Глава 49
Цимлянский заказник,
сентябрь 2018 года
— Но как тебе удалось получить доступ к секретным архивам НКВД? Это невозможно!
— С компьютером возможно все, — ответил Павел. — В те годы, к счастью для нас, по всякому допросу составлялся протокол, все сомнительное анализировалось, препарировалось и архивировалось.
Павел развернул планшет к Диме и Василию. Промотал нумерованные пожелтевшие от времени листы дела семидесятипятилетней давности. Машинописный текст был вполне читаемым.
— Смотри, тут листов тридцать. Расследование тянулось до конца 1943 года. Аня Любимова оказалась в центре следствия. Год с лишним, во время разгрома немецкой армии в нескольких крупнейших сражениях, группа советских офицеров сосредоточилась на судьбе летчицы — или, лучше сказать, они ожесточенно копались в деталях ее жизни.
— Вы заметили? — спросил Дима; он провел целый час бок о бок с Павлом, вчитываясь в материалы дела Ани Любимовой. — Все допросы вел один и тот же человек, некто Иван Голюк. — К этому делу приложен протокол другого допроса. Довольно странный, не находите?
— Ну да, он помечен 1944 годом. На этот раз роли, кажется, поменялись. Человеку, который открыл дело и провел все предыдущие допросы, теперь приходится отвечать.
Дима прочел вслух фрагменты, которые привлекли всеобщее внимание:
Алексей Гулин. Хороших пленных не бывает. Только трусы. Если ты еще жив, то потому, что тебе не хватило мужества покончить с жизнью.
Иван Голюк. Я вернулся лишь потому, что располагаю сведениями, которые чрезвычайно важно передать и которые важнее моей собственной судьбы.
Алексей Гулин. Где ты попал в плен?
Иван Голюк. В Донбассе. Я случайно попал в расположение противника. Некоторые обстоятельства не оставили мне выбора. Сколько тебе лет?
Алексей Гулин. Здесь я задаю вопросы!
Иван Голюк. Года двадцать два, не больше. Я заметил, что чем моложе ведущий допрос сотрудник НКВД, тем он более жесток. Это потому, что вы взрослели в эпоху больших чисток и всеобщего страха. И теперь не боитесь ничего.
Алексей Гулин. Великую страну строят не те, кто боится, а те, кто внушает страх.
Дима присвистнул.
— Похоже, для Ивана Голюка запахло жареным, — хмыкнул Павел.
— На многих десятках страниц разговор идет о летчицах 586-го и 588-го полков, — подытожил Дима. — С чего бы вдруг Голюку пришлось отчитываться по делу, которое он сам завел?
Павел продолжил читать:
Иван Голюк. Ты уже был влюблен? Только женщины и могут немного скрасить нашу жизнь. Однако мы были не в восторге оттого, что они прибыли в часть.
Алексей Гулин. Почему?
Иван Голюк. Потому что мы боялись, что не покажем себя настоящими мужчинами рядом с ними. Мы боялись, что будем не такими смелыми, как они. Желание отступило на второй план. А фрицы прямо-таки бесились оттого, что женщины им нос утерли. Три женских полка им чертовски кровь попортили.
Алексей Гулин. А те, что исчезли одновременно с тобой, в марте 1943 года, какие они были?
Иван Голюк. Ты хочешь знать, были ли они красивыми, сильными и эффективными? Сказать так — значит не сказать ничего, они были хуже… Звездами. Но я не знаю, что с ними стало. Никто не знает. А я пытался найти их. Я подозреваю их в…
Алексей Гулин. В предательстве, в дезертирстве, знаю. Хочешь знать мое мнение? Я думаю, ты просто ревновал. Оксана Константинова попала на первую полосу газет. Вот ты и взъелся на нее и ее подругу. Ты решил учинить над ними расправу. Если до сих пор летчиц не нашли, то потому, что ты сам заставил их исчезнуть. Но Константинова была невестой офицера, близкого к Жукову…
Допрос обрывался на полуслове.
— А Жуков, это кто? — спросил Павел у товарищей.
— Маршал, заместитель главнокомандующего вооруженными силами во время войны. Очень влиятельный человек. Этот Голюк был из тех политруков, кто злоупотреблял властью и делал жизнь солдат невыносимой. И, надо думать, он был очень зол на Аню и Оксану, раз всадил им пулю в лоб, — закончил Дима.