— Вадим, почему у тебя опять двойка по литературе?!
— Я не разбираюсь в чернилах и слезах, поэтому, — весело ответил Вадим.
— В каких еще чернилах?
— Я сказал, что если плакать над чернильной надписью, то пойдут разводы. Инна Викторовна ответила: «Садись, два». Но разве я не прав?
— Я знаю только одно: если не исправишь эту двойку, жди проблем. Ты меня понял?
— Не совсем. Какого рода проблем? — усмехнулся Вадим, посмотрев на отца. Тот показал ему кулак. — Теперь понял.
— Леша, перестань. Он исправит, — мать как-то незаметно оказалась в комнате. Она подошла к зеркалу, поправила прическу. — Как я выгляжу?
— Как всегда, мама, — тихо проговорил Вадим.
Стройная женщина с длинными каштановыми волосами, уложенными в замысловатую прическу, в светлом платье, она казалась сейчас чуть ли не ровесницей Вадима. Лицо с острыми скулами, накрашенные полные губы, тонкие брови вразлет: ей совсем не подходило слово «мама».
— А как всегда — это как? — кокетливо поинтересовалась она. — Хорошо или плохо?
— Хорошо, — сказал Вадим, глядя на ее отражение в зеркале. — Куда ты идешь?
— Встреча с поставщиком, — коротко ответила она. — Все, мальчики, меня нет, — и вышла из комнаты.
— У нее действительно встреча с поставщиком? — повернулся Вадим к отцу.
— Это что еще за вопросы?
— Ничего, — буркнул в ответ мальчик.
— Вот именно, ничего. Лучше о двойке подумай, как исправлять будешь, — заявил отец и тоже вышел из комнаты Вадима.