Польский рассказ

Ян Добрачинский СТАРЫЕ И МОЛОДЫЕ

Бенуцци ждал Анджея в баре аэровокзала.

— Прошу сюда, — и он пригласил его за столик. — У нас есть немного времени. Только что передавали — вылет самолета откладывается.

— А что случилось?

— В Риме вчера были студенческие беспорядки. И как будто серьезные. Есть убитые и раненые. Не исключено, что в связи с этим рейсы задерживаются. Но это, верно, долго не продлится. Студенческие беспорядки здесь частенько, можно уже было к этому привыкнуть.

— Ну что ж, подождем.

— Час назад звонил директор. Он хотел знать наверняка, что мы для вас сделали все. Прошу вас — вот билеты. А это — чековая книжка. В конверте — пятьдесят тысяч на случай, если у вас сегодня будут расходы. На улице Фумунчино вас ждет машина отеля «Астория». Номер заказан. Вечером к вам явится чиновник римского бюро. Можете располагать им как своим личным секретарем. Я также позвоню вечером. Мне необходимо заверить директора, что вы устроены.

— Спасибо.

— Я поставил также в известность синьора Карватта.

— Вы отправляете меня словно ценную посылку.

— Нет, вы отнюдь не посылка, но я знаю, как важна для директора ваша поездка в Рим. Впрочем, и для нас всех также.

— В самом деле?

— Интересы директора — наши интересы. Ну, я разобрался в обстановке и вижу, что придется ждать дольше, чем я предполагал. Может быть, выпьем чего-нибудь?

— Согласен.

— Я бы предложил «Мартини». — Бенуцци поднял руку и, щелкнув пальцами, подозвал кельнера.

— Когда я выезжал из отеля, — сказал Анджей, набивая трубку, — на улице Мадженто взорвалась бомба; ее подложили в каком-то магазине…

Бенуцци пренебрежительно пожал плечами.

— Это случается ежедневно…

— Действительно? Здесь, в Медиолане?

— Во многих западных странах, не говоря уже о Штатах. Вы ведь приехали из Норвегии, а что, там дело обстоит иначе?

— Может, и не иначе. Я сижу в глухом углу, где такие вещи еще не стали обыденными. А здесь я чувствую себя словно человек, заблудившийся в джунглях.

Бенуцци рассмеялся.

— Понимаю. Ну что ж — идет борьба…

— И кто же с кем борется?

Секретарь перестал смеяться. Его ловкие пальцы играли ножкой рюмки. Глаз он не поднимал.

— Борются все. Молодые со старыми тоже. Со старшими, — поправился он. — Те, кому двадцать, с теми, кому под пятьдесят…

— Сыновья с отцами?

— Ну, что-то в этом роде. Сыновья, не желающие ждать, когда отцы уйдут.

Висевший при входе в бар телевизор громко выдавал какую-то информацию. Бенуцци замолчал прислушиваясь.

Потом произнес:

— Да, придется ждать еще.

— Итак, вернемся к нашей дискуссии. — Анджей поднес спичку к трубке, которая погасла. — То, что вы говорите, неубедительно. Конфликт между поколениями существовал всегда…

— Да, действительно, конфликт существовал всегда, — признал Бенуцци, вертя в пальцах пустую рюмку, — но теперь этот конфликт перерос в настоящую войну. Раньше молодежь роптала, бунтовала, а сегодня готова просто воевать. Она никак не хочет согласиться на то, чтобы старые… старшие, — снова поправился он, — строили мир на свой лад. А кроме того, изменились вообще методы… Я могу еще заказать по одной?

— Пожалуйста.

— Официант, — снова щелкнул пальцами секретарь, подав знак кельнеру принести новые рюмки.

— В таком случае, — Анджей поднял взгляд на секретаря, — меня интересует, сколько вам лет, — с минуту он рассматривал его, — выглядите вы на двадцать пять.

— Попали в точку. Именно столько.

— Ну и как, это не обязывает вас принять участие в этой борьбе?

Бенуцци долго и громко смеялся, словно услышал превосходный анекдот.

Но Анджей подозревал, что этим смехом он прикрывал свои истинные чувства. И он решил вынудить секретаря к более откровенному разговору.

— Итак, на чьей же вы стороне?

Бенуцци взял в руки новую рюмку.

— Если вы позволите, я выскажусь со всей откровенностью, — проговорил он. — Я являюсь служащим концерна и секретарем директора. Интересы предприятия — мои интересы.

— А на чьей стороне концерн?

— Концерн должен быть на стороне тех, кто готов заключить с нами торговое соглашение. Таковы правила в нашем деле…

— Чем же вы торгуете? Директор говорил о каких-то историях с опиумом.

— Этим мы тоже занимались. Дело было прибыльное. Концерн заработал на нем миллионы — разумеется, долларов. Но теперь это уже в прошлом. Столько на Западе развелось людей, торгующих наркотиками. В последнее время мы занялись другим. Должен похвалиться — это была моя идея.

— Ну и что же это такое?

— Простите, что-то объявляют. О, как раз о вылете вашего самолета. Можем перейти в зал ожидания.

Это был большой зал, полный закоулков и проходов. Фигуры пассажиров, ожидающих посадки на самолет, терялись среди автоматов со сластями и папиросами, среди пластмассовых светильников, висевших над телефонами-автоматами, пестрых афиш и сверкающих зеркал. Группу ожидавших составляли молодая женщина с маленьким ребенком, несколько грузных мужчин с солидными портфелями — очевидно, представители торговых фирм; еще несколько ничем не примечательных фигур, и среди них одетый во все черное господин с ярким галстуком.

Сбоку, в глубоком кресле, сидел красивый молодой мужчина с длинными, до плеч, волосами и светлой бородкой. На нем была цветастая рубашка и нечто напоминавшее фантастический гусарский мундир. Молодой человек выказывал явное нетерпение: он курил сигарету за сигаретой, поднимался, делал несколько шагов в том или ином направлении, громко стуча высокими каблуками. Потом снова бросался в кресло, закидывал ногу на ногу, демонстрируя подбитые гвоздями подошвы своих ботинок и пестрые носки, и снова хватался за портсигар.

На экране телевизора показалась голова дикторши, объявившей: «Пассажиров, следующих в Рим, просим на посадку…»

— Ну, так до свидания, — Анджей протянул руку Бенуцци.

— До свидания. — И секретарь с пылом пожал протянутую ему руку. — Мы очень рассчитываем на вашу помощь. Arrivederci. Я позволю себе позвонить вам между восемью и десятью.

Анджей двинулся в сторону выхода вместе с группой, которую заметил еще раньше. Из различных закоулков зала ожидания стали появляться и другие пассажиры, которых он до сих пор не видел. В проходе стюардесса в кокетливой шапочке проверяла билеты. Прямо перед Анджеем шел длинноволосый молодой человек в опереточном мундире. Анджей заметил в черных глазах стюардессы выражение восторга, чуть ли не благоговения.

— Ах, синьор Мазелло! — воскликнула она и, не глядя ни на билет, ни на молодого человека, сложила ладони словно в молитве. — В путешествие?

— Да. В Рим… — ласково усмехнулся тот. — Недалеко.

— Наверно, какое-нибудь выступление?

— Я пою завтра на одном большом сборище.

— Наверное, я услышу. Наверное. А могла бы я… могла бы я попросить у вас автограф? Ну и написать несколько слов… Меня зовут Анджела. Ах, я была бы так счастлива!…

— Сделаем, ma bella. Держи! — Он подал ей свой чемоданчик и положил на него листок, подсунутый стюардессой. Картинным жестом он поднял руку с карандашом и, потрясая головой и длинными волосами, принял глубокомысленный вид. Не обращая ни малейшего внимания на ждущих сзади людей, он вел себя словно на сцене. Поскольку его раздумье затянулось, стюардесса нетерпеливым жестом сделала знак пассажирам, чтобы они проходили, и бросала на их билеты чуть ли не гневные взгляды. Движением руки она торопила проходивших.

— Presto! Presto!

Наконец певец что-то написал, заключив свое изречение размашистой подписью.

— Ох, grazie, molto grazie!.. У меня будет на память такой чудесный подарок!.. — щебетала в восторге стюардесса, не сводя с певца умильного взгляда.

Длинноволосый наклонился, взял ее за подбородок и поцеловал в губы. На мгновение ее подкрашенные глаза закрылись, и она вздохнула. Мужчина провел рукой по ее плечам, бюсту, бедрам, бросил «ciao», после чего, не оглядываясь, направился к низенькому автобусу, где его ожидали следующие в Рим пассажиры.

Когда Анджей очутился в салоне самолета, он заметил, что две стюардессы громко о чем-то шепчутся, показывая на молодого человека с длинными волосами. Бросив остальных пассажиров, они побежали к нему. Обе наперебой старались услужить ему, укладывая чемоданчик и плащ на полку.

Певец принимал эти услуги как нечто само собой разумеющееся, не оказывая ни малейшего сопротивления. Он занял место в середине салона. Пошарив в цветной сумке, он вынул из коробочки таблетку и проглотил. Одна из стюардесс поспешно принесла ему стакан воды — запить. Певец вытянул ноги. Теперь пришла вторая и принесла подушку, которую подложила ему под голову. Когда ее о чем-то попросила женщина с ребенком, стюардесса отошла с надутым видом. А первая долго и старательно пристегивала певцу ремень на кресле.

Перевод И. Матецкой.