Волшебных дел мастер. Книга 1. Неофит

Глава 26

Самым простым способом что-либо о ком-либо выяснить было обратиться к Кехман. Та, казалось, могла разузнать всё обо всех. Причём лично у меня складывалось ощущение, словно Вика брала свежие сплетни прямиком из ноосферы, минуя такой необязательный элемент девичьей системы, как десятки подружек, ибо большую часть времени её можно было увидеть либо с Генрихом, либо в одиночестве, либо в нашей мужской компании. Единственной из девушек, с кем Вику можно было увидеть более-менее часто, была Катрин.

Последнее можно было счесть определённой проблемой — всё же неловкость между нами так и не прошла до конца. Но, поразмышляв пару мгновений, я решил, что прошло достаточно времени с нашей размолвки, чтобы я не стал причиной случайных душевных терзаний, если до Катрин дойдёт информация, что я о ком-то там расспрашиваю. Наверное. Понятия не имею, как это работает у девушек. Да и вообще, какая ей разница, о ком и что я хочу узнать? Я же не с романтическим интересом это делаю, в конце концов. Я, конечно, мог попросить Вику не рассказывать никому о том, что я интересовался Вербиной… но это было бы уже откровенно подозрительно. И странно.

Поэтому, чуть накрутив себя и плюнув на чрезмерные моральные муки, я выгадал момент, когда мы с Викой останемся вдвоём, и негромко попросил её пособирать информацию на соответствующую тему. Та прищурилась в ответ:

— Какого рода… информацию?

— Любую, — я демонстративно закатил глаза, но всё же уточнил. — Больше всего меня интересует её род. Смутно знакомая фамилия, но в Родовой Книге её нет. Есть предположение, что формальная иностранка из потомков эмигрантов, которые свой род основали уже за границей… но не уверен. Вариантов много, вплоть до самых экзотических.

— И чем тебя настолько заинтересовал её род? — Вика продолжала буравить меня подозрительным взглядом. — Или всё же не род?

— Да хватит меня подозревать не пойми в чём, — хмуро пробурчал я. — Меня просто царапает это смутное ощущение, что я слышал эту фамилию раньше. Больше ничего.

— Ладно, поспрашиваю, но ничего не обещаю, — качнула головой девушка. — Проще было бы разузнать у неё самой.

— Проще, но она не особо идёт на контакт. Не только со мной — вообще ни с кем.

Собственно, именно из-за последнего факта я ни разу не видел Алину до первой лекции по магозоологии — как я узнал чуть позже, она была со второго курса, с которым я общался уже довольно тесно… но ни в одной из компаний она не появлялась ни разу. Молча училась, молча дуэлилась, молча тренировалась в полном одиночестве. Шанса на пересечение в столовой тоже не было: судя по её показателям, где она более-менее равномерно уже приближалась к первой тысяче во всех трёх рейтингах, обогнав большую часть третьего курса, принимать пищу она должна была минимум на пятом ранге столовой.

Странно, конечно, что я не видел её в библиотеке или на полигонах… но там достаточно легко можно было разминуться.

Всё же кампус был весьма большим.

На очередную лекцию профессор Фаулер притащила массивную клетку, задрапированную толстой, плотной дерюгой.

— Итак, я помню, что обещала вам исключительно теоретический модуль, но, раз уж подвернулась возможность, — преподаватель бодро махнула рукой в сторону клетки. — Как вы знаете, в Академии есть свой зверинец. Не слишком большой, но, из-за того, что обычных зверей мы там не держим, по разнообразию магических мы уверенно держим третье место во всей Империи. Уступаем только Императорскому заповеднику и Новгородскому зоопарку. Собственно, для чего нам вообще нужен свой собственный зверинец? В первую очередь, для нужд памирских артефакторов и целителей. Первые, например, постоянно дерутся за чешую виверн, когда у тех начинается период линьки, вторые пытаются выдоить досуха Цезаря и Клео, — поймав наши вопросительные взгляды, Фаулер пояснила. — Это наши мантикоры. Если кто-то будет проходить целительские модули, вам там расскажут добрую сотню способов применить их яд в медицинских целях. Весьма универсальная штука…

Замолчав, профессор уставилась в окно, о чём-то размышляя. Спустя секунд десять я не удержался и деликатно кашлянул. Застывшая Фаулер встрепенулась и развернулась обратно к нам:

— Да, точно. О чем это я? Про зверинец? В общем, поводов для его существования при ПАМИРе хватает. И, начиная со второго модуля, мы начнём постепенно выбираться туда на практические занятия. А после полного прохождения моего курса туда можно устроиться на практику. Собственно, для тех, кто хочет связать жизнь с магозоологией, это единственный вариант, как продолжать получать знания в этой области. Учитывая малое количество желающих, излишне специализированные курсы в нашей области знаний попросту не ведутся — всё оформляется как непрерывная годовая практика, в ходе которой каждый студент обучается на месте по индивидуальной программе, а потом сдаёт экзамен по всему пройденному материалу. Аналогичная практика есть и в аспирантуре.

Соколов, сидевший рядом, поднял руку и, дождавшись кивка профессора, спросил:

— А кто в клетке?

— А, точно, — Фаулер резко повернулась: кажется, она в очередной раз ушла мыслью слишком далеко и попросту забыла про стоявшую сзади клетку. Собственно, Соколов просто оказался первым, кто это заметил… в этот раз. Мы все в достаточной мере привыкли к рассеянности профессора, чтобы ловить нужный момент и не стесняться осторожными вопросами возвращать её в нужное русло. — В общем, к нам в зверинец привезли сегодня ночью новое животное. Увы, подходящее для него обиталище пока не подготовили, так что ему приходится ютиться в этой не сильно большой клетке… потому что никакая иная из имеющихся у нас его не удержит. Пронырливый зверёк. Вдобавок, как самому квалифицированному магозоологу, мне требуется держать его неподалёку, пока он выходит из стазиса. На всякий случай. Ну а коли так, я решила не отменять лекцию, а совместить нужное с полезным и показать его вам. Итак, сейчас у вас будет возможность заработать тавры. Зверушка редкая, так что если кто-то из вас её узнает, то я без всяких сомнений начислю этому студенту сразу десяток монет. Момент…

Профессор подняла руку, сложила два пальца «пистолетом» и резко дёрнула им вверх. Шторы резко задёрнулись, комната погрузилась в полумрак, а дерюга осторожно снялась с клетки, плавно обнажая её содержимое. Мои брови сами собой взлетели куда-то ввысь.

Слева же раздался восторженный приглушённый писк — кто-то из девочек потерял всякое самообладание. И неудивительно. В центре клетки находился округлый комок пушистого меха, светящийся приятным желтоватым светом. Словно огромный пушистый светлячок, в пару кулаков размером. Кто бы это ни был, но из-за того, что он свернулся практически в шар, невозможно было разглядеть даже форму тела. Да и мерцающий свет скрадывал очертания. Лишь из-за мерного дыхания было понятно, что это не просто светящийся пушистый помпон.

— Господи, какая прелесть…

— Несомненно, зверёк милый, — благосклонно кивнула Фаулер, с лёгкой улыбкой посматривая на своего подопечного. — Но всё же вернёмся к моему вопросу. Варианты есть?

Руку подняла только Чернова — да и то, неуверенно. Дождавшись ободряющего кивка профессора, она с большим сомнением сказала:

— Ну… есть отдалённое сходство с огненными пандами… если это какой-то необычный подвид… и это совсем детёныш…

— Могу понять, почему вы так подумали, — Фаулер задумчиво почесала нос. — Отдалённое сходство, действительно, имеется. Но, не говоря о том, что даже детёныши огненных панд имеют заметно большие габариты, свечение их шерсти заметно слабее и имеет другой оттенок. Вдобавок мерцают они не ритмично, и даже детёныши выделяют достаточно тепла, чтобы вы почувствовали на таком расстоянии волну сухого жара, как от костра.

— Ну, клетка же должна быть артефактной, вдруг она блокирует жар, — Василиса попыталась отстоять свою версию, но она и сама в неё не верила.

— Клетка, действительно, артефактная. Просто её свойства сосредоточены на иных аспектах. Например, на том, чтобы отсекать звуки, свет и запахи снаружи. Любые вибрации и положение клетки в пространстве тоже никак не отражаются на узнике, иначе он бы давно уже проснулся от перевозки и наших разговоров. Впрочем, из-за того, что он спит, вам должно быть заметно сложнее угадать, так что придётся дать вам подсказку… а, нет. Кажется, не придётся.

Пушистый шарик в клетке заворочался, ритм его дыхания стал более рваным и он стал издавать какие-то невнятные попискивания. Фаулер тут же подбежала к клетке, торопливо дёрнула к себе телекинезом стул с другого конца аудитории, усевшись за стол со зверьком. После чего внимательно уставилась на него, шевеля губами и то и дело складывая пальцы в десятки жестов и позиций — скорее всего, закидывала его сонмом информационных заклинаний, контролируя его состояние. Наконец, спустя минуту, она с облегчением замерла и опустила руки.

— Сейчас окончательно проснётся. Смотрите.

Пушистый зверёк, тем временем, дёрнулся и резко развернулся, преобразившись из шара в нечто вроде бурундука — короткий куцый хвост, острая мордочка… и сверкающий камень на грудке, органично встроенный прямо в тело зверя. Снаружи виднелась лишь плоская грань в виде правильного шестиугольника, светящегося ярким красноватым светом.

Проснувшись, зверь с явным недоумением огляделся, зевнул, продемонстрировав всем острые белоснежные зубки, и, вяло пройдясь по клетке и обнюхав все углы, улегся обратно в центр. И, кажется, вновь задремал, прикрыв глаза. Разве что в шар сворачиваться не стал.

— Что ж, может, теперь у кого-то появились ещё варианты? — поинтересовалась госпожа Фаулер, встав из-за стола.

Я с явно выраженным недоумением на лице поднял руку:

— Ну, судя по камню… это карбункул?

— Браво, — профессор демонстративно слегка хлопнула в ладоши. — Десять тавров заслуженно ваши. Но почему с такой неуверенностью?

— Ну… я читал о нём только в одном источнике, и там было написано, что камень должен быть у него на голове, а не в груди… да и размеры приводились побольше… что-то схожее с кошкой… и светиться должен был лишь камень, а тут ещё и шерсть, — я загибал пальцы, вспоминая, что там ещё было. Да вроде больше ничего и не было — мизерный отрывок, мол, водится такое чудо-юдо в Южной Америке, и камень в его голове приносит удачу.

— Дайте догадаюсь, что за источник, — громко фыркнула Фаулер. — Борхес?

— Да, профессор.

— Тогда не удивлена. У него слишком буйная фантазия. Когда он писал свою «Книгу магических существ», и какого-то зверя не видел лично, то не стеснялся додумывать то, что, по его мнению «было бы логично ожидать». В общем, советую не опираться на него. Он неплох для дополнительного чтения, да и список существ в итоге составил весьма внушительный, но чуши понаписал порядком. Так что все его слова следует перепроверять дважды.

— То есть всё остальное, что он написал, тоже неправда? — на всякий случай уточнил я. — Ну, про то, что камень в нём приносит удачу… и богатство, кажется.

— Ни магия, ни наука не оперируют понятием «удача», — профессор Фаулер демонстративно тяжело вздохнула. — Но такие байки действительно ходят, и именно из-за них найти живого карбункула сейчас практически невозможно — их основной ареал обитания был в чилийских горах и суеверные местные шахтёры ради этих чёртовых камней истребили почти всех уже полвека как. Хотя было множество исследований, которые показали, что это обычные рубины. Пусть и потрясающих размеров и чистоты. Что же до самих зверей… в зоопарках всего мира можно найти ещё пять экземпляров, но в дикой природе… — она печально покачала головой. — На этого наткнулись буквально чудом. Мои бывшие ученики устроили экспедицию в Перу, и умудрились наткнуться там на этого беднягу, которого местный наркобарон держал в качестве ручного зверька. Чёрт его знает, откуда тот его взял.

— А власти страны были не против, что настолько редкое животное вывезли от них? — удивлённо спросил Ваня Леонов. Я лишь криво улыбнулся, отведя взгляд. Деревня — она деревня и есть. Кто ж будет настолько прямо и бесхитростно бросать в преподавателя обвинение в контрабанде? А я уверен, что это она самая и была. Вон как профессор Фаулер замялась сразу. Наконец, она подобрала нужные слова:

— Там договаривались на… высоком уровне.

«Ученики маги не из последних и подключили все возможные связи, в том числе и с альма-матер» — машинально перевёл я. Хм, а не с этим ли было связано то заседание в ректорате, из-за которого у нас сдвинулись все уроки? Сначала я думал, что это из-за бурлений в городе и напряжённости с Церковью… но, скорее всего, на таком заседании обсуждается сразу множество вопросов. Возможно, и карбункула обсуждали.

— Так что в итоге удалось достичь… договорённости.

«Скорее всего, подкупили пару чинуш и вывезли через дипломатов, их почти не проверяют».

На помощь бедному профессору пришла Алина, бросив на Ваню взгляд с читаемой лёгкой усталостью. Не первый раз он своей прямолинейностью вгоняет профессоров в замешательство. Соколов же в это время наклонился к парню и прошептал, что после урока всё ему объяснит.

— Профессор, а разводить их пробуют? Если в зоопарках есть другие особи…

— Да, это очень хороший вопрос, — резко оживилась Фаулер, с облегчением соскочив с неудобной темы. — Как я говорила, мне известно о пяти особях, не считая нашей. К сожалению, двое из них, судя по всему, уже вышли из репродуктивного возраста. Остаются ещё трое — и все они самочки. А вот наш карбункул — как раз самец. Так что уже в ближайшее время будем договариваться с соответствующими зоопарками… Думаю, Афинский будет первым, им ближе всего везти.

После окончания лекции я чуток замешкался, собираясь. Загляделся, как профессор, оставшаяся в аудитории, осторожно проверяет заклинаниями состояние зверька и внимательно рассматривает его вблизи, практически прислонившись лбом к прутьям клетки.

В итоге из аудитории я вышел последним. И чуть не споткнулся на выходе, увидев ожидающую меня (ну а кого ещё?) Вербину. Я молча уставился на неё. Та буравила взглядом меня в ответ, скрестив руки на груди.

— Что? — наконец не выдержал я спустя добрую минуту напряжённого молчания.

— Это тебя надо спросить, — передёрнула плечами та. — Люди говорят, что ты обо мне разнюхиваешь что-то.

— Я не…

— Спрашивай.

— Что?

— Спрашивай давай, что хотел знать, и закончим на этом, — устало повторила Алина. — Я предпочитаю контролировать информацию обо мне, нежели позволять слухам видоизменять всё до неприличия.

— А… эээ… просто спрашивать что угодно?

— Тебя из люльки в детстве не роняли? — участливо поинтересовалась девушка. — Что непонятного-то?

— Хорошо, хорошо, — я потёр лоб, чувствуя, как вскипают мозги от непривычной логики: даже не женской, а какой-то… непонятной. Что ж, если она сама позволяет, то почему бы и не спросить. — На самом деле, ничего такого. Мне просто интересна твоя фамилия. Я откуда-то её слышал, но не могу вспомнить, откуда. И остальные тоже не в курсе. И в Родовой Книге ничего нет. Наверное, если порыться в библиотеке, найти можно — ты же явно клановая, но я просто не знаю, где искать.

Алина поморщилась — то ли ожидала что-то другое, то ли уже сама пожалела, что позволила спрашивать, то ли просто поражалась моей глупости. Поди пойми. Наконец, девушка вздохнула и прикрыла глаза.

— Во время Десятилетней Войны клан Мироновых… а точнее, их глава, получил высочайшее соизволение и приказ на инициацию атомного взрыва в одном из городов Рейнской Империи… — мерно начала говорить Алина.

— Не продолжай, — я резко прервал собеседницу, невольно побледнев и облизав пересохшие губы. — Я вспомнил.

— Ну и хорошо, — безразлично произнесла девушка, молча удалившись по коридору.

Я же провожал её застывшим взглядом, пытаясь решить, как мне теперь к ней относиться. Ведь её дед, на тот момент единственный в Империи, кто освоил магию атомных реакций, намеренно саботировал приказ императора, не став наносить серию ударов по Зальцбургу. Да, неизбежно погибли бы гражданские люди. И гражданские волки. Поскольку на тот момент это была крупнейшая волчья община у противника — в городе и пригородах количество волколаков исчислялось миллионами. Миллионы волчьих душ, которые на тот момент ещё не отправили на фронт, затыкать все возможные дыры. Миллионы волчьих душ, чья преждевременная смерть сохранила бы кучу жизней с нашей стороны: такова уж паскудная математика войны. В том числе, вполне вероятно, жизни моего деда, дядюшек, тётушек… и, опосредованно, родителей.

Не сомневаюсь, что у Тимофея Миронова были очень крепкие моральные принципы. Не сомневаюсь, что его последующая смерть лично от руки императора казалась ему крайне героической. Увы, это мало помогло его клану, который после казни главы попросту расформировали, лишив всего имущества и заслуг. Большая часть людей из клана сменили фамилию — во избежание негативных ассоциаций. Народу его поступок, мягко говоря, тоже не понравился, так что негатив к фамилии был высок. Особенно после Звериной Ночи, когда ненависть к волколакам, только-только поутихшая после войны, взлетела на новый виток.

Сменила фамилию и дочь Тимофея. Выбрав вербу, как знак будущего возрождения. Потому из всего списка, который я и видел-то один раз в жизни, когда готовился к экзаменам и листал дополнительную литературу, я запомнил именно её — всё же это было в определённом роде… смело.

Сын за отца не в ответе. Внучка за деда — тем более.

Но почему-то я уже жалел о своём неуёмном любопытстве.