В субботу ребята собрались у Ское. На воскресенье назначили съемку.
— Что ты слышишь, Ника? — спросил Ское. — Что слышишь, когда дочитываешь последние строки сценария? Что слышала в тот раз, когда Вадим в роли матери бросил сына?
Ника медленно перелистывала странички сценария. Она оторвалась от текста и долго молчала, глядя в окно. Зеленая шторка подрагивала от сквозняка, ветки махали черными мокрыми лапами. До стекла долетали капли, резко разбивались и медленно сползали по нему.
— Почему ты не сидишь на подоконнике, как обычно делал, Ское? — тихо спросила она. Мальчик ходил по комнате, меряя шагами ее диагональ.
— Потому что хожу по комнате, Ника, — в тон ей ответил Ское, удивленно взглянув на девочку. Что с ней сегодня? Какая-то отстраненная, задумчивая. Ника продолжала смотреть в окно на капли, сбегающие вниз, и дрожащую шторку.
— А я не сижу на подоконнике, потому что сижу на диване, — нетерпеливо вставил Вадим. — Кажется, с этим разобрались. Ника, тебе Ское вопрос задал. Минуты две назад, может быть, помнишь?
Ника опустила глаза на разбросанные перед ней страницы сценария.
— Ничего, — сказала девочка.
— Что «ничего»? — не понял Вадим.
— Ничего не слышу.
Ское подошел к окну, и когда Ника снова подняла глаза на привычные ей сегодня капли, она вместо капель увидела его. Шторка колыхалась возле самого его уха, напевая, должно быть, тихую мелодию ветра.
— Совсем ничего? — спросил он.
— Совсем.
— Хорошо, — задумчиво проговорил Ское.
— Что хорошего-то? — удивился Вадим. — Композитор должен слышать музыку, а не «ничего».
— Иногда лучше слышать «ничего», — непонятно ответил Ское. Он отвернулся к окну. Внизу пузырились лужи. Серое небо размахивало своим дождем направо и налево. — Бывает, что музыка говорит о многом, — сказал он, повернувшись к Нике. Он посмотрел ей в глаза так, что она поняла, какую музыку он имеет в виду. Ее музыку. На качелях. — Но иногда тишина выразительнее музыки, — Ское снова отвернулся к окну: к тучам, лужам и веткам. — Завтра снимаем. Вадим, ты готов?
— Камеру включать умею. Этого же хватит? — иронизировал тот.
— Нет, не хватит, — серьезно проговорил Ское и, усмехнувшись, добавил: — Еще надо уметь выключать.
— А мне зачем идти? — спросила Ника. — Я ведь все равно опять просижу в каком-нибудь углу, чтобы не попасть в кадр.
— Тебе тоже нужно быть, — сказал Ское.
— Но зачем?
— Потому что деспотичный режиссер так сказал, — ухмыльнулся Вадим.
— Можно я не пойду? — Нике совсем не хотелось встречаться с мамой Вадима. Она не знала точно почему. Боялась сравнения не в свою пользу с этой красивой женщиной? Девочка чувствовала себя неуютно в ее присутствии. — Можно, Ское?
— Нет, не можно, Ника, — Ское был непреклонен. — Ты там нужна.
— Зачем? — удивилась Ника. — Кому?
— Мне.
— С этого места поподробнее, — навострился Вадим.
— Мы фильм снимаем или как? Вся команда должна быть на съемках. Иначе это не команда, — неожиданно резко заявил Ское. Он плотно закрыл окно, и зеленая шторка перестала подрагивать, подслушивая песни весеннего ветра.