Последняя инстанция. Расследование (СИ)

Глава 27

Через десять минут я уже сидел в кабинете местного участкового. Было большим везением застать его среди бела дня на рабочем месте. Ещё большим везением оказался компьютер на его столе. Мы вместе просмотрели уже изрядно надоевшую мне запись, дружно попеняли службе охраны за качество камер слежения. Участковый внимательно изучил видео, просмотрел фотографии. Ему парень был незнаком. Он говорил об этом с такой уверенностью, что у меня отпали все сомнения. Пацан не местный. Он был не разовым сообщником, он был подручным киллера. Что он делал в машине, для нас так и осталось загадкой. Что ж, бабульки и участковый здесь, действительно, бессильны. Если бы парень был местным наркоманом, кто-нибудь из них, а скорее и те, и другой его бы признали. Ну, хоть понятно стало, что у киллера есть сообщник. Хотя я и раньше склонялся к этой версии. Вполне вероятно, что этих сообщников несколько. Кто-то стреляет, кто-то отправляет письма с некоторым опозданием, кто-то ловко отключает сигнализацию в машине, кто-то открывает люки, кто-то в них умело залезает и так же умело портит в машине тормоза… Если бы это был один и тот же человек, я бы очень удивился. И очень бы расстроился. Поймать специалиста такого широкого профиля под силу не каждому оперу. Даже дюжине хороших высококлассных оперативников непросто справиться с одним вот таким хитрым, умелым, наглым и уверенным в себе преступником. Вот и психологический портрет готов. Знать бы ещё, сколько их, этих преступников. Сколько сообщников. Сколько потенциальных жертв. Теперь что, ко всем, кого судья сочтёт невиновным, но, кто виновен по мнению мстителя, охрану приставлять? Хорошие дела…

Позвонил Сашка. Сухим, официальным тоном сообщил, что всё, что можно про Евгению Маслову было узнать, он узнал и готов поделиться информацией немедленно. Слово «немедленно» было произнесено, как явный намёк. Сашка, безусловно, имел в виду ежевечерние посиделки в «Поляне». Я вежливо сменил тему, пытаясь выудить у напарника новую информацию. Сашка долго отнекивался, потом, осознав, что сегодня вечер не задался, разъяснил мне ситуацию.

У Дмитрия Анатольевича Рудого своих детей не было. Его жена долго и мучительно лечилась от бесплодия, и, когда уже все круги ада были пройдены, а возраст стал критическим для родов, она забеременела. Весь срок беременности Рудая лежала в больнице на сохранении. Было приложено немало усилий, сил, средств и времени, чтобы родить ребёнка. Девочка родилась очень слабенькая и болезненная. Семья объехала полмира, чтобы вылечить дочь. Все усилия были тщетны. Девочка, не дожив пару месяцев до пятого дня рождения, умерла. Горе матери было безмерным. Десять лет Рудой занимался тем, что возил супругу по врачам, психологам, психиатрам, отправлял жену в дома отдыха, санатории, на курорты и во всевозможные туристические поездки. За десять лет, жена Дмитрия Анатольевича так и не вышла из депрессии. В конце концов, уставший муж предложил супруге взять из детского дома ребёнка на воспитание. Что удивительно, жена сразу же согласилась. На момент усыновления, Рудому было уже крепко за пятьдесят, его супруге ненамного меньше. Детский дом, тем не менее, пошёл на компромисс, учитывая стабильное материальное положение семьи. Рудым разрешили оформление сначала опекунства, а потом и усыновления. Ребёнка Рудой нашёл на сайте детского дома в Перелешино. Он увидел фото Жени Масловой, обнаружил в ней невероятное внешнее сходство с женой и показал той фотографию. Супруга проплакала несколько дней — сходство она заметила сразу же, а возраст девочки равнялся возрасту их дочери, доживи она до этого момента. Всё сходилось одно к одному. Жена Рудого дала согласие на усыновление, но наотрез отказалась ехать в Воронежскую область, знакомиться с будущей дочерью. В приюте закрыли глаза на отсутствие матери на комиссии по усыновлению. Из всего следовало, что девочка попадёт в хорошую семью, и у неё прекрасное будущее. Рудой привёз Женю в Питер, дал ей свою фамилию и отчество, так же девочке изменили имя, теперь она была Варварой. Так появилась на свет Варвара Дмитриевна Рудая. Девочка закончила прекрасную школу, поступила в институт. Её отношения с приёмной семьёй были весьма тёплыми. Никаких конфликтов между новоиспечёнными родственниками не возникало. Девочка была очень усидчива, толкова, послушна и не привередлива. Родители не знали, как нарадоваться на дочь. Баловали её, холили, лелеяли и чрезвычайно за неё опасались. Девушка никогда не выходила из дома без охраны. В школу, а, позже, в институт её отвозил собственный водитель. Если Варваре хотелось посетить ночной клуб с подружками, родители нисколько не препятствовали её желаниям, с одной оговоркой. Следом за Варварой на вечеринку отправлялись два телохранителя, нанятых Рудым специально для посещения ночных увеселительных заведений. Днём девушку сопровождали другие охранники. Приёмные родители тряслись над дочерью, как над сокровищем. Тем более непонятно, как произошло, что в день своего двадцатилетия, молодая девушка просто-напросто исчезла. Она ушла на занятия в институт. Охранники, как обычно, поджидали подопечную около самого входа. Девушка не вышла после занятий. Телохранители перевернули вверх дном весь институт, перетрясли всех преподавателей и сокурсников Варвары, но всё оказалось тщетным. Девушка пропала. Ушла на лекции и не вернулась. Сокурсники рассказали, что на первую же пару Варя не явилась. То есть, её исчезновение произошло между входом в институт и первой лекцией. Никаких свидетелей, никаких очевидцев. Приятели не видели девушку, охрана на входе при всём желании не могла ответить ни на один вопрос: сотни учащихся, пробегают мимо них утром, всех не упомнишь, а тех, кто не пробегал, тем более. Искали Маслову-Рудую и милиция, и частные структуры, не говоря уж о службе безопасности коммерсанта. Из дома ничего не пропало, все вещи Варвары остались нетронутыми. Никаких известий от девушки не поступало. Предложений о выкупе тоже не было. Родители сходили с ума, мать пришлось реально отправить в психиатрическую клинику. Пережить беду ещё с одной дочерью оказалось выше её сил. Женщина впала вначале в прострацию, а потом и вовсе тронулась рассудком. Таким образом, Дмитрий Рудой потерял одновременно и дочь, и жену. Бизнес его начал давать трещины. Занятый поисками дочери и лечением жены, бизнесмен начал допускать промахи. В какой-то момент в его голову начали закрадываться мысли о том, что исчезновение дочери — это происки его конкурентов. Им не нужен был выкуп, им достаточно было выбить почву из-под ног успешного коммерсанта. Судя по всему, цель, если это была именно она, была достигнута. Как снежный ком, проблемы наматывались друг на друга. Один незначительный сбой и один мелкий просчёт влекли за собой круг новых, значительно более крупных неприятностей. Рудой чувствовал себя усталым, вымотавшимся, беспомощным. Некогда человек с железной хваткой, крепкий и уверенный в себе мужчина, внезапно превратился в нездорового, измученного жизнью старика. Через полгода поисков, когда уже всем стало понятно, что результатов не будет, Рудой свернул розыскные мероприятия. Смысла искать дочь больше не было. Никаких следов, никаких объяснений. Не помогли ни фотографии Варвары, ни её отпечатки, ни помощь друзей девушки. Розыск вёлся и в стране, и за рубежом. Толку — ноль. Вот, собственно говоря, и вся история, рассказанная мне напарником, составленная со слов Рудого. И что она мне давала, кроме нового фигуранта в деле, да ещё притянутого к этому самому делу не за уши даже, а за совсем уже непонятное место?

— М-да… Конечно, это всё только со слов Рудого… Сколько в этом во всём правды, мы не узнаем… Когда исчезла Маслова? Ну, Рудая, в смысле?.. — поинтересовался я у напарника. Даже не знаю, к чему мне все эти данные…

— Исчезла она аж пять лет назад… В две тысячи пятом.

Что-то щёлкнуло в мозгу, и картинка сложилась. Правильная она была, неправильная — это уже было вторично. Я аккуратно, как будто создал замок из песка и, боясь его разрушить, прощупывал пути подхода к собственному творению.

— Когда именно? — я уже знал ответ на этот вопрос.

— Двадцать пятого апреля она пропала, в собственный день рождения. Я ж тебе сказал, в день двадцатилетия… Ты меня слушаешь вообще?! — завозмущался коллега.

— Да слушаю, Саня! Слушаю! И слышу всё! Двадцать пятого апреля. Две тысячи пятого года. Исчезла. Двадцать пятого. Апреля…

— Ты тронулся там, что ли? — озабоченно загудел Сашка «на том конце провода».

— Да нет, Саш, не тронулся. Если только самую малость. То есть, исчезла она двадцать пятого апреля? Так?

— Нет, блин! Я передумал! Не двадцать пятого апреля! И не в две тысячи пятом!.. В другой день и в другом году. Тебе «скорую» вызвать? Полежишь чуток, отдохнёшь. Мозги починишь.

— Нормально всё! Смотри! Двадцать пятого апреля две тысячи пятого Варвара Рудая, она же Евгения Маслова, что в данном случае немаловажно, исчезает, а спустя полгода на Крестовском острове стрелок снимает двух братьев Гаргаевых… По-твоему, это совпадение?

— Полгода прошло. Не день, не два… Конечно, совпадение!.. Ты сейчас где, Сергеев?

— На Крестовском… Чёрт! Какой-то замкнутый круг, понимаешь!..

— Да не круг это! Такое же совпадение. Твоя Бершадская что, по-твоему, тоже с Гаргаевыми была связана? Она тогда соплёй на танцульки бегала. Просто у нас слишком маленький город. Не надо верить во всякую чертовщину, Серёга! Ты же современный человек. Дремучий, конечно, не без этого, но должен же понимать, что тут-то как раз никакой связи быть не может. Престижный район. Любит там селиться богатый люд. А богатство оно плохо разбирает, кто интеллигент, навроде твоих Бершадских, а кто бандит, вроде Гаргаевых. Вот потому ты и на Крестовском… Что нашёл, кстати?

— Люк нашёл под машиной.

— А-а… Нашёл, всё-таки…

— Что ты имеешь в виду? — удивился я.

— Да я, когда запись смотрел, мне показалось, что я видел блики какие-то под машиной. Думал ещё, что мне померещилось с недосыпу… А потом ты про просвет у машины сказал, ну я и понял, что там люк должен был быть. Иначе не подлезть. Ну, а парня опознал кто?

— Нет. Тишина и покой. Как на кладбище. Ни бабки из соседних домов, ни охрана, ни даже участковый. Никаких мыслей…

— Ну и ладненько, — порадовался за наше общее дело напарник. — Знаешь, Сергеев, поехал я домой отсыпаться. А то, неровен час, потянет меня похмелиться, я тогда в запой уйду. Будешь один дальше по городу трупы собирать.

— Типун тебе на твой поганый язык! — от души пожелал я коллеге и дал отбой.

С Крестовского я нёсся в направлении дома с невероятной скоростью, каждую минуту рискуя стать новым клиентом киллера, сбив какого-нибудь зазевавшегося пешехода. На свой родной пятый этаж я взбежал без единой остановки, на одном дыхании. По дороге пытался вспомнить, куда же запропастилась старенькая гитарка — единственное напоминание о прошлой супружеской жизни. Бывшая жена когда-то играла на гитаре и пела очень мило и задушевно. После её ухода, я закинул гитару куда-то… Куда же, куда?!..

Жанна сидела на расстеленном диване в моей футболке, с неизменной тоненькой сигареткой в руке и ноутбуком на коленях. При виде меня она улыбнулась и затушила сигарету в стоявшую тут же, на диване пепельницу.

— Хлеба купил? — вопрос застал меня врасплох. Хлеба, как и печенья, я купить, конечно, забыл. Но зато действительно приехал рано. Так рано я уже не помню, когда и возвращался с работы.

— Нет, забыл! — обрадовано заявил я.

— Ну и чёрт с ним! — рассмеялась девушка, и я напрочь забыл обо всех набивших оскомину вопросах и делах.