Последняя инстанция. Расследование (СИ)

Глава 51

Всё утро я искал официантку Лену. Запросил сводки, получил отчёт. Перечитывал всё часа два, пока нашёл похожее. На Рябовском шоссе между Питером и Всеволожском была обнаружена девушка. По описанию похожа на Леночку: длинное чёрное платье с высоким разрезом, длинные пепельные волосы, колечко из серебристого металла с янтарём на правой руке. В принципе, вот она и нашлась. Обнаружили её всеволожские гаишники, возвращавшиеся на пост. Девушка медленно брела по обочине вдоль дороги в направлении города. Гайцы остановились с предложением подвезти прогуливающуюся девицу, но быстро сообразили, что с ней что-то не так. Девушка не отвечала ни на один вопрос, вела себя так, как будто находилась в состоянии наркотического опьянения и не произносила ни слова. Её отвезли сначала в ближайшее городское отделение милиции, а потом, сообразив, что девушка совершенно неадекватна, сами, без «скорой» забросили её в Александровскую больницу, где она сейчас и находилась. Конечно, всё было сделано не совсем по правилам, но это уж, как вышло. У них своё начальство, пусть сами разбираются. Я немедленно отправился в больницу. Лену нашёл не сразу, но узнал быстро. В себя она не пришла, ничего не говорила, меня не узнавала. Я попытался побеседовать с врачом, но это тоже не привело ни к чему. Врач метался по отделению, перегруженному пациентами, пытался проводить обход прямо при мне. Его постоянно кто-то теребил и дёргал: то врачи, то родственники пациентов, то сами больные. Я посочувствовал замученному эскулапу, который, оказывается, ещё и отдежурил сутки, чертыхнулся на всё наше здравоохранение и волевым решением усадил доктора в его кабинете, закрыв предварительно дверь. Врач сразу обмяк, и мне показалось, что присев в кресло, он тут же уснёт. Не дав ему полностью расслабиться, я расспросил его о пациентке, доставленной вчера. Отвечал он вяло и неохотно:

— Ничего я Вам толком не скажу. Её привезли вчера. Я сам её осматривал в приёмном покое. Анализы пока не готовы. Всё, что можно сказать: девушке ввели какой-то препарат, провоцирующий полную амнезию. На предплечье у неё следы от инъекций. Она не говорит, ничего не помнит, на вопросы не отвечает, находится в полной прострации. Механическая память у неё осталась. Она нормально передвигается, ходит в туалет, даже позавтракала утром. Но говорить пока не начала. Ей сделали несколько капельниц, но, пока мы не получим результаты анализов, мы не можем сказать, что ей ввели, и не можем, соответственно, применить какую-либо терапию. Чтобы знать противоядие, необходимо знать яд. Скорее всего, это какой-то синтетический наркотик, хотя не исключаю и введение более сложных веществ. Ну Вы же должны знать, что могут вводить в таких случаях… Это ваши какие-то шпионские штучки. А может быть и вполне доступные средства, те же барбитураты, тиопентанол, например, или пентобарбитал… — все термины, будь-то технические, компьютерные или медицинские, всегда вызывали у меня некоторое раздражение. Тем временем, врач продолжал сыпать названиями достижений фармакологии. — Триазол, да и вообще вся группа бензодиазепинов вызывает довольно стойкую антероградную амнезию. Я уже не говорю про анестезирующие средства: фентанил, галотан, изофлюран… Всё это и без наркотиков могло вызвать провал в памяти, — врач видя моё растерянное выражение лица, снизошёл до простого, человеческого объяснения, — Вы не переживайте, товарищ майор, мы всё выясним… Придут результаты анализов, станет понятно, что ей ввели. Никаких повреждений у неё нет. Её не насиловали и не били. Она в полном порядке, просто пока мы не можем вернуть ей память. Сделаем томографию… Но не сразу, у нас огромная очередь, а томограф в таких случаях редко что может показать.

— А когда с ней можно будет поговорить?

— Ох, товарищ майор, это ж не кино, — усмехнулся врач. — Как память вернётся, говорить начнёт, так и разговаривайте хоть до мозоля на языке. У нас же не частная клиника в Беверли-Хиллз, у нас общегородская больница с недостаточным финансированием и знаменитая только тем, что всех бомжей и неопознанных пострадавших везут именно к нам. У нас на сегодняшний день, после вчерашнего дежурства, больница переполнена на семьдесят процентов. Мы, к сожалению, не успеваем хватать больного прямо в приёмном покое, тащить его срочно в реанимацию, на ходу подключая приборы и капельницы. Это фантастика, сынок, — устало пробормотал врач. — Меньше трёх-четырёх часов пациенты в приёмном покое не проводят. Мы это знаем, но ничего не можем с этим поделать. Это общее, я бы даже сказал, общероссийское состояние медицины. И поверьте, это вовсе не от того, что мы такие плохие, это совсем, совсем не поэтому…

Выяснять политические взгляды врача мне было некогда и незачем. О состоянии отечественного здравоохранения не говорил и не знал разве что слепой, глухой и ленивый. Хотя нет, слепой и глухой, как раз знали это лучше других. Значит, ленивый… Я убедительно попросил врача отнестись к пациентке как можно более серьёзно. Внушил ему это, как острую оперативную необходимость, сославшись на то, что девушка является особо ценным свидетелем. Врач пообещал связаться со мной, как только Лена начнёт приходить в себя, ответственно заявил, что лично отдаст указание медсестре перевести пациентку в двухместную палату и наблюдать за ней во все глаза. Вежливо поинтересовался, почему же мы, милиция, не приставим к девушке охрану, раз она такой важный свидетель. Я сделал вид, что пропустил мимо ушей язвительный тон доктора и буркнул, что, мол, состояние правоохранительных органов близко по состоянию к ситуации в отечественном здравоохранении, поэтому охраны не будет. Отчитался по телефону перед директором кафе, не стал вдаваться в подробности, сказал лишь, что Леночку пока трогать бессмысленно, потому, как она ничего не говорит и ничего не помнит. Заверил Юрия, что больничный у Лены будет, поэтому пусть он поищет ей замену на время болезни. Не надеясь на память врача и исполнительность медсестры, я сам заглянул на пост и сунул дежурной пятьсот рублей, строго-настрого велел ей присматривать за девушкой и при её первых же разумных словах связаться со мной. Оставил медсестре свою визитку, которая привела её в неописуемый ужас словами о прокуратуре. Она даже попыталась вернуть мне деньги, но я настоял на взятке, махнув рукой на всю борьбу с коррупцией разом.

Приехав в контору, я двадцать минут собирался с силами перед походом на доклад к Снегирёву. Отчитался я значительно быстрей. Полковник долго размышлял над моими словами, прежде чем спросить:

— Все адреса, с которых приходили письма проверили? Или их тоже создавали с компьютеров убиенных?

— Да нет, из разных мест письма были. В основном, с левых мобильников, — я сообразил, что можно попробовать отследить дальнейшую корреспонденцию с прежних адресов преступника, хотя смысла особенного нет. Чего стоит поменять адрес и зарегистрировать новый ящик? Пять минут. Выйти в сеть для отправки почты можно с левой симки, из компьютерного клуба и откуда угодно ещё. Из Макдоналдса, например, имея при себе ноутбук, из компьютерного кафе, даже не имея компьютера с собой, из любого офиса за сто рублей…

Этими мыслями я быстро поделился со Снегирёвым, в очередной раз, поразившись его компьютерной толковости. Он порекомендовал отследить все последующие письма, взять на контроль электронный ящик Лисицыной, что я и предполагал сделать, раз уж Сашка так толково раздобыл адрес.

В кабинете было настолько душно, что я выбравшись на улицу, влез в машину и включил кондиционер. Отсюда работать тоже можно. Решил позвонить Димке из Сестрорецка. В прошлый раз он показал себя сообразительным и находчивым сотрудником. Может, и на этот раз не подведёт. Дима внимательно выслушал мою просьбу и, на всякий случай, уточнил:

— Ловить всё, что придёт на адрес lisichka@mail.ru. Я правильно понял?

— Да, Дим, ты молоток! Ловишь на лету, — подбодрил я компьютерщика, слыша его унылый голос.

Димка ответил не сразу. Посопел, подумал, решился всё же:

— Я только попозже… У нас тут переполох уже второй день. Или это срочно?

— Это срочнее срочного, Дима! А что у вас там случилось?

Димка снова посопел и выдавил:

— Так у нас эксперта убили, Зарецкого. Всё отделение на ушах… Я просто его компьютером сейчас занимаюсь.

Мне показалось, что вокруг стало темно. Пропали и цвет, и звук, и солнечный свет, который только что нещадно пробивал тонировку лобового стекла. На секунду мне показалось, что всё рушится вокруг. Потом всё как-то встало на место, остался только звон в ушах. Кто-то, может быть, даже я сам, спросил:

— Как?.. Кто?..

— Я, если честно, не знаю.

Гул в голове не проходил. Казалось, что всё происходит во сне. В страшном, кровавом кошмаре, от которого не очнуться, который не прервать, не забыть, не выкинуть из головы…

— Кто знает, Дима?

— Да никто толком ничего не знает. Утром вчера он не вышел на работу. Звонили, звонили ему. Он не отвечает. Ну ребята поехали к нему… А там ворота нараспашку, дом открыт… Он в частном секторе жил, на берегу озера… — пояснил парень. — Ну а там… Всё разбросано. Компьютер раскурочен весь. А Аркадий Семёнович… мёртвый. Вроде как, он от инфаркта умер…

— Так, а почему ты про убийство говорил?

— Так он избит весь, сильно очень. Его, как будто, даже пытали…

Не знаю, не помню, сколько времени я просидел в машине без движения. Я не мог шевелиться, не мог отвечать на звонки, не мог выйти из машины. Жизнь как будто остановилась. Звуки, ощущения, цвета, всё стало приглушённым и замершим. Наверно, так чувствуют себя при контузии. Не помню, как я добрался до кабинета, сел за стол. Очнулся я оттого, что Снегирёв тряс меня за плечи, с испугом заглядывая мне в глаза:

— Ты чего, Сергеев, как смольнинская барышня? Ты мне эти дела брось! Ты сосуды когда проверял?

— Никогда, — прошептал я, не слыша звука собственного голоса.

— Плохо, — проворчал полковник, — у тебя с сосудами явная проблема. Вон как покраснел. Жара… Люди мрут, как мухи!

Как мухи. Но ведь они — люди… Я даже не пытался больше что-то произнести. Я не слышал сам себя, почти физически чувствовал какое-то движение в голове и молчал. Снегирёв вытащил у меня из чехла мобильник, покопался в нём и куда-то позвонил:

— Дуй сюда, на Почтамтскую, Сергеев у нас тут занемог.

Сашка примчался с невероятной скоростью. Помог мне дойти до машины и отвёз домой. Сбегал куда-то, притащил фляжку коньяка.

— Не для забавы ради, — изрёк он, наливая мне маленькую рюмку.

Коньяк подействовал почти молниеносно, и уже через несколько минут я мог говорить.

— Вот видишь, что крест животворящий творит? — хлопотал вокруг меня напарник. — Это у тебя от жары, наверно. Ты отлежись. Больше не пей. Негоже по такой жаре, как мы с тобой, водку хлестать. Ну, ты напугал, брат…

— Не от жары это, Саня…

Я, с трудом ворочая языком, рассказал Сашке о смерти Аркадия. Подробности я узнать сам не успел. Саня позвонил Смирнову, сестрорецкому оперу, и узнал детали преступления.

— М-да, Сергеев, засада! Похоже, ребята, которые тебя пасли, вышли на Зарецкого уже к вечеру, — делился со мной информацией напарник, — убивать они его, видимо не хотели. Хотели что-то выяснить. Может, и убили бы, но он сам умер, сердце у него больное было…

Аркадий жил в частном секторе, в добротном коттедже на самом берегу Разлива. В доме было достаточно камер слежения, но все они писали картинку на один компьютер, который преступники перед уходом знатно почистили. Нейтральной оставалась одна камера. Она включалась в случае, если остальные переставали работать. Автономно записывала видео сама на себя, но только два часа. Этого времени вполне хватило, чтобы во всей красе разглядеть ублюдков, заявившихся непрошенными гостями к Аркадию. Что происходило в доме, неизвестно, камера была внешней, но уход «гостей» был запечатлён. Трое кавказцев. Аркадия избили. Не сильно, видимо, успели ударить лишь несколько раз. Деньги, ценные вещи не тронуты. Ограбление можно исключить. Если это те же уроды, которые «вели» меня, то единственное, что приходило в голову — это как-то связано с моим расследованием. Но, что они могли хотеть от эксперта? Не проще ли было получить любые данные по делу от меня? Купить, в конце-концов, информацию от того, кто слил её журналистам? Ведь кто-то её слил. Я почувствовал, что в голове опять начинает что-то звенеть, и, пока снова не свалился с приступом, позвонил Смирнову сам.

— Оклемался? — вежливо поинтересовался капитан.

— Вроде того, — глухо ответил я. — Рассказывай.

— Да нечего, в сущности, рассказывать. Мало знаем пока. Козлов этих в розыск объявили. Машину не обнаружили пока. Номера знаем. Нашли владельца, он её продал по доверенности несколько лет назад…

— Знаю, Топорков… — перебил я Смирнова. — Кому — не вспомнил?

— Да не помнит он. Мы его тряханули так, что чуть душу не вытрясли. Он доверенность оформлял на Восстания. Конечно, ни фамилии покупателя, ни нотариуса, ни точной даты не помнит. Запрос в нотариальную палату отправили, дела после трёх лет туда уходят. Ждём… Ты мне вот что скажи, Сергеев, — капитан сделал паузу, раздумывая, видимо, как лучше сформулировать вопрос, — ты к Аркаше зачем приезжал?

— Консультация его была нужна. Фотку я ему привозил предполагаемого преступника. Хотел выяснить, как этот преступник может выглядеть после пластической операции…

— Так тебе нужна была его консультация, как пластического хирурга?

— Не понял…

— Ты разве не знал? — удивился Смирнов. — Аркаша в качестве хобби морды тёткам резал. Ну, красоту наводил. У него же медицинский за спиной. В молодости он этим грешил, а тогда нельзя было, операции подпольными считались. Ну, были у него, в общем, некоторые сложности. Оперировать он тогда перестал. Потом уже, когда разрешили частную практику, он получил лицензию. Но в конторе его увлечение не одобряли. Но и не осуждали. Аркаша был хирург от бога. У него, знаешь, какие люди физиономии подтягивали?! Но и экспертом он тоже талантливым был, такое мог раскопать!.. Поэтому на работе глаза закрывали. Да что там, он жёнам нашего начальства лет пятьсот на всех вернул своими подтяжками. Помолодели, каждая на двадцатник… Кто ж ему запретить что-то мог?!

Эх, Аркаша, Аркаша! Что же ты темнил?! Что же ты не признался, что сам хирург? Всё вокруг да около ходил. Стоп! Это совпадение или… Что-то у меня снежный ком какой-то наматывается. Цепляется одно за другое. Театр, кино, пластическая хирургия, больница, Леночка… Всё это должно сойтись в единую картинку. Должно совпасть. Одного звена нет, вот и не складывается общий вид. И это звено, чёрт побери, сама преступница.

— Мы, почему подумали, что это как-то с твоим расследованием связано, — продолжал Смирнов, — эти ублюдки приехали прямо за тобой, как будто вы вместе были. Вот я и подумал, что, может, ты знаешь что-то. Ты всё втёмную играешь… Не понимаю я всех твоих игр. Но ты подумай, пораскинь мозгами, когда полегчает, что этим гадам от Аркаши надо было. Придёт что в голову — звони!

Если бы я понимал, что этим гадам надо было от меня, я бы, может быть, знал, что им надо и от Аркаши. А так, оставалось гадать на кофейной гуще. Кстати о кофе… Что им надо было от Леночки? Теперь я уже практически был уверен, что похищение девушки и наезд на эксперта были тесно связаны с расследованием. Ну, допустим, от Аркаши им нужна была какая-то информация, но от официантки в кафе, что им было нужно?

— Когда твоя дивчина прибудет? — спросил вдруг Сашка.

— Сегодня к вечеру обещала, неуверенно сказал я.

— Ну, тогда я её лучше дождусь. Передам ей тебя, как говорится из рук в руки.

— Да ладно, Саня, — я попытался встать, — мне уже лучше. Нормально всё. Что ты со мной, как с маленьким?..

— Не с маленьким, а с хвореньким, — наставительно изрёк напарник. — Лежи, лишенец, с сосудами не шутят. Спиртное отменяется. Сухой закон.

Кто бы говорил! Конечно, столько бухать по жаре — и здоровые сосуды не выдержат, потрескаются от похмельной засухи.

Жанна приехала поздно. Не стала причитать и ахать. Выпроводила Сашку, прилегла рядом и гладила меня по лицу нежной рукой до тех пор, пока я не почувствовал, что проваливаюсь в бездну.