Глава 5
Псков,
1939 год
При полном неумении пилотировать Аня очутилась в летной школе города Энгельса лишь потому, что торжественно обещала Далису, что будет врать. При этом девушка, единственная дочь в бедной семье, была традиционно воспитана в строгости и выросла образцово честной.
Аня родилась недалеко от эстонской границы, западнее Пскова, родного города ее отца, в избенке над Чертовым озером. Говорили, это небольшое круглое озеро образовалось при падении метеорита, и никто не знал, есть ли у него дно. Даже в разгар лета, в самую жару, черная вода оставалась ледяной и иногда отливала багровым. По легенде, земля до сих пор была пропитана кровью, пролитой во времена Ивана Грозного, и кровь сочилась в озеро. За долгие века сотни тысяч людей расстались с жизнью на этих землях, могилы и груды незахороненных тел изменили рельеф местности. Там и сям каменные или деревянные кресты и огромные круглые церкви нарушали простор, заросший дикими, в человеческий рост травами, кое-где виднелись густые березовые рощи.
Анины родители твердили дочке об опасностях озера. Но отважная девятилетняя девочка тайком переплыла его, воодушевленная Далисом. Она убедилась, что вода озера и впрямь очень холодна, но от этого не умирают, а кровь убиенных не превратилась в яд.
Аня была готова одолевать любые трудности, боялась она лишь непроглядной тьмы. Далис жил на противоположном берегу озера, так близко, что она могла со своего берега подавать ему знаки. Но когда им хотелось встретиться, Ане приходилось пробегать два километра по тропке вдоль берега, заросшего густым ельником. Долгими летними днями прогулка была приятной, но в зимние сумерки дорога пугала и казалась бесконечной. Еловые ветви зловеще перешептывались, и Аня старалась не вспоминать жуткие истории, которых наслушалась с раннего детства. Она проделывала этот путь каждый будний вечер, чтобы брать уроки чтения у матери Далиса. Та гордилась, что смогла влиться в армию учителей, которая заменила прежних педагогов, открыто придерживавшихся антибольшевистских убеждений и большей частью уничтоженных в ходе репрессий. Сыну она дала революционное имя — по буквам лозунга: «Да здравствуют Ленин и Сталин!» Мать Далиса рассказывала детям о великих победах Гражданской войны и о теории марксизма-ленинизма, обучала их по букварю Доры Элькиной[3], которым, по ее мнению, должен был пользоваться каждый советский человек. Букварь внедрял новую доктрину, которую ученики быстро усваивали путем зубрежки: на смену прежним нейтральным фразам вроде «Щи да каша — пища наша» пришли энергичные формулы: «Мы не рабы, рабы не мы».
Зимними вечерами, стоило Ане в конце пути увидеть теплый свет окон домика ее друга, она кидалась вприпрыжку вперед и из последних сил барабанила в дверь. Войдя, она тотчас забывала о своих страхах.
— Тебе страшно, Аннушка? — спрашивал ее закадычный друг.
Аня знала, что он вернется с колхозной стройки, где целый день дробил камни для расширения зерносклада или рыл придорожную канаву, и проводит ее после урока, даже не поужинав.
Суровая зима приходила на смену влажному континентальному лету, двое детей росли. Улучив свободную минуту, они убегали в поля, наблюдали за живностью и играли в прятки в зарослях высоких трав.
Жарким августовским днем, когда нещадно палило землю, а стрекозы так и сновали над неподвижным Чертовым озером, едва не задевая поверхность воды, Аня в них влюбилась. Она смеялась, глядя, как стрекозы резвятся в тростниках, спариваются на лету: одна — выгнув тельце дугой, чтобы проникнуть в другую.
— Смотри, какие они шустрые! Можно подумать, все им нипочем и никто не собьет их с пути! — заметил Далис.
Они всматривались в грациозные стрекозьи пируэты: внезапные развороты, стремительные броски в сторону без потери скорости. Но Анина любовь к стрекозам померкла в тот день, когда на крышу их дома сел орел. Несколько дней хищник описывал поблизости круги, охватывая крыльями полнеба. Он заигрывал с ветром, потом камнем падал в пшеничное поле и взмывал вверх с зажатой в когтях мышью. Тогда-то Аня и поняла, что тоже хочет научиться летать и быть свободной, как воздух.
Теперь Аня только о том и мечтала. Она все уши прожужжала своему другу, что в один прекрасный день станет летчицей. Далис добродушно посмеивался над ней, но Анина решимость восхищала его и пугала: он чувствовал, что однажды их вольному братству придет конец.
Далис и Аня давно заподозрили, что жизнь готовит им сюрпризы не только на берегу Чертова озера. Девушка с мальчишескими повадками хотела переломить судьбу. Загоревшись речами Сталина, желавшего привлечь молодежь на строительство могучей нации, перед жизненной силой которой остальной мир поблекнет, Аня была не в силах сидеть сложа руки. Война уже вспыхнула по соседству в Европе, и девушке не терпелось хоть что-то предпринять. Решение подсказал ей Далис. Как-то утром он протянул ей газетную статью со словами:
— Вот кое-что поинтереснее, чем работа на колхозном поле, Аннушка.
Аня схватила листок и с жадностью пробежала строки заметки.
— Ты прав! Работать на строительстве московского метро — это для меня!
У Далиса сжалось сердце при мысли, что он может навсегда расстаться с подругой. Но все же он восхитился открывшемуся благодаря ему будущему Ани. И был готов отправиться вслед за ней.
— Смотри, тут пишут про женщин, которые работают наравне с мужчинами. Видишь фотографию девушки с отбойным молотком?
Аня выпятила грудь колесом, напрягла мускулы, вздернула подбородок, уперлась кулаками в бедра, передразнивая позу молодой работницы, и тут же прыснула со смеху. Рассмеялся и Далис.
— Но я слишком молода, — вздохнула Аня.
Далис успел об этом подумать. По правде сказать, он успел подумать обо всем.
— Насчет возраста тебе нужно немного приврать. Для достижения целей у буржуя есть деньги, у пролетария — ложь. И тебе придется соврать не раз, если хочешь укротить судьбу. Для тебя это единственный способ добиться цели — стать кем тебе хочется.
Эта мысль запала Ане в душу, и однажды утром Далис увидел на пороге своего дома подругу с маленькой котомкой за плечами, в которой было сложено все ее нехитрое имущество.
— Далис, я пришла попрощаться.
Он остолбенел. Анины слова и ее стремительный отъезд лишили его дара речи. Девушка развернулась и быстро зашагала прочь. Далис бросился вслед и схватил Аню за руку.
— Но молчи, Далис, пожалуйста. Я только что прощалась с мамой, оставила ее в слезах…
Распахнутые Анины глаза тоже были полны слез. Биение ее сердца придавало девушке решимость прожить другую жизнь, большую, значительную. Далис прикусил губу. Перед ним стояла та, что выросла на его глазах, он видел, как она укрощала свои взрывы смеха, как изменила прическу на более женственную, как повзрослела. Он наблюдал, как в ней пробуждается молодая женщина, которой она готовилась стать, но которую еще упрямо скрывала, мечтая о великой и героической судьбе. Перед Далисом стояла та, кого он всегда любил и кого должен был отпустить хотя бы потому, что его недавно призвали на фронт. Но об этом, об уготованной ему судьбе, он ей не сказал.
— Все будет хорошо, Аня. Помни о моих словах.
Девушка отвернулась и посмотрела на мрачные воды озера, в которых отражалось небо, потемневшее от взъерошенных туч. Задул ветер, птицы умолкли. Она закрыла глаза, будто прячась от наступающей грозы, и прошептала:
— Обещаю, Далис, я буду врать напропалую!