В объективе камеры замаячила фигурка мальчика, иногда скрываемая ветками растущего под окнами карагача. Вот он идет по дорожке, его светлая макушка мелькает среди веток. Подходит к подъезду и пропадает под его навесом. Звонок в домофон.
— Мелкий пришел, — возвестил Вадим, выключив запись. — Не прошло и года.
Ника встала со стула и двинулась вместе со Ское открывать дверь, чтобы хоть немного размяться. Вот уже час она просто сидит и ждет. Вадим бегает по дому со своей камерой, Ское расхаживает из стороны в сторону, обдумывая съемку. Марина Алексеевна читает книгу из коллекции деда Ское. А она только листает сценарий да отмахивается от Вадима, который время от времени подбегает к ней с камерой и задает глупые вопросы вроде таких: «Каково это — работать с такой мировой звездой, как Ское Вильсон?» и «Если композитор уверен, что напишет гениальную пятую симфонию, есть ли смысл ему тратить время на сочинение предыдущих четырех?»
— Привет, Павел.
— Здоро́во, — мальчик протянул Ское пятерню для пожатия. — И тебе привет, — сказал он Нике.
— Почему так долго? — напустился на него Вадим.
— Я задержался, так вышло, — важно проговорил тот.
— Ты опоздал, сморчок. Задерживаться будешь, когда вырастешь хотя бы выше метра, — осадил его Вадим.
— Я выше метра! — вскинулся тот.
— Мальчики, не ссорьтесь, — Марина Алексеевна вышла в прихожую. На ней была простецкого вида блузка и юбка ниже колена. Макияж почти отсутствовал, лицо казалось бледнее, чем обычно. Волосы слегка растрепаны, собраны в хвост на затылке. Но даже в таком виде она производила впечатление. Красота пряталась в чертах лица, линии волос, в движениях. Ское оглядел ее в который раз за сегодня. «Именно то, что нужно», — похвалил он мысленно ее образ.
— Начнем, пожалуй, — Паша, сняв куртку, прошел в кухню и уселся на табуретку.
— Режиссер нашелся. Не ты тут командуешь! — зашел за ним следом Вадим.
— Но и не ты, — парировал мальчик. Вадим хотел было что-то ответить, но его перебил Ское:
— Все на исходную. Мальчик в кухне на стуле, оператор рядом с мальчиком, мама за дверью, Ника в комнате сидит тихо.
«Само собой», — мысленно пробурчала Ника. Она взяла в руки книгу, оставленную на журнальном столике Мариной Алексеевной, и раскрыла ее наугад. Но не успела прочесть ни строчки, Ское забрал ее из рук девочки.
— Ника, твоя работа как композитора — слушать. А не читать. Слушай, вникай, — сказал он и ушел на кухню. — Вадим, снимай одним кадром. Начни с какой-нибудь детали на столе. Стакан! Сними стакан, — Ское чуть подвинул стакан к краю стола, — а потом перейди на крупный план мальчика. Когда он пойдет открывать дверь, снимай из-за его плеча, чтобы все внимание было на матери. Съемку в кухне мы с тобой обсуждали. Действуй.
— О`кей, босс.
— Марина Алексеевна, выходите за дверь. Из подъезда плохо слышно, что происходит внутри, поэтому я сделаю вам дозвон на телефон, после чего вы заходите в квартиру. Дальше знаете, — сказал Ское, та кивнула в ответ, и он повернулся к Паше: — Павел, по моей команде начинай.
Мальчик поудобнее устроился на табуретке. Ника вжалась в диван. Марина Алексеевна вышла за дверь. Вадим включил камеру и направил ее на стакан.
— Камера. Мотор. Начали, — скомандовал Ское. Он остался стоять в проеме двери, отделяющей прихожую от комнаты, в которой сидела Ника. Отсюда хорошо видно, что происходит в прихожей. А вот то, что произойдет в кухне, Ское не сможет проконтролировать: чтобы случайно не попасть в кадр, ему придется остаться здесь и только слушать. Вся надежда на Вадима.
— Мама? — краешек лица Паши был виден Ское из-за дверного косяка.
— Привет… — Марина Алексеевна рассеянно скользнула взглядом по лицу «сына», присела на тумбу и принялась расстегивать сапог.
— Почему ты так поздно? — Паша сделал шаг к «матери».
— Ээээ… совещание на работе, — ответила та, не поднимая лица от будто бы заевшей молнии на сапоге.
— Вчера же было совещание.
— Сегодня тоже.
Вадим с камерой возник возле Паши, чтобы выхватить его выражение лица. Ское отступил внутрь комнаты. Все, теперь он может только слушать происходящее.
Ника сидела на диване, стараясь не шелохнуться. До нее доносился диалог из кухни, но девочка не вслушивалась, в отличие от Ское, который стоял тут же, облокотившись о дверной косяк и глядя в пространство. Внимательно следил за каждой интонацией, судя по выражению лица. Ника разглядывала его: темные джинсы, синяя рубашка в полоску. Волосы волной спадают на лоб, немного касаясь правой брови. Временами губы слегка поджимаются, видимо, от очередной произнесенной фразы. «Интересно, он так реагирует на удачные или неудачные реплики?» — подумала Ника и попыталась вслушаться в то, что происходит на кухне, но надолго удержать внимание на диалоге не смогла: мысли потекли привычной чередой. Ника снова взглянула на него. Глаза смотрят в одну точку, зрачки то сужаются, то расширяются. Она вспомнила урок, который у них проводила тетенька-психолог в прошлом году. Она рассказывала, что когда человек испытывает эмоции, зрачки расширяются. «А какие эмоции он испытывает сейчас?» — подумала Ника и вдруг заметила, что зрачки, за которыми она наблюдает, направлены прямо на нее. Довольно широкие зрачки. Ника поспешно отвела взгляд.
— Я постоянно о нем думаю, — донесся приглушенный голос мамы Вадима из кухни. Ника вздрогнула от неожиданности. Фраза, сказанная почти шепотом, почему-то прозвучала так отчетливо. — Постоянно, понимаешь? Даже когда…
— Даже когда?
— Даже когда смотрю на тебя.
— Тогда уходи, — голос Паши стал хриплым. Нике показалось даже, что она почувствовала, как он махнул рукой в сторону двери.
— Но мы могли бы остаться друзьями! — лепетала «мать». — Иногда встречаться, ходить куда-нибудь. Созваниваться.
— Уходи!
После небольшой паузы послышался звук отодвигаемого стула. «Это мать поднялась, — поняла Ника. — А сын сейчас стоит посреди кухни и стеклянными глазами следит за ней: как она медленно встала и направилась в коридор».
Ское пытался вслушиваться в диалог матери и сына, но плохо получалось. Он взглянул на Нику еще раз. Сидит, рассматривает ковер. Почему она так смотрела на него, да еще такими неожиданно синими глазами?
— Ты еще встретишь свою единственную. Слышишь? — донеслось до него. — Встретишь свою маму, — дверь затворилась, и стало совсем тихо.
Выждав минуту, Ское вышел в коридор. Вернулась в квартиру и Марина Алексеевна.
— Ну как? Стоп, снято? — поинтересовался он у Вадима. — Судя по тому, что я слышал, должно и смотреться хорошо.
— Мне кажется, я там немного напортачил, — признался Вадим. — Посмотрим?
— Конечно, — ответил Ское. — Скинем на компьютер.
Ребята зашли в комнату Ское.
— У Паши такие глаза были — большие, квадратные, — что я не знала, куда себя деть, — поделилась Марина Алексеевна, жестами показывая, какие большие у Паши были глаза, пока видео перекачивалось с камеры на компьютер.
— Сейчас все увидим, — и Ское нажал на кнопку «Воспроизвести». Все как один впились взглядами в монитор.
— Видел? Я сфокусировался на окне, когда надо было следить за Пашей. Он сказал «Уходи», а я снимал окно в этот момент.
— Видел. И, кстати, за окном идет дождь, — задумчиво ответил Ское.
— Так что? Переснимем? — Вадим глядел на друга, ожидая ответа.
— И я там как-то плохо смотрюсь, когда сапог расстегиваю, — вставила Марина Алексеевна и закусила губу.
Ское в задумчивости прошелся по комнате, засунув руки в карманы. Лицо его казалось озабоченным.
— Нет, — сказал наконец он. — Нет.
— Что «нет»? Тебе не понравилось? — спросила Ника. Ребята следили за его движениями, и вот он остановился и взглянул на них.
— Нет. Не переснимем. По-моему, все отлично, — улыбнулся он. — И окно, и сапог, и квадратные глаза. Все в точку.
— Тогда чего ты тут ходишь из угла в угол с лицом мыслителя? — буркнул Вадим.
— Размышляю, как это нам удалось снять с первого раза, — усмехнулся мальчик. — Молодцы, — похвалил он, широко улыбнувшись.