— Прошел? — сверкнул белозубой улыбкой Макс.
— Конечно! — ухмыльнулся я. — А ты?
— Попробовали бы меня не взять, — подбоченился парень. — Четвёрка в валентности, ёлки-палки! На уровне клановых из древних семей!
— Вау! — прежде чем я успел отреагировать, сбоку раздался восхищенный выдох Алины.
— Вот именно! — радостный Макс расправил плечи под заворожённым взглядом девушки. — Так что держитесь меня, не пропадёте…
Он наткнулся на мой слегка насмешливый взгляд, резко осёкся и прищурился:
— И почему что-то мне подсказывает, что у тебя этот параметр не меньше?
— Ну, не совсем… — протянул я. — У меня ситуация непонятная, скажем так. Редкий случай. Но, скорее всего, три-четыре Обета будет. Всё определится по ходу дела.
Объяснять ситуацию с моей «неопределённостью» я не стал. Говорить про теорию Арзамасова тоже, как и про мой возможный потенциал. Потому что, во-первых, потенциал не гарантированный, а во-вторых — зачем? Пусть гнили в том же Максе или сёстрах я не вижу, но всё же пока мы не друзья, а моя развившаяся в школе паранойя банально не хотела давать будущим соученикам преждевременный повод для зависти. Так, вскользь упомянул, что совсем уж слабаком не буду — и достаточно.
К концу объяснений из «моего» кабинета вышла Лиза и с тихим визгом радости повисла на шее у сестры. После чего нас покинула уже Алина — причем, как я заметил, с заметным облегчением на лице. Впрочем, Лизу даже расспрашивать о причинах не надо было — она и сама радостно вывалила на нас всё, что мы хотели (и не хотели) знать. Оказывается, магический дар у двойняшек был слабоват: у отца был знакомый маг, который с большой скидкой проверял их по мере взросления, так что свои основные показатели они знали заранее — и те не особо впечатляли. Именно из-за этого они выглядели старше нас — им было уже почти по шестнадцать, лишний год ушёл как раз на то, чтобы успеть дорасти, пусть и впритык, до критериев ПАМИРа.
Видимо, обе девчонки за своей болтливостью скрывали вполне обоснованную боязнь, что для поступления им всё же немного не хватит силы дара, особенно при местной, куда более качественной и глубокой проверке. Сейчас же, когда Лиза прошла, вместе с ней расслабилась и её сестра — показатели у них были практически одинаковые, Алина была даже чуть-чуть сильнее. Вероятно, из-за этой же боязни Алина не пошла в освободившийся второй кабинет после Макса — хотела сначала узнать результаты сестры.
И я очень надеюсь, что именно этим страхом обусловлена их неуёмная говорливость. Ведь не могут же они постоянно общаться в таком ключе?
Не могут же?
— За нового памирца! — взревел дядька Отто, поднимая огромный бокал с медовухой. На вид — бандит из переулка, да и только. Громадный, широкоплечий, бритый налысо, да ещё и с парочкой татуировок на мускулистых руках. Но внешность обманчива — дядька был добрейшей души человеком.
Дядька — не потому, что родной. Просто и я, и братья с Настькой называли его так с самого детства. Лучший друг отца, холостяк до мозга костей, он настолько часто бывал у нас дома, что ощущался буквально членом семьи — у него даже своя личная каморка с диванчиком в нашем доме имелась, на те частые случаи, когда очередные посиделки затягивались за полночь.
Пропустить скромное празднование моего поступления он никак не мог — не только потому, что был другом семьи, но и потому, что сам был магом, гвардейцем и выпускником ПАМИРа. И к своей альма-матер Отто питал самые нежные чувства. Именно там они впервые познакомились с отцом, именно там они «наводили шороху», как это называл Отто с неизменной ухмылкой — то бишь, дуэлились напропалую, ходили по бабам, устраивали грандиозные пьянки (которые возвышенно называли «диспутами по поводу последних магических изысканий»). Отец, заслышав очередные рассказы на тему «как же там было хорошо», ностальгически улыбался, кивал, и тут же напоминал, что на час отдыха в ПАМИРе приходилось десять часов упорной учёбы и тренировок — чтобы не вылететь, чтобы не отстать в силе от более скучных, упорных и талантливых сокурсников, чтобы пойти отрабатывать целевой контракт в элиту, в гвардию, а не попасть, как всякие слабосилки, на какую-нибудь мелкую должность в заштатном городишке. Ну и банально чтобы удовлетворять условиям своих Обетов. Отто в ответ на эти уточнения лишь отмахивался — всё равно в студенческой жизни это не главное, мол.
— За Марка! — приподнял стакан серьёзный Семён, слегка опоздавший и не успевший поужинать, и то и дело с жадностью посматривающий на накрытый стол. — Уже решил, в какую сторону развиваться будешь?
— Рано ещё об этом говорить, — хмыкнул я, отсалютовав своим бокалом и пригубив ярко-алую жидкость — по такому случаю мне тоже налили кисло-сладкой медовухи (знаменитый «Укус змеи» от Бернштейнов — отец хорошенько раскошелился), предупредив, что больше одного бокала мне всё равно не светит. — Всё равно склонности, таланты и примерный потенциал только через год-другой начнут нормально оформляться. Не вижу смысла загадывать заранее.
— И то верно, — с одобрением кивнул отец. — Был у нас парнишка на курсе, сильно жаждал в боевики податься, грезил, как молниями будет швыряться. Только вот к электромагнетике у него таланта не оказалось совсем. Не дано, и всё. Зато целитель был от природы…
— Ты про кого это, Миш? Про Ваньку Симонова? — уточнил Отто.
— Про кого ж ещё?
Спустя пару часов разговор (в который раз) свернул с воспоминаний о бурной молодости на малоинтересные для нас обсуждения гвардейских новостей. Мелкие постепенно ушли спать, Настя и Семён тоже — первая завтра с утра собиралась съездить в Гатчину с подружками, второму и вовсе завтра вставать рано на службу. Я, краем уха слушая ленивую беседу старых друзей, удобно устроился в мягком кресле в углу, пил чай и читал внушительной толщины буклет-памятку, выданный Арзамасовым. Информации в нём оказалось — просто море. Начиная от многостраничной карты кампуса с пространными объяснениями, что и где находится, и заканчивая пусть и краткой, но весьма полезной информацией о магии в целом, об Обетах, о магических направлениях. Но больше всего внимания уделялось, разумеется, непосредственно ПАМИРу. Его истории, принципам обучения, юридическим и политическим тонкостям… и, разумеется, Системе.
…
Система ПАМИРа была создана в 1829 году Петром Четвёртым, коего в народе прозвали Чудотворцем. И не зря прозвали — целых три (три!) из двадцати двух Мистических Шедевров, которые так и остались единственными в своём роде, были созданы именно им. И Система ПАМИРа по праву занимает своё место в их рядах. Огромный магический информационный комплекс, в реальном времени снимающий показатели с тысяч студентов, преподавателей и исследователей, объединяющий и сортирующий эти сведения, а также выполняющий сотни иных функций. Ведение бухгалтерии. Мгновенная связь в пределах кампуса (и даже немного за его пределами). Управление всеми магическими и электрическими комплексами на огромной территории. И многое, многое другое. Даже часть экзаменов, особенно практических, принимает именно Система.
Но зачем была создана подобная гигантская махина? В конце концов, для отслеживания прогресса студентов и снятия части нагрузки с преподавателей хватило бы и трети её функционала. Остальное, на первый взгляд, кажется избыточным. Но лишь на первый взгляд. Уже спустя несколько лет после внедрения Системы и соответствующих реформ в преподавании стал заметен резко выросший уровень выпускников ПАМИРа во всех аспектах — в личной силе, знаниях, умениях… практически по каждому пункту скачок был виден невооружённым взглядом.
Петр Четвёртый знал, что делал. Самостоятельно собственный прогресс можно отследить лишь на длинных дистанциях, но Система предоставила каждому студенту возможность следить за мельчайшими изменениями. Постоянно. В любой момент. А главное — сравнивать с чужими показателями. Именно конкуренция, поставленная во главу угла в ПАМИРе, резко подстегнула активность молодых магов…
Я задумчиво хмыкнул и поднял голову от буклета:
— Отец? — дождавшись, пока они с Отто встрепенутся и повернут головы, я поднял руку с памяткой и вяло помахал ей. — Можете уточнить пару моментов?
— Без проблем, Марк. Что там у тебя?
Я закусил щеку, пытаясь сформулировать, что именно меня смущает. Наконец, осторожно сказал:
— Я не совсем понимаю. В памятке написано про то, что в Академии всячески поощряют конкуренцию между студентами, чтобы у них было больше стимулов учиться. Но мне кажется, что поощрения какие-то сомнительные. Да, есть аж три рейтинга — учебный, дуэльный и по некой «общей силе», можно меряться как позициями в них, так и отдельными параметрами — хотя последние от чужих глаз закрыты, но никто не запрещает хвастаться устно. Да, выпускники с верхних позиций любого из трёх рейтингов расхватываются работодателями, как горячие пирожки. Да, непосредственно в Академии для верхних позиций тоже имеются всяческие мелкие и крупные поблажки… хотя тут не указано, какие именно. Но неужели это всё? Ведь рейтинги общие на все пять курсов, и первые год-два, каким бы ты ни был самородком, ты наверх пробиться просто не сможешь — у старших курсов имеется банальная фора в несколько лет. Получается, младшие курсы остаются за бортом?
— Увы, памятка на то и памятка, что она весьма краткая и не объясняет всех деталей, — покачал головой отец. — Рейтинги общие, но это не мешает существовать отдельным… эээ… подрейтингам… для локальной конкуренции. Внутри курса, внутри учебной группы… Система позволяет сформировать гибкую выборку из любых указанных студентов. Если ты занимаешь высокие места в этих локальных группах, это тоже даёт тебе бонусы, пусть и не такие серьёзные. И их не указывают именно потому, что этих бонусов великое множество, распределяются они по никому не известным схемам, и частенько ты даже не в курсе о их существовании — просто в какой-то момент Система выведет тебе сообщение, что ты молодец и теперь можешь пользоваться какими-нибудь дополнительными удобствами. Элемент недосказанности в этом деле оставили намеренно. Все любят сюрпризы.
— Ну хоть какие-то примеры можно было оставить? — недовольно поджал я губы. — Столько ненужной хрени в этот буклет напихали, а действительно важное вырезали.
— Вы всё узнаете сами в первые же дни, не беспокойся, — громогласно хохотнул Отто. — Часть расскажут преподаватели, часть — старшие курсы, какие-то обрывки будут знать новички от своих родственников, которые тоже там обучались. Так, обмениваясь слухами, постепенно выстроите общую картину. А слухи в Академии распространяются со скоростью пожара. Хочешь, не хочешь — а узнаешь. Что же до примеров… ну, мы с Мишкой не самые талантливые маги, конечно, но некоторое количество преференций за время учебы ухватили. Помнится, на третьем курсе я умудрился чудом попасть в тройку лучших на потоке, и мне дали двухнедельное право на посещение преподавательских сортиров…
На лице Отто проступило мечтательное выражение, смягчившее его угловатые, резкие, словно вырубленные из камня черты. Я невольно фыркнул:
— А что-то более полезное?
— Ничего, Марк, вот заселишься в общежитие — и поймёшь, насколько это… важный бонус, — издал тихий смешок отец. — Что же до более полезных — их множество. Новых студентов ограничивают во всём, и самые слабые и ленивые живут с этими запретами до самого выпуска. Тебя банально в город не выпустят, пока ты не докажешь, что достоин этого. Да и половина кампуса будет для тебя закрыта. Даже качество еды в столовой зависит от места в рейтингах, что уж там. А чтобы получить более вкусную — нужно либо выйти за пределы кампуса, либо купить её за внутреннюю валюту, которую тоже получить не так уж просто. В общем, поверь, поводов для конкуренции хватает.
Нахмурившись, я пролистал буклет повторно. В первый раз я не видел ни единого слова о том, что будущих магов настолько сильно ограничивают. Во второй… размытые намёки имеются, но если не знать, о чём речь, то так сразу и не поймёшь. Ещё и какая-то внутренняя валюта, о которой тоже лишь пара упоминаний…
С отвращением захлопнув бесполезную книженцию, я пожелал отцу с дядькой спокойной ночи и поднялся наверх. Умывшись и переодевшись, проскользнул мимо похрапывающего брата, улёгся на кровать и невидящим взглядом упёрся в потолок.
До начала учёбы оставалась всего пара недель: ПАМИР с высокой колокольни плевал на стандартный учебный год с летними каникулами, выходными и прочими ненужными излишествами. Реальных выходных в Академии было три: день Основания (двадцать восьмое января), день Реформы (четвертое мая, день, когда в ПАМИРе появилась Система) и Галаксия (второе апреля) — древний праздник в честь Матери-Магии, берущий истоки ещё в Древней Греции. В остальное время учебный процесс не останавливался ни на минуту — благо, жесткого расписания также не имелось, и формально ты мог устроить себе свой личный выходной в любой момент. К тому же на старших курсах тебя могли отправить на выездную практику — тоже, в каком-то смысле, отдых. Особенно если повезёт с местом.
Из десятков абстрактных мыслей о грядущем, крутившихся в голове, внезапно выделилась одна, более конкретная. В еде я неприхотлив, так что слова отца о том, что первое время, вероятно, кормить нас будут так себе, меня не особо взволновали. Но в голове отложились. К тому же, как известно, запас карман не тянет. Поэтому помимо одежды и личных вещей, стоит закупить калорийной и долго хранящейся еды хотя бы на недельку. Мало ли что.
Представив вытянувшиеся от удивления лица однокурсников, когда я заявлюсь в первый день в общагу с ящиком тушёнки на плече, я тихо фыркнул, сдерживая хохот.
Надо только уточнить заранее, не запрещено ли и это в том числе. Вдруг там все личные вещи на входе отбирают, чтобы все были в равных и одинаково хреновых условиях.
Я бы не удивился.
— Удачи, Марк, — потрепал меня по голове отец. — Как только появится возможность связаться с нами, или, чем чёрт не шутит, выйти в город — пошли весточку. Впрочем, думаю, в ближайшие полгода тебе это навряд ли светит…
— А ты меня не проводишь?
— Неа. Конечно, как выпускник, я могу спокойно зайти с тобой и довести до самой общаги… но это не принято. Да и чем раньше ты привыкнешь полагаться исключительно на себя — тем лучше.
Вздохнув, я кивнул и крепко обнял отца. За последние годы я привязался к нему даже больше, чем к родному. Хотя реальных родителей я тоже не забывал, но… они мертвы, и с этим ничего не поделать. Если вначале я не использовал слова «отец», называя приютившего меня гвардейца в основном по имени — отчества у сироты Михаила Керенского не имелось — то уже спустя пару лет незаметно перешёл на обычное «папа». Первое время внутри что-то царапало, словно этим я предавал настоящих маму с папой. Но постепенно прошло. Да и не думаю, что они были бы против…
Помахав рукой отцу (с братьями и Настькой я попрощался заранее — какой смысл тащить их к самому входу в Академию ради этого), я, крякнув, закинул на плечи набитый битком походный рюкзак. Подтянув лямки, повесил ещё одну сумку на плечо, и взял по огромному баулу в каждую руку.
— Уффф…
Навьюченный так, что даже идти было сложновато, я топал по удивительно малолюдной аллее парка, тяжело дыша и то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Парк был небольшим и находился сразу за уже знакомым мне парадным корпусом — достаточно было пройти его насквозь. Там я надолго не задержался: прямо посреди холла стоял внушительный стенд с огромной, ярко-алого цвета надписью «Абитура», плавающей прямо в воздухе. Парочка симпатичных девушек, стоящих у стенда, быстро проверили мои документы, после чего выдали узкий чёрный браслет и подсказали дорогу до общежития.
И теперь я, багровея от натуги и тихо радуясь отсутствию палящего солнца, крайне вовремя скрывшегося за сизыми тучами, тащился по указанному адресу, пытаясь не заблудиться. Благо, идти было недалеко, и за очередным поворотом аллеи я разглядел прямо по курсу свою цель: внушительных размеров многоэтажку. Серую, унылую, потрёпанную. Я даже замер на мгновение — настолько сильно это здание контрастировало с общей ухоженностью и даже роскошью вокруг.
Внутренняя обстановка оказалась под стать внешней: облупившаяся краска на стенах, пыль, грязь и запустение. И ни единого человека. Поскрипывая половицами, я прошёл к стене небольшого вестибюля и поставил баулы на скамейку. С облегчением разминая затёкшие руки, оглянулся и неуверенно крикнул:
— Есть тут кто?
Тишина. В полном замешательстве я потёр лоб, пытаясь понять, что делать дальше. Было бы логично, если бы здесь имелся какой-нибудь комендант… или вахтер… хоть кто-то, кто мог подсказать новичку, куда ему двигаться. Но я уже начал понимать принципы работы ПАМИРа — бросай добро… то бишь, студента в воду, и пускай он сам разбирается. С другой стороны — ну хоть какие-нибудь подсказки должны иметься? Или я могу просто подняться на любой этаж и занять любую свободную комнату? Если это вообще жилое здание и я ничего не перепутал.
Последнее стоило проверить — и я достал уже потрёпанный буклет (хорошо, что далеко не убирал), вынул из него сложенную вчетверо карту кампуса и быстро отследил своё местонахождение. Всё верно, некое «общежитие первого ранга». Точно так же мне сказали те девчонки в главном корпусе.
— О, привет, — сзади раздался радостный бас, которому позавидовали бы многие оперные певцы. — Тоже новичок?
Обернувшись, я воззрился на обладателя сего богатырского голоса, и невольно разинул рот. Огромный, поистине огромный мужчина — мальчиком такого язык не повернётся назвать. Косая сажень в плечах, рост за два метра, нечёсаные иссиня-чёрные космы падают на простоватое лицо, придавая ему некую звериную нотку. Словно медведь встал на задние лапы и научился говорить.
— Д-да, новичок, — замерев на секунду, я справился с неловкостью и протянул руку. — Марк Землянский, приятно познакомиться.
— Аррун Ворон, — осторожно пожал мне руку богатырь. Она буквально утонула в его лапище, так что осторожность была нелишней. — Вижу удивление на твоём лице, так что скажу сразу, во избежание недоразумений. Я не из ваших.
— Не из Российской Империи? — удивлённо уточнил я.
— Не из людей, — улыбнулся Аррун, на мгновение обнажив частокол белоснежных зубов. И клыков в этом частоколе было чересчур много.
Я невольно вздрогнул. Переборов желание сделать шаг назад, хриплым голосом спросил:
— Алтайский Прайд? Не думал, что наши с вами отношения потеплели до такой степени.
— Он самый. Собственно, я первый из берендеев, кто будет у вас учиться. Пробная мохнатая птичка, — вновь широко ухмыльнулся собеседник.