых обратно воскресить? Мне с ними как-то больше нравилось…

Из школы пришлось бежать зигзагами, путая следы. Слишком уж большой переполох поднялся. Скатились все втроём на первый этаж, вломились в женский туалет, открыли окно, выбрались наружу… Угадайте с трёх раз, кто нас вёл? Нет, не я.

— Блин, ты в этой школе что, всю жизнь прожила? — спросил у Насти Миша, когда мы оказались на улице и отошли на безопасное расстояние. — Или у тебя в голове микрочип, которым ты к камерам наблюдения подключаешься?

Настя и вправду проявила чудеса изобретательности по части ухода с места преступления. Вряд ли она поняла Мишины слова, но почему-то улыбнулась и не без гордости. Она ему, кажется, симпатизировала. Но вот повернулась ко мне, и вновь в глазах я увидел мольбу и тревогу. Она произнесла какое-то слово. Схватила меня за руку, повторила.

— Мор-те-гар? — попытался воспроизвести я.

Поморщилась, но кивнула. Потом, подумав, сказала ещё что-то, уставилась вопросительно.

— Авелия? — попытался я. — Нет… Авелла? Слушай, я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Правда. Спасибо за то, что помогла там, в школе, но это было совсем не обязательно. Ты меня наверняка с кем-то путаешь…

Я говорил, а она будто съёживалась от каждого слова, уменьшалась, делалась одинокой и беззащитной.

— Э, слышь! — вмешался Миша. — Поосторожней. Мы тебя, между прочим, по всему городу ищем. Дима? Дима. Жизнь тебе спасли? Спасли. Всё, теперь, как честный человек, обязан жениться! Я бы на твоём месте, кстати, даже не задумывался. Мне вот такие красотки отчего-то на шею не бросаются. Эй, Настя, кстати, рюкзак отдай!

Он подёргал за рюкзак. Печальная Настя покорно сбросила с плеч лямки, но вдруг спохватилась.

— Ну, круто, теперь она меня ещё и грабит, — сказал Миша, глядя, как Настя роется в рюкзаке.

Она достала тетрадку и ручку. Открыла первый попавшийся чистый лист, начала что-то рисовать. Прямо стоя, торопясь и то и дело бросая на меня взгляды. Будто боялась, не убегу ли.

— Так! — воскликнула она, сунув тетрадь мне под нос. — Да?

Я вздрогнул. Она очень похоже изобразила тот самый сундук, что стоял у меня под столом.

— Да? — настойчиво повторила загадочная девушка.

— Да, — шёпотом ответил я.

Тогда она ткнула пальцем в Мишу. Я вспомнил его слова про семь с половиной тысяч, мысленно провёл необходимые параллели и сделал выводы:

— Ну… Пойдём.

Я повёл их к себе домой. Пока шли, спросил Мишу, что за деньги имеются в виду.

— На одежду, — сказал он. — Она, кажется, думала, что тебе понравится. Слушай, ты чего, вообще никогда живой девчонки не видел? Чё ты как деревянный? Она, вон, разревётся сейчас…

Судя по выражению лица Насти, Миша был недалёк от истины. Но что я-то мог сделать? Обнять её?.. Вряд ли это что-то решит, да и страшновато. Хотя рука так и тянется.

Перед пешеходным переходом я пошёл на компромисс со своей застенчивостью — взял Настю за руку. Она вздрогнула и грустно мне улыбнулась. Очень грустно. Что за тайну хранили эти фиолетовые глаза?..

В доме отключили электричество. Подъездная дверь открылась без ключа, лифт не работал. Миша поворчал, что придётся карабкаться на третий этаж.

— Я всегда пешком хожу, — заметил я. — Наполняю сердце верой в то, что занимаюсь спортом. И, знаешь, кажется, добился серьёзных результатов…

Тут я вспомнил утренний зависон перед зеркалом.

— Ха-ха, смешно, оборжаться, — буркнул Миша. — Петросян, ***.

Что я вообще делаю? Веду в гости незнакомых людей. Одна — иностранка, другой — незнакомый парень, которому я, кажется, очень не нравлюсь. Ужас. Трещит по швам мой интровертный рай.

В прихожей я разулся. Настя тут же сбросила свои туфельки. Миша топтался на пороге. Я прошёл в свою комнату, Настя не отставала ни на шаг. Когда мы с ней оказались наедине в моей спальне, меня бросило в жар. Настя смотрела на меня, не мигая. Я, девушка, спальня, наедине…

— Так… Погоди, сейчас, — пробормотал я и опустился на корточки перед столом.

— Так, — согласилась Настя.

Я выдвинул сундук. Настя тут же села рядом, откинула крышку и задумалась. Потом решительно выбрала десяток золотых монет и вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами. Не знал, что и думать. Она про этот сундук явно понимала куда больше, чем я. Может, это вообще её сундук?

— Ты, случайно, не зубная фея? — ляпнул я.

Что-то прочитав в моих глазах, Настя полувопросительно ответила:

— Да?..

Тут уже я чуть не заплакал. Причина была проста: я вдруг понял, что выглядел точно так же, пытаясь иногда вступать в разговор с представительницами противоположного пола. Как иностранец, наугад произносящий слова непонятного языка, то и дело замирающий в надежде, что одно из этих слов окажется ключиком, открывающим волшебную дверцу.

Увидев золото, Миша икнул:

— Это чё?

Настя потёрла большим пальцем об указательный.

— Да это-то я понял. Но… слушай, я, конечно, не ювелир, но мне кажется, за эти деньги ты могла бы себе ещё парик Сейлормун купить и «Жигули» шестёрку в хорошем состоянии.

— У? — озадачилась Настя и вопросительно показала пальцами что-то маленькое.

— Не, тут скорее — во! — Миша широко развёл руки.

— Да, — кивнула Настя. — Так. Миша.

И настойчиво сунула ему монеты.

— Это вообще нормально? — посмотрел тот на меня, сунув монеты в карман ветровки.

— Не знаю. Я сегодня уже стараюсь не вспоминать этого слова.

Миша перевёл взгляд на Настю.

— И чего? Всё? Счастье? Остаёшься тут? Тут? — Он указал пальцем вниз, потом обвёл руками прихожую.

— Тут, — кивнула Настя. — Да. Так.

Что значит, «тут»? Как это «остаёшься»?.. Господи… «Мама, она шла за мной всю дорогу от самой школы и смотрела грустными глазами. Можно мы её оставим? У нас, вон, и „ничья комната“ есть». Полный бред. Завязка аниме для самых невзыскательных.

Мише явно не хотелось оставлять Настю. Даванув на меня мрачного косяка, он скинул рюкзак и присел возле него на корточки. Достал тетрадку, вырвал лист, записал номер телефона и вручил лист Насте.

— На всякий случай, — пояснил он.

Она смотрела с недоумением. Миша достал «айфон», показал на него, на бумажку, на себя.

— Миша, — пояснил он и прислонил телефон к уху.

Настя кивнула, но вид у неё всё равно был озадаченный. Она посмотрела на меня. Я, смекнув, в чем суть её вопросительного взгляда, достал из кармана свой смарт. Настя, удовлетворившись, кивнула.

— «Леново»? — фыркнул Миша. — Ничё так, если денег нет. Звонит хоть?

— Тебе ещё денег дать? — не сдержался я.

— Ладно, забей, ничего личного. Рожа мне твоя не нравится просто.

— Да я сам не в восторге…

— Ну, я, в общем, пойду, наверное…

На прощание Настя его обняла и даже чмокнула в щёку. А когда я запер за Мишей дверь, мы с ней оказались одни. Внезапно — совсем одни.

Несколько секунд Настя стояла и смотрела на меня. Потом, прямо посреди прихожей, рядом с обувью, опустилась на пол, скрестила ноги и о чём-то глубоко задумалась. Задумался и я, глядя на её ноги, сверх приличного выглядывающие из-под короткой юбки. Отчего-то плюсом к смущению и естественному в такой ситуации любопытству шло чувство дежавю. Будто я уже стоял так и смотрел на неё.

— Я что-то забыл этой ночью, — сказал я и сел напротив. — Что-то, кажется, очень важное…

Она молчала. Закрыла глаза, будто не хотела меня видеть.

— Наверное, я забыл тебя? Ты была там? Красное небо, рыцари в доспехах. Дракон… Что это было?

Молчание. Она ровно и глубоко дышала.

— Кто ты?

И что мне с тобой делать, вот вопрос…

— И кто я?..

Увидев, как из-под опущенного века выкатилась слезинка, я перестал задавать вопросы, на которые эта загадочная девушка не могла ответить.

— Дерьмо… — прошептал я, сам не заметив, как меня буквально пронизало злостью, настоящей яростью, подобной которой я никогда прежде не испытывал. — Убью того, кто это сделал! Самое подлое, что можно сотворить с человеком — забрать его память!

Я врезал кулаком в пол, и квадратик паркета треснул. В руку заползла боль, я внимал ей с каким-то мрачным удовлетворением. А когда поднял взгляд, обнаружил, что Настя смотрит на меня и улыбается сквозь слёзы.

— Мортегар, — вновь шепнула она непонятное слово. — Так.