Последняя инстанция. Расследование (СИ)

Глава 9

Утро после таких вечеров-посиделок бывает не мудреней, а мудрёней. Сашка проснулся помятый, впрочем, как всегда. Отказался от глазуньи и пива, быстро собрался и понёсся выяснять связь между Кировским и Куприяновым. Так же на нём было четыре фигуранта по делу Гаргаевых. Договорились созваниваться, если что-то срочное. Если всё пойдёт в штатном режиме, вечером сбор на прежнем месте — в том же облюбованном нами кафе. На мне висела информация по Маслову и его семейству. Пришлось для начала дёрнуть Евграфыча. Опять с просьбой рыть — глубоко и быстро. То, что Сашка выхаживал ногами, я, нахал, получал, не выходя из квартиры. Евграфыч поставлял информацию как на конвейерное производство. Надо было только успевать классифицировать и вычленять нужное.

Долго ждать не пришлось. Евграфыч отзвонился буквально через полтора часа. Увы! — но практически ничего нового он мне сообщить не смог. Его поиски на просторах Интернета не дали мне, в общем-то, ничего. Всю судьбу бедолаги Маслова я знал и так, из скудных материалов дела. На сегодняшний, а также на вчерашний и позавчерашний день, Виктор Маслов был признан пропавшим без вести. А это значило, что тело его не было найдено или опознано. Вопрос с женой Татьяной тоже был весьма изящно закрыт. В архивах ЗАГСа, которые удалось открыть Евграфову, значилась дата смерти Масловой с весьма несмелым диагнозом: «острая сердечная недостаточность». Ну, вот и ни хрена ж себе — недостаточность! Это пуля в виске теперь так называется. Хотя, тридцать процентов смертей от суицида, в свидетельствах получают именно такой диагноз. Я, если честно, даже не представляю, с чем этот бюрократический синдром связан… Всегда делал скидку на то, что многие родственники перед похоронами всё же отваживаются взять на себя грех и заказать отпевание в церкви. А церковь, как самостоятельный бюрократический аппарат, смотрит в бумажку. Дырка в виске их мало интересует. Сердечная недостаточность, так сердечная недостаточность. Хотя, сейчас это к делу уже не относится. Надо быть, по меньшей мере, экстрасенсом высокого класса, ясновидящим или медиумом, чтобы чётко ответить на вопрос: «От чего умерла Татьяна Маслова?». И, как бы я не старался преобразиться в первого, второго или третьего, как бы не напрягал фантазию, логику и интуицию, я твёрдо осознавал: мне это ничего не даст.

Мы пропустили с Евграфовым данные по Татьяне. Разве что вскользь упомянули о том, что родители Масловой были мертвы на момент её собственной смерти. Раскапывать данные об их кончине я счёл бессмысленным: если трупу с дыркой в голове пишут «сердечную недостаточность», то ничего достоверного я из этих архивов не выужу. Надо, кстати, на досуге (и когда же, чёрт бы всё побрал! — этот досуг приключится?!) посмотреть внимательно статистику насильственных смертей с точки зрения на них работников ЗАГСа. Что-то мне раньше это в голову не приходило. Мы даём заключение о насильственной смерти, например, — асфиксию в результате повешения… Каким таким странным образом в видении чиновников ЗАГСов это повешение превращается в ненасильственную асфиксию. И что они делают с расчлененными трупами? «Смерть в результате потери органа (-нов)?» Бр-р!.. Люди, которые напрямую имеют дело со смертью, как-то чересчур циничны. Хотя, они пишут то, что выдаёт им справка из морга. Так что, похоже, это наш Екатерининский креативит. Отвлёкся опять, чёрт!

Всё, что удалось узнать о ребёнке Масловых — это вообще были горючие, но скудные слёзы. То есть, из всех имеющихся данных, собранных по крохам из разных баз, была смоделирована следующая конструкция: Масл. Е.В., 1985 г. р. Триндец! Надо родственников искать. Мы даже пола ребёнка не знаем. Куда это «Масл.» после смерти родителей девалось? Какой детский дом приютил одиннадцатилетнего ребёнка неясного пола с фамилией Масл.? Тьфу-ты! Во, шизня-то!

Я ещё раз перезвонил Евграфычу, долго и муторно объяснялся с ним:

— Ты, пойми, тёзка! Не в дружбу, а в службу! Давай так договоримся: я тебя нанимаю на работу. Во-первых, я тебе заплачу…

— Хм-м…

— Ну, хорошо! Контора тебе заплатит. Я договорюсь. Сейчас такой натиск на эти дела идёт, что готовы хоть хакерам, хоть бандитским шестёркам платить, не говоря уж о «барабанах», от которых, кстати, меньше толку, чем от тебя. Так что, ты не заморачивайся на эту тему: работа будет оплачена! Я тебе обещаю. Но работы будет много. Так, я тебя всё по мелочи дёргал, а здесь придётся по-крупному рыть. Надо до фига будет поднять архивов, данных, баз… Я, естественно, подключу наших спецов, но они найдут только то, что есть. А ты сможешь найти и то, чего нету. Ты почему-то знаешь, как это делается, а они почему-то — нет, — я попытался в меру способностей польстить Евграфычу. Тот был парень умный и хитрый, не повёлся:

— Да ладно тебе, Сергеев! Ты меня на лесть свою не купишь! И с каких это пор ты вдруг заделался частным сыскарём?! У вас же свои базы, открытые. Мне-то их ещё вскрывать надо, а для вас — всё, пожалуйста, читайте, как в читальном зале. Мне бы были такие доступы!.. — слышно было, как наглый компьютерный воришка информации облизнулся, как довольный кот.

— А ты иди к нам работать. С твоей головой, да с нашими базами…

— …Я буду зарплату иметь тыщ тринадцать, да? И перспективу халтурить — то есть, сливать инфу в СМИ, частникам и другим заинтересованным лицам?! Пока ты меня опять не поймаешь за руку и не скажешь: «Ай-яй-яй, Евграфов! Ты, сука, опять преступил закон! Поэтому сидеть тебе, Евграфов, падла — не пересидеть!» А дальше я свои мозги буду затачивать в тюремной камере, так?

«Так!», — подумал я, но вслух сказал другое:

— Ладно, тёзка! С вопросом о твоём трудоустройстве мы пока повременим. Но сейчас мне позарез нужна информация. И не скудная тупая инфа, а продуманный и проанализированный сюжет, по которому ты сам будешь, без моей подсказки решать, что и где тебе нужно искать дальше.

— И ни хрена ж себе! То есть, ты хочешь, чтобы я перелопатил весь инет, раскопал всю эту гнилую историю, а ты там, сидя на жопе ровно, только звёздочки получал за раскрытие?! Ну, ты нахал, Сергеев!

— Хочешь, я с тобой премией поделюсь? — устало спросил я. У меня в запасе ещё оставались местные спецы. У них, действительно, был богатый доступ ко всем видам архивов, баз и прочих кладовых данных, но почему-то все они поголовно «рыли» отсюда и до обеда. Анализировать информацию они не умели. Написано: «Масл.» — значит фамилия ребёнка — Масл. И кранты. На этом расследование у них заканчивалось. С чувством глубокого морального удовлетворения, они выключали компьютеры, пинком закрывали дверь рабочего кабинета и преспокойненько шли по своим делам: встречаться с девушками, любить жён, баловать детей и играть в свои долбанные компьютерные игры, в которые не доиграли на рабочем месте, — Выручай, Евграфов! Я в долгу не останусь…

— Ладно. Давай сейчас сделаем перерыв. Ты сконцентрируешься, напишешь на бумажке, а лучше — напечатаешь в «ворде» список вопросов и тем, и пришлёшь всю эту байду мне. А я уже буду делать выводы сам. Я, может, — голос Евграфова снова превратился в сытое мурчание ленивого кота, — открою детективное агентство потом! Тебя следователем позову… Без оклада… Пойдёшь?

— Пойду, — обречённо ответил я и отсоединился.

За час я набросал линию разработки информации. Что из чего вытекало, и что за чем следовало. Сценарий оказался весьма информативный и, оставшись довольным плодотворностью проделанной работы, я отослал «байду» Серёге. Через десять минут он перезвонил, утонил кое-какие вопросы, а, главное, заставил меня практически с нуля поведать ему все данные по делу. Я рассказал всё, что знал с самого начала, упуская собственное отношение к ситуации и личные эмоции, сопровождавшие расследование на всех этапах.

— М-да… Писателя из тебя не получится! — заявил компьютерный монстр и снова отключился.

Сашка отзванивался несколько раз. Не то, чтобы было что-то срочное, так, по ходу дела. «Я в тебя верю!» — заявил я приятелю, чем ввёрг его в какое-то истерическое веселье. Не дослушав заливистое ржание напарника, я отключил телефон, — До вечера!

К вечеру настроение изрядно поднялось. Мы вновь оккупировали в знакомой уже кафешке привычный столик и, сделав банальный заказ (водка, водка, солёные грузди — «Отменные грибочки, обязательно попробуйте!», расстегаи с рыбой и судачок, и ещё — водка), бодро принялись делиться информацией. Евграфов не подвёл. Всё, что можно было узнать, он узнал. Если что-то осталось за кадром — это было выше сил любого компьютерного гения, любого следователя и находилось уже вне материальной части следствия. Оставалось доверять интуиции, соображалке и профессиональному опыту.

Сашка отыскал родственников тех четырёх бизнесменов, которые достались ему в результате «честной» делёжки. С некоторыми он уже успел связаться по телефону и договориться о встрече. Судьба остальных была достаточно печальна. Они раздали долги за своих родных, продав всё движимое и недвижимое имущество, и большинство из них переехали в другие города. Естественно, они были в курсе смерти братьев Гаргаевых, уже успели отликовать и отрадоваться по этому вопросу. Тем не менее, большинство из них охотно согласились встретиться со следователем. Может быть, им приятно было вновь услышать подробности смерти их лютых врагов, уничтоживших не только благополучие их семей, но и зачастую, сами семьи. Вряд ли кто-нибудь сможет пролить свет на убийство пятилетней давности. Но меня интересовало сейчас совсем другое. Из числа родственников, друзей, близких, женихов и невест, пострадавших от «бизнеса» Гаргаевых, мне нужно было выбрать одного — стрелка. И он был где-то рядом. Я чувствовал это своей змеиной кожей, которой буквально обрастал, когда дело принимало совсем уж неприступный оборот. Я ужом готов был вползти в чужой дом, в офис, в папки с документами, в сейф, в душу, наконец, и не испытывал при этом ни малейших угрызений совести. Сейчас меня больше почему-то интересовали данные, выдранные с мясом из дебрей сети моим компьютерным гением. Он действительно сам делал выводы, сам находил конец оборванной цепочки, сам включал логику, и начинал поднимать документы в каком-то другом, одному ему понятном направлении. Его труд потряс моё воображение. Можно было поверить сразу во всё: в компьютерного бога, в приведения, в провидение, во всю чертовщину враз.

На какую глубину дебрей мировой паутины он смог уйти, не знаю, но Евграфов нашёл ребёнка Масловых. Его звали: Маслова… Евгения Викторовна, двадцать пятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения; место рождения: город Ленинград. В тысяча девятьсот девяносто шестом году, девочка была отправлена в Белоруссию, к двоюродной тёте Татьяны Масловой. Видимо, уже тогда начались разборки с Гаргаевыми, и, чтобы обезопасить хотя бы ребёнка от тёрок-перестрелок, вымогательства, похищения девочки и прочих деловых будней братьев-рэкетиров — её было решено спрятать у дальних родственников, в Витебской области. Памятуя о дальнейшей судьбе Татьяны Масловой, видимо, Виктор понимал, что делает. Каким образом бандиты не смогли найти девочку?.. Может быть, после смерти Татьяны и «пропажи» Виктора, в поисках ребёнка бандиты просто не видели смысла? Вот органы опеки, неясно, правда, с какой целью и с чьей подачи (не Виктор ли ожил?!), быстро подсуетившись, вернули девочку в Питер — все неясности опять за кадром. Есть некие заявления на имя органов опеки и попечительства Санкт-Петербурга от имени родственников девочки из сопредельного государства. Есть отказы со ссылкой на преклонный возраст белорусских родственников, их чересчур косвенное родство и далёкие от совершенства жилищные условия белорусской родни. После отказа им в опекунстве, ребёнок был отправлен в приёмник-распределитель Питера, откуда, судя по документам, девочку переправили в областной Воронежский детский дом. Евграфов даже выяснил его адрес. Девочка оказалась в Мировском детском доме посёлка Перелешино. Судя по тому, что детский дом был открыт только в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, девочка приехала туда уже в возрасте тринадцати лет. Де-евочка!.. Чёрт! Я почему-то втайне надеялся, что это парень. С девочкой было сложнее. Тем не менее, ей сейчас двадцать пять лет, и она вполне самостоятельный человек, способный на поступки и решения. Далее все данные превращались в какое-то подобие каши-размазни. В возрасте четырнадцати лет Евгению Маслову удочерила семья из той же Воронежской области, того же… чёрт, как же его?… посёлка Перелешино. Назовут ведь!.. Через три месяца Евгения сбежала от новоявленных родителей, добралась автостопом до Москвы, где и была поймана дежурным патрулём. Девчонка, в свои четырнадцать, выглядела от силы на десять, ну, в крайнем случае, на одиннадцать, и ночевать на вокзале ей было как-то не с руки. Патруль определил Евгению опять-таки в приёмник, где она честно призналась, что сбежала из дома. Её вернули в Воронежскую область, причём не родителям, а почему-то сразу в детский дом, хотя по процедуре, сопровождающим необходимо было отправить девочку в законную семью. Но та заартачилась, устроила форменную истерику. Провожающему неохота было с девкой-истеричкой связываться. Он, вопреки уставу, отвёз её в детский дом. Благо — посёлок только называется посёлком, а на самом деле — это небольшое село. В основном хуторские жители и работали в этом детском доме, бо другой работы на селе не было. Суть да дело… Это мы всё опустим… В пятнадцать лет девочку удочерил добрый богатый дядя из северной столицы. И всё. На этом история заканчивается. И хоть кукурузой заряжай! Сколько я ни тряс Евграфова, большей информации у него не было. Кто удочерил Евгению Маслову, меняла ли она имя и фамилию при первом удочерении, какие документы остались в детском доме от «доброго богатого дяди из Питера» — глухо! Если глухо у компьютерного гения, то и в детском доме со мной вряд ли поделятся информацией. Хотя запрос послать бы надо. А ещё лучше — скататься в Воронеж. Или в как его… Проплешино, тьфу ты! — будь оно неладно, всё равно забыл, хотя и старался фиксировать все изыскания Евграфыча на листке. Скататься… Тысяча триста километров — не в пригород съездить. А главное — что это даст? Если ни один архив не показывает дальнейшего пути следования по жизни дочери Виктора Маслова, то хрен мне в детском доме что-то путное ответят. Ладно, напишу завтра прокурорский запрос, подпишу у главного, не отвертятся. Девочек пятнадцатилетних они «добреньким богатеньким дядям» раздают! И ещё документы, наверняка, «потеряны». И ни единого фото — ни при поступлении, ни при усыновлении — так же не нашлось.

— Вот это совсем странно! — первый раз встрял Сашка в мой монолог. Он терпеливо выслушивал мой дикий рассказ, молчал и только недоверчиво хмыкал периодически. — Фото-то должно быть, по-любому! Они ж любят в личное дело всяких фоток насовать — как котят в хорошие руки пристраивают. Как без фото-то? У них, поди, и сайт должен быть…

— Ты, Саня, больше руководство наше слушай! Тебе ещё не то пригрезится. Сайт в детском доме, компьютеры в школах с выходом в Интернет, нанотехнологии в рамках урока труда… Ты в провинции давно был? Не в Кронштадте или Сестрорецке, а в реальной провинции?

— Ну, был… В прошлом году к дядьке под Таганрог ездил…

— Ну и как там в школах с Интернетом? — с откровенной издёвкой спросил я.

— А хрен его знает, как!.. Мы же не за партами сидели. Мы на рыбалку там, в баньку, туда-сюда… за раками, за осетрами ездили… Что нам в школах делать-то было? У дядьки даже младший сын уже помер. Спился. А уж школьного возраста — во всей округе — три с половиной пацана. Да и те в школу не ходят.

— Почему три с половиной-то? — я даже растерялся, — Половина-то откуда?

— Да три нормальных, а один — форменный дебил. Ни читать, ни писать… Говорит-то с трудом… Чего взять — там пол-деревни — алкашня…

— А три-то оставшихся, что — не учатся?

— Не… На хрена им учиться? Школу закончат — их в армию загребут. А так, без начального среднего — не тронут.

— Аргумент, — язвительно заметил я, — а школа как на это смотрит?

— Проснись! Какая школа? Ближайшая школа — за пятнадцать километров от их села. А их старую деревенскую уже лет двенадцать как закрыли. Нерентабельно сказали. Сначала автобус их, подкидыш, до школы возил, а потом сломался. Решили, что за тремя пацанами… их село-то на самом отшибе стоит… нечего соляру топить и на новый автобус раскошеливаться. Такая вот, блин, нанотехнология! Там и в городе с Интернетом беда…

— Им же вроде по какому-то указу должны были каждый класс снабдить компьютером с выходом в Интернет! — я продолжал наивно упорствовать.

— А указа никто не отменял, — Сашка состроил горькую гримасу, — Только в этом указе ничего не указано, что в сельские школы ещё электричество положено…

— Твою мать!.. Так что ж ты мне тогда про компьютерный архив в каком-то Проплешино талдычишь?! Откуда ему там взяться?

— Ну, детский дом — другое дело. Это организация отчётная. У них архив должен быть. Тем более, если он в девяноста восьмом только создан, — от Сашки не укрылась ни одна маломальская деталь из моего рассказа, — Скорее всего, он там есть. Иначе, как они могли детей пристраивать?

— А никак они их и не пристраивали. Своим же, в деревню и сплавляли. Её же в первый раз местные и усыновили… Тьфу, удочерили… Ну, от которых она дёру дала…

— А как там дядька из Питера нарисовался? Как он девочку выбрал? У экстрасенса спросил: «Где моя невеста названная?!..» И попёр в Зажопинск невесту усыновлять?

— А с чего ты взял, что он её фото видел? Приехал в этот, как ты его называешь «Зажопинск», посмотрел бумажную картотеку, где на каждом титульном листе фотка присутствует, и выбрал. И свалил с ней обратно в столицу. В бордель, например?! Не допускаешь такую возможность? И что дальше, где искать?

— Ну, как где? Надо перекопировать на флешку все фотки питерских путан определённого возраста и ломануться в это Проплешино!

— Перелешино, — машинально поправил я, — Перелешино оно называется. Я надеюсь, ты шутишь?!

— Шучу, шучу! Может, добрый дядя вовсе не в бордель девицу отвёз, а в домработницы к себе в Юкки или Сестрорецк? Ну, а заодно, в качестве наложницы. Ну не век же ему на таджичек пялиться. А так на халяву, молоденькая девочка в рабстве! Любо-дорого!

— Блин, Саня! И так тошно. Чуешь — концов не сыскать?!

— Чую, Серый, чую! — Сашка перестал ёрничать, — Если вдуматься, надо хватать запрос от городской и переть в этот детский дом. И трясти их, пока всё из них не вытрясешь.

— А если — пустышка? Если эта девица живёт себе спокойно, танцует где-нибудь стриптиз, или поёт в какой-нибудь «фабрике»?.. И ни сном, ни духом? Что я за неё так ухватился-то?!

— А ухватился ты за неё, потому что остальные — ещё большие, и уже заведомые пустышки. Я, конечно, с этими родственниками встречусь, но, боюсь, толку от этого будет — ноль. Они, конечно, в счастье все, что Гаргаевых шлёпнули. Мог даже кто-нибудь из них собственноручно это сделать — очень уж они там опустили всех нещадно… Но, чтобы киллера нанимать — это что-то выше моего понимания… Ты глянь — цыпа твоя, ну, судьба которая, опять здесь. Опять дрянь свою цикломеновую попивает. В нашу сторону уже не смотрит…

— Да отстань ты с цыпой своей! Не до грибов сейчас. Надо было так запутать всё! И ещё сами допутали! Следователи, ядрён батон! Может, мне и вправду, в частные сыщики податься? Хоть не стыдно будет народные деньги в пустоту транжирить. Так — поймал — получил гонорар. Не поймал — не получил ни копья! Милое дело!

— Если ты так в частных сыщиках косячить будешь, то ещё можно по хлебалу «получить» от недовольных заказчиков. Это тебе не корками махать! Это, брат, частный бизнес! А у него законы крутые! И цыпа эта, кстати, не моя. Ты ещё вчера хныкал, что судьбу свою упустил, — Сашка приторно ухмыльнулся, — Подойди. Узнай хоть, как судьбу зовут.

— Ага! Ты мне на танец её ещё предложи пригласить! «Разрешите милая девушка, пригласить Вас на танец! Танцевать мы с Вами будем молча, потому как в башке моей солдафонской крутится куча трупов, двое из которых ещё пять лет назад образовались!» Ну, как? Подойдёт, как вариант для знакомства?

— Дикий ты человек, Сергеев! Дремучий просто! У тебя для симпатичной девушки других слов не найдётся? — напарник откровенно измывался надо мной.

— Нет! Пока не найдётся! Вернусь из Воронежа, тогда и потанцуем, — я твёрдо решил прокатиться на поезде до Воронежа и обратно, — Не уверен я, что из этой затеи что-нибудь выйдет, но для очистки совести, съездить надо. Ну, не может такого быть, чтобы там — ни сном, ни духом! Вытрясу из них хоть под дулом пистолета…

— А что ты к этой Масловой прицепился? Другие фигуранты отпали? Или интуиция? — Сашка напрягся. Он знал о моих способностях из сотни подозреваемых вычленять одного-единственного, и не промахиваться, — Странно как-то! Девка чтобы за ружьё взялась!.. И потом, давай вспомним эпизод в Тарховке! Там же чётко было экспертами сказано: «мужская слюна»! И, причём наши наимудрейшие криминалисты не пальцем ведь деланы! Сообразили образец слюны Кировского взять. Не его слюна. Так что там всё чисто — мужик убивал.

— А что, если заманила девка, колола героин девка, а потом, уже полутрупу, минет мужик делал?..

— Ты в себе? На кой хрен это было надо?

— Ну-у… Ну, чтоб следы запутать! На ложный след навести… — мне казалось, что я хожу где-то рядом с решением, но оно, как и мои мысли-скакуны, ускользает от меня, растворяется где-то рядом в воздухе, — Ладно! Я еду в Воронеж трясти тёток приютских, а ты тут на делах. Встречайся с родственниками потерпевших от Гаргаевых. Держи руку на пульсе на предмет Новикова…

— А что Новиков — он аки партизан будет молчать.

— Ну, я не знаю. Думай сам. Проверяй ежедневно его почту, отслеживай его любые перемещения по сети: чаты, форумы, заглядывай туда, где он эту фразу странную оставил… Ну, поставьте, наконец, телефоны его на прослушку! Раз раньше не догадались… Работай! Да! И не забудь выяснить возможность знакомства Куприянова с Кировским. А то как-то это вылетело из внимания! Давай, по домам!

Встав, я бросил беглый взгляд в сторону столика, за которым сидела та самая девушка, которой уготована была перспектива стать моей судьбой. Она сидела на том же самом месте, и смотрела на меня так же пристально. Уже уходя, я подмигнул ей. Девица подмигнула в ответ и подняла в мою сторону бокал с ужасающим по цвету пойлом. Я послал ей что-то наподобие неуклюжего воздушного поцелуя, и, немного смущаясь, быстро вывалился из кафе, вслед за напарником.