Последняя инстанция. Расследование (СИ)

Глава 31

Отъезд Жанны сказался на мне самым неожиданным образом. Мы были знакомы всего несколько дней, но, оставшись один, я отчётливо понял, что девушка — просто часть меня, какой-то кусок, который оторвался и отсутствует, принося мне ощутимый и почти видимый дискомфорт. То ли сказывалась немыслимая жара, установившаяся в Питере в последние дни, то ли навалилась усталость, накопленная за последние недели бесплодной, а потому, неудовлетворяющей работы, но я чувствовал себя, как во сне. Причём, во сне не радужном и не здоровом. Я был крайне рассеянным, несобранным и раздражённым. Всё это состояние нисколько не способствовало работе. Пялясь в компьютер, я периодически ловил себя на мысли, что многое приходится перечитывать по два-три раза, чтобы вникнуть в суть. Осознав, что я в четвёртый раз читаю одно и то же сообщение в социальной сети, я ругнулся и отправился в аптеку за ноотропным препаратом. Вкусив плодов фармакологии и запив их приличной дозой наикрепчайшего кофе, я снова устроился перед экраном с твёрдым намерением свернуть виртуальные горы. В самый ответственный момент, предшествующий началу штурма, заявился Сашка. Он молча и внимательно вгляделся в экран монитора и вынес вердикт:

— Ты на правильном пути, камрад!

Сказано это было настолько серьёзно, что я даже приободрился. Но Сашка быстро поумерил мой пыл:

— Да не блажи ты, Сергеев! Ты всерьёз считаешь, что можно в этой виртуальной помойке найти преступника?! Я просто имел в виду путь освоения технического прогресса. Думал, ты обучаешься компьютерной грамотности. А ты херню всякую изучаешь! Что тебе поведал наш старший брат, Интернет? Имя преступника? Его планы? Местонахождение?

— Я не ищу преступника… — пробухтел я.

— О! А вот это здраво! Пусть живёт человек! Никому не мешает. Помогает даже.

— Так! Эти вот разговоры отставить! Я имел в виду, что я не преступника ищу, а жертву.

— То исть?!.

— Новую жертву, — с некой долей гордости ответил я и много собой довольный снова уткнулся в монитор, твёрдо решив не отвлекаться на Сашкин сарказм.

— А… Новенькое что-то. Мы теперь не преступников ловим, а новые жертвы ищем. Ну, ладно, ладно, — Сашка сбавил обороты, заметив, наконец, ненависть в моём взгляде. — Я понял, естественно, что ты имеешь в виду, только позволь мне, в свою очередь, понять, что ты собираешься с этим делать? Ну, допустим, ты взял, мудрый такой, и обнаружил перспективный объект для преследования — ну вот даже на сто процентов в точку попал… Дальше что? Что ты с этим знанием делать будешь? Сидеть ждать выпуска новостей? Приставишь охрану к объекту? Кто тебе даст это сделать? Сам «наружкой» отработаешь? Смешно, честное слово! Ладно, может начальство, перевозбуждённое общественным мнением, от бессилья и выделит тебе пару человек. Ты же сам понимаешь, не повторяется он. Фантазия у него безгранична. Ты будешь в каждом люке под каждой машиной потенциальной жертвы заседать или как?.. На чердаке дома напротив? В окне дома напротив? Есть тысяча и один способ убрать клиента. Из них девяносто процентов — без оружия, холодного или огнестрельного.

Вот урод. Весь настрой испортил! Такая мысль была! Так чётко всё и понятно было, нет, пришёл и своим мракобесием всё испоганил. Столько времени было потрачено на осмысление народного гнева и его связи с цепочкой преступлений, столько работы мозга!.. Просто диву даюсь, как я за такие слова Сашке в морду не вцепился! Ну и хорошо! Ну и ладно! Но всё же это не тупиковая ветвь расследования. Поймём психологию преступника, появится надежда его поймать. Не поймём, тогда останется уповать только на удачу. А в данном случае на неё, родимую рассчитывать не приходится. Уж очень преступник тщательно все ходы просчитывает. Может он шахматист? Артист-шахматист? Несовместимые понятия, по-моему.

— А ты сам-то далеко продвинулся в своих оперативных мыслях? — въедливо поинтересовался я у напарника.

— Сам-то? Сам-то недалеко, — покаянно вздохнул тот. — Сам я вообще никуда не продвинулся. На месте топчусь. Вот, фотки Масловой тебе притащил. Глянь, может мысли какие-то возникнут… Выяснил, что бизнес Виктора Маслова и Дмитрия Рудого изначально был общим…

— О-па! И ты молчал?! То есть, ты знаешь, что Рудой и Маслов были партнёрами и помалкиваешь?! Знаешь, Александров, у меня ощущение, что если ты и не помогал следствию до сей поры, то ты и не мешал, чего нельзя сказать о дне сегодняшнем. Ты просто вредительством каким-то занимаешься. Нет? Мне кажется?

— Тебе кажется, — заверил меня коллега. — Просто смысла в этой ветке поиска не вижу не малейшего, — Сашка кинул на стол пачку фотографий. — На, смотри. Да, бизнес Маслова и Рудого был общим. Первую скрипку в нём играл Маслов. Основная часть капитала была как раз его. Рудой вносил в бизнес свои идеи. Он был мозгом предприятия, Маслов — кошельком. В итоге, они приподнялись до определённых высот. Ну, до тех самых, на которых им повстречались Гаргаевы, и там уже Рудому показалось, что он тоже кошелёк…

— Ага! Стало быть, кошелёк на прибыль. А кошелёк на убыль — это Маслов. Так?

— Ну, видимо, так. В начале девяностых бизнес многие так вели: кто-то деньги вкладывает, кто-то мозги. Прибыль делится поровну, если, конечно, у денег хоть немного есть совести и соображения. Потому как деньги без мозгов — никуда, как, впрочем, и мозги без денег. Но бывали случаи, когда партнёры говорили в один прекрасный день: «Ты неправ! Ты без моих денег этого бы не достиг!..» И начиналась делёжка. Так и в этом случае. Мне, конечно, доподлинно неизвестно, да и нереально это выяснить, всё только со слов Рудого… Но, похоже, наш сегодняшний олигарх имел только мозги, но не имел совести. На каком-то этапе он и столкнул Маслова и Гаргаевых, то есть, подложил партнёра под долги. Случайно или специально избавился от компаньона. Скорее всего, случайно, потому что неспроста он удочерил Женю. Видимо, совесть замучила. Когда вся история уже начала забываться, решил совершить жест доброй воли — помочь дочери практически кинутого партнёра. Вот и разыскал её.

— А сам он этой же версии придерживается? — я уже потирал руки в предвкушении подвижек.

— Да нет, естественно. Я просто разыскал их бывшего бухгалтера. Инвалид… Тогда, помнишь, было модно брать на работу инвалидов? Ну, для налоговой фишка была такая… Так вот, работала у них сразу после института девушка без руки. С одной стороны там по налогам нехилые послабления выходили, с другой стороны, после института платить надо гораздо меньше, чем опытному бухгалтеру с приличным стажем и чёрно-бело-серым финансовым опытом, а с третьей стороны, девушка очень старалась, быстро училась и оказывала Маслову много полезных и разных услуг, в экономическом, разумеется, плане.

— И что тебе поведала девушка-инвалид-бухгалтер?

— Ну, она уже далеко не девушка… Когда вся эта заваруха с Гаргаевыми началась, ей уже тогда было двадцать пять. Сейчас ей под сороковник… Ну, впрочем, выглядит супер — и впрямь, девушка. Жаль, что с таким дефектом. Я бы приударил. Внешность-то у неё, как у супер-модели! Красавица, ухоженная, стройная, высокая, ноги длинные…

— Ты мне фигню всякую не пори! Какая мне разница, какая там у неё фигура?! Что она тебе по поводу конфликта Маслов-Рудой сообщила?

— Экий ты деревянный всё же, Сергеев! Я к ней с душой, она ко мне с теплом. Её Маслов нашёл. И весьма неплохо к ней относился. Настолько, насколько это вообще было реально для любящего мужа, не ходящего налево. Пока Рудой не стал официальным учредителем, она горя не знала. Совсем девчонка, сразу после института, практически без опыта… Виктор её не только на работу взял, он ей весьма недурной оклад положил, не считая того, что в конверте. Машину ей тут же с водителем выделил, чтоб она до своей Сосновой поляны могла спокойно без общественного транспорта добираться. То есть, он к ней со всей душой…

— А Рудой её, стало быть, притеснял?

— Ну, не то чтобы… Просто, когда началось расширение и тёрки с Гаргаевыми… Вернее, не сами тёрки, а всего лишь начало сотрудничества, если это кидалово можно сотрудничеством назвать. Так вот, когда это всё замутилось, Лариса, ну, это бухгалтера так зовут, Маслову неоднократно указывала на опасные стороны этого сотрудничества. Ну, то есть, я сильно в подробности вникать не хотел, поэтому, всё это выглядит схематично так: Лариса мешала Рудому подставлять Виктора, поэтому он сделал всё, чтобы вывести девушку из игры. Поэтому сейчас она так открыто и указывает на то, что Рудой сыграл не последнюю роль в крахе Маслова.

— А как же он сам? Он же, я так понимаю, был соучредителем. По-твоему, есть смысл топить своего компаньона, не рискуя попасть на собственные деньги?

— Так денег-то не было! Он не вложил в дело ни копейки. Ну, разве что, по мелочи. Поэтому ничего, кроме своих идей он не терял. А идеи — это капитал, не подверженный ни дефолту, ни кидалову… Он получил долю в прибыли и вывел напарника из дела, подставив его под Гаргаевых. Долги фирмы покрылись имуществом, отобранным у Маслова, а сам он вывернулся. Ликвидировал фирму и открылся по новой, чтобы с чистого листа начать. Вот на этом он и поднялся. Да типичная история. Так девяносто процентов бизнеса начиналось: не кинул, не поднялся. В общем, я это к чему… не ищи ты эту девчонку, Женю. Не при делах она. Сам посуди. Гаргаевы были в этой истории не самые виноватые. А они умерли. Самый виноватый был Рудой, а он жив. Так что, Сергеев, мимо кассы. Если бы это было делом рук Жени Масловой, первым бы полёг Дмитрий Рудой. А потом уже Гаргаевы.

— А если она просто пожалела приёмного отца? Ну, или приёмную мать?

— Не знаю. Не думаю.

— А ты подумай! Вдруг девчонка прониклась к жене Рудого неким состраданием и решила не лишать её любимого мужа? Вот и оставила его в живых.

— Не, по-любому, она бы хоть как-то отреагировала на основного зачинщика процесса.

— А исчезнуть из дома, довести Рудого и его жену до тихого помешательства — этого недостаточно? Я так понимаю. Рудой огрёб невменяемую супругу и значительные траты на безуспешные поиски? Не так разве?

— Ты плохо себе представляешь оборотные средства Рудого. Для него эти поиски — копейки. Ну, а жена… Жена и до того была не очень-то в себе… Её просто исчезновение Жени доломало. Нет, я не думаю… Если бы эта ветка поиска была верной, тут дела бы складывались с гораздо большим трагизмом. Ну, по крайней мере, если бы это была ОНА, то уж точно приложила бы руку к разорению Рудого. Или попыталась подставить бы его под поиски убийц Гаргаевых. Там долго бы не думали и не вникали бы в суть отношений Гаргаевы-Рудой. Шлёпнули бы и очистились от несмываемого позора.

— Какого позора?

— Ты не забывай, Гаргаевы были не последними людьми в диаспоре. Уверен, что до сих пор заказчик их ликвидации в розыске. Тут дело чести. Ну, их, бандитской чести. У них не по понятиям прощать… Не согласен со мной?

— Не совсем. Как можно было Рудого подвести под монастырь? Там по-твоему, обезбашенные совершенно, не проверят, кто за убийством братьев стоит?

— Да мутная там история, сам же понимаешь. На сегодняшний день сфабриковать кое-какие документы — не проблема, и получится, что сам Рудой остался во всей этой истории живым и в шоколаде только благодаря смерти братьев, и именно ей. То есть, их смерть была ему выгодна на все сто. Не так-то сложно было это сделать.

— Ладно, допущу… — согласиться с резонными доводами Сашки было проще, нежели продолжать ему перечить. — Давай хоть фотки глянем…

— А вот тут есть некоторая накладка. Чтобы жена в периоды пребывания не в лечебнице, а дома, не натолкнулась на ненужные воспоминания, Рудой уничтожил все, до единой, фотографии Жени. То, что есть, это с корпоративных выездов компании. Я их у Ларисы взял. Они несколько раз всей фирмой выезжали за город, ну, типа, на шашлыки, с семьями, ещё при Маслове. Вот и осталось несколько фотографий того времени. Тут Женя ещё девчонка совсем, где десять лет, а где и все восемь. Да и не позировала она специально, так, среди толпы попалась.

Я приуныл. Перебрал немногочисленные снимки. Действительно, ни одного крупного плана. Несколько фотографий, сделанных полароидом с соответствующим качеством, несколько снимков, запечатлённых на дешёвую «мыльницу» тех времён. На всех фотографиях довольно большая компания в разных ракурсах, но ни одного постановочного кадра, на котором можно было бы разглядеть девочку более менее подробно. Это и понятно, Лариса отбирала фотографии себя и своих друзей. Кто ей Женя Маслова? Хоть она и дочка шефа, но с боссом у Ларисы шашней не водилось. Для чего ей хранить изображения его дочери, тем более, ребёнка? Так, случайно фигурка девочки мелькает в толпе. Сложно, правда, назвать её фигуркой. Скорее, фигурища. Девочка излишне полная, неинтересная: ноги толстые, короткие, попа толстая, щёки толстые… Типичный раскормленно-разбалованный отпрыск нуворишей. Чизбургер, кока-кола, киндер-сюрприз. Счастливое детство, по мнению родителей, лишённых в собственном детстве многообразия заграничных вкусностей. Ничего в ней примечательного. Невзрачные белёсые хвостики, такие же брови, невыразительные глаза. Что из неё могло вырасти — непонятно. В интернате Женю описывали совершенно по-другому: невысокая, стройная… Может, просто опомнилась и перестала уплетать фаст-фуд, может, похудела на несытных белорусских харчах, может, проснулся инстинкт модели и села на диету. В любом случае, эти снимки не дают абсолютно ничего. То есть, ничегошеньки. Я уныло взглянул на Сашку. Тот хмыкнул в ответ на мой взгляд:

— А ты что хотел? Более поздние фотографии могут быть ещё в Белоруссии, раз в Проплешино нету…

— Да Перелешино оно, Перелешино! — озверел я.

На самом деле, не орать надо было на напарника, а похвалить за оперативность и находчивость. Ведь разыскал он фото Жени, хоть и детские. Что-то — лучше, чем ничего. В любом случае, в розыск их не подать, но если вдруг мы найдём её каким-либо невероятным образом, то определить, она ли это, будет возможно и по этим, детским фотографиям.

— В Белоруссии нету снимков, — сбавил я тон. — Тётка Масловой умерла, а её супруг знать ничего не знает. Даже, если что-то там и было, то он давно выбросил за ненадобностью. Я так понимаю, он вообще не одобрял затею с укрыванием, и, тем более, удочерением… тьфу ты, усыновлением чужого ребёнка. Он даже этого не скрывал. Мол, затея дурацкая, чужая кровь, бандитские разборки ему ни к чему, ну на фиг всё…

— Значит фотографии Жени Масловой у нас фактически нет, — резюмировал напарник. — Да и вряд ли они понадобятся. Я ж тебе объясняю: если бы это был верный след, Рудой бы уже был мёртв. Причём ещё раньше, чем братья Гаргаевы. И потом, какая связь с Куприяновым, Бершадской, Кировским, Траубе?.. Ты хоть какую-то зависимость видишь?

— Нет, — честно ответил я. — Нет зависимости. А почему она должна быть? Предположим, Гаргаевы — это была личная месть, все остальные были под заказ исполнены.

— Плохо я себе представляю это… — задумчиво протянул Сашка. — Типа, понравилось что ли?.. Решила сделать убийство профессией? Мне почему-то кажется, что не в том направлении ты мыслишь. Все эти убийства как-то между собой связаны. Есть в них одна общая идея. И сдаётся мне, что никак эта идея на деньги не завязана. А убийство не за деньги, а за идею, это уже не киллер, это уже другое…

— Что другое, Сань? Ну, что другое? Нам-то от этого ни тепло, ни холодно. За идею он убивает или за деньги, нам без разницы. Его поймать надо, а там уже разбираться: идея это как идея, или идея как средство обогащения. И вот что я тебе ещё, Саня, скажу: давай не будем все эти разговоры в пользу бедных поднимать. А то до бреда уже договариваемся. Эдак, волю дай, вчера он бандитов грохнул, сегодня судом недосуженных — с его, заметь, точки зрения. А завтра? Завтра он начнёт за чиновниками охотиться? Или вот за такими, как мы — кто службу несёт. Дескать, не справляемся мы со своими обязанностями, надо нас зачистить. Ты откуда знаешь, что он не псих?

— Не знаю. Но подозреваю. Псих такую организацию замутить не смог бы. Больно уж тщательно всё у него продумано и просчитано. Да, связи всех со всеми я пробил.

— Не понял. Что значит, всех со всеми? — я растерянно взглянул на напарника.

— Ну, все погибшие были между собой незнакомы. Никто из них друг друга не знал. И театральные связи — это простое совпадение. Незнакомы они были. Да и вообще, театр — это слишком эфемерно.

— Ну да, ну да. А как ты это выяснил?

— Пообщался с друзьями и близкими погибших. Если близкие ещё сомневаются, то друзья-то наверняка знают. Кировского в кругу Бершадской не знал никто. Траубе вообще далёк от всего этого, а его связь с миром искусства очень опосредованная, только через брата.

— А по Бершадской ты с кем общался?

— Так с подругой её, Ксенией, — Сашка удивлённо поднял бровь.

— Где ты её нашёл?

— Удивляешь ты меня, Сергеев. На месте аварии нашли телефон Бершадской. Видимо, он был не в сумке, а то ли на сидении машины, то ли в держателе. Разобрали всё там после аварии, нашли и сумочку, и телефон. Последние звонки были как раз этой самой Ксении. Я с ней пообщался. Она не знает никого из перечисленных. Ну, ни Кировского, ни остальных. Хотя с Кировским она, между прочим, в одном институте училась. Не была знакома. Ксения утверждает, что она бы обязательно была в курсе, так как ей самой очень Кировский нравится. Нравился, — поправился Сашка. — Ладно. Тут, короче, не в жилу… Что там у тебя с народным гневом? — коллега, ухмыльнувшись, кивнул на компьютер.

— Судя по моим подсчётам, — важно заявил я напарнику, — следующими вероятными жертвами могут быть два кандидата. Первый, так сказать, намбер ван — убийца педофила Кузьмин, отсидевший после суда всего полгода, и намбер ту — телефонный мошенник с фармакологическим уклоном, Берсеньев. В обоих случаях отделались нереально малыми сроками, нижними пределами, можно сказать. Берсеньев, так тот вообще получил два года условно. Кузьмин — полтора, из которых год промариновался под следствием…

— За убийство? — уточнил Сашка.

— Ну да, за убийство.

— Полтора года?

— Ну да, полтора года, — я начал закипать. — Что тебя в этом смущает?

— Да то, Серый, смущает, что убийство там было ещё более мутное, чем все предыдущие дела. Ты что, не в курсах?

— Да помню я это дело, — неохотно признался я. — Там преступник парня какого-то завалил, узбека, вроде. Обвинил того в педофилии, якобы, парень пытался изнасиловать его сына. Это дело «на земле» оставили, а дальше в районную передали. Мы не влезали, от него за версту плохо пахло.

— Во-во! А я там поучаствовал. С сожительницей того самого убитого педофила довелось пообщаться.

— С сожительницей? — с недоверием протянул я. — А он что, всеядным был?

— Да нет, не всеядным, очень даже правильной, банальной, я бы даже сказал, ориентации. Я и с сожительницей общался, и с подружкой его бывшей… Вот второго, ну, который, намбер ту, не помню. Какой район-то?

— Приморский, вроде. Где-то, на Новикова жертва жила.

— Жила. И что? — любопытствовал Саня.

— Жила и умерла. От разрыва сердца. Сердце у неё больное было. Ты погоди, Саня, голову мне не морочь. Есть у меня большое желание пообщаться с этими двумя лихоимцами.

— А! Ну да, конечно! — Сашка театрально замахал руками. — Дорогие бывшие братья уголовники! За вами, други мои, охотится киллер. Не желаете нанять нас в личную охрану? Хотя, милые недозаключённые, это вам всё равно ни хрена не поможет. Потому как вы — фраера жалкие, а наш киллер дело своё на пять баллов знает. Так что, хана вам, родимые! Есть чего завещать потомству, поспешайте к нотариусу, завещание составлять! Так ты это себе представляешь? Или, может, думаешь, что они очканут и тебе, как на исповеди, свои грехи, следствием неучтённые, как на духу выложат? Дурак ты, чессн слово!.. И потом, а если это не Кузьмин и не… как его? Берсеньев?

— Да нет, Александров! — от дверей раздался голос полковника Снегирёва. — Тут Сергеев, как никогда прав. Не зря он, как червь в сеть засел. Вычислил всё верно. Жаль, поздно…