Продавец счастья: магия кинематографа, или Новые приключения Ское

80

— Мы много репетировали. Давай, ты сможешь, — подбадривала Аня. Она делала это слегка раздраженно.

— А можно вы все уйдете?

— Кто — все? Я не могу уйти, я оператор, — усмехнулся Вадим.

— Я? — улыбнулся Ское. — Я режиссер.

— Мне кажется, она имеет в виду меня, — сказала Аня. — Все. Да уж.

— Нет, не тебя, — поспешно сказала Ника. Она не хотела никого обидеть. Посмотрела на друзей, они стояли в ожидании. — У меня не получается войти в роль, — жалобно сказала девочка. Она чувствовала, что танцевать будет тяжело под пристальными взглядами. И Ское… Он же хотел услышать ее музыку прямо во время съемки. А если у Ники не получится станцевать с первого дубля? И со второго? И с третьего? Музыку придется включать снова и снова, пока она не набьет оскомину. Это будет уже совсем не то, что хотел Ское. Не живая звучащая эмоция, а «заезженная пластинка». И потом… вдруг музыка не такая, как надо?

— Мы же репетировали. Все получится, — нетерпеливо сказала Аня. — Танцуй. А то мне еще на консультацию по ЕГЭ успеть надо.

Ника переступила с ноги на ногу. Сбоку, на черной стене, человек-невидимка повернул голову в ее сторону и, казалось, тоже чего-то ждал.

— Аня, не дави на нее, — сказал девушке Ское.

— А я давлю на нее? — мигом вспыхнула Аня. — Я не давлю. Хочу, чтобы она быстрее станцевала.

— А нам не надо быстрее, — заметил Ское.

— А как нам надо? Медленно? Уговаривать ее будем?

— Это моя работа. Разберусь.

— Да это вообще не работа! А так.

— Что — так? — Ское отвел взгляд и не смотрел на Аню. Ему стало неприятно от ее слов.

— Хобби. Развлечение. А вы все такие серьезные, как будто это дело вашей жизни!

Ское молчал, глядя на кусок вывороченного из стены шлакоблока, притулившийся возле его ботинка.

Вадим посмотрел на друга. Выглядит расстроенным. Или рассерженным. Редко он видит такое выражение лица у Ское.

— Слушай, Аня, — начал Вадим, но Ское не дал ему закончить.

— Выйдите из здания, Аня и Вадим, погуляйте. Я поговорю с Никой.

— Что? Выйти? — вскинулась Аня.

— Да.

— Хорошо. Я выйду. Но обратно уже не зайду!

Ское вздохнул, посмотрел на Аню.

— Как хочешь.

Девушка блеснула глазами, развернулась и зачастила каблуками по неровному полу, то и дело проскальзывая подошвой по шлакоблочной крошке. В конце коридора она скрылась, и стихло.

— Вадим, — Ское выжидательно посмотрел на друга. Тот продолжал стоять, обескураженно провожая взглядом обиженную Аню. Что это она на ровном месте вскипела? В воздухе еще висел отзвук ее каблуков.

— Я тоже? — Вадим, опомнившись, повернулся к Ское.

— Да. Только не говори, что обратно не вернешься. Я не пойму, — невесело усмехнулся тот.

Вадим послушно вышел. Ника опустила глаза на туфли. Аня отдала ей свои старые. Замочек на правой сломался, и его пришлось закрепить на скрепку.

— Похоже, она обиделась, — сказала Ника, разглядывая скрепку на туфле.

— Да.

— Может, догонишь ее?

— Может, догоню. Завтра. Сегодня у нас съемка.

Ребята немного помолчали. Ника оторвала взгляд от своих туфель. Ское смотрел на нее.

— Будешь настраивать меня на съемку?

— Буду настраивать, — Ское улыбнулся уголком губ и кивнул.

— Давай, настраивай.

— Танцуй.

— Я не могу.

— Что мне сделать, скажи? Чтобы ты смогла.

— Не знаю, — Ника потупилась. Нельзя же попросить режиссера уйти. В полном одиночестве — без него, без Вадима, без всех — она смогла бы. Но зачем тогда?

Ское отвернулся и в задумчивости разглядывал рисунок, сделанный Вадимом на стене, — человека-невидимку.

— Мне уйти? — спросил он.

— Нет.

— А что сделать?

— Не знаю.

Ское повернулся к Нике с каким-то особенным выражением на лице. Прищурил глаза, от этого они сделались острее.

— Ника, включай музыку, — сказал он.

— Но ты же хотел во время съемки услышать.

— Она у тебя на телефоне?

— Да.

— Включай.

Ника достала телефон из сумки. С полминуты щелкала кнопками в поисках нужной записи. Несколько раз пролистала мимо, но, наконец, поймала. Включила, глянула на Ское — он ждал — и осторожно положила телефон на неровную выемку в стене — видно, раньше здесь было межкомнатное окно. Раздался глухой, как из подземелья, звук фортепиано. Ника нервно поправила телефон, пододвинула его чуть ближе, чтобы было слышно, снова посмотрела на Ское.

Он глядел в пол, слушая фортепиано. Звук отскакивал от стен и тонул в груде мусора за его спиной. Ское поднял глаза на Нику — кажется, они стали совсем желтыми. Сделал шаг к ней, медленно поднял левую руку ладонью вверх.

Приглашает на танец? Ника изумленно уставилась на его руку. На миг растерялась, не зная, как поступить. Танцевать? Танго? Со Ское?

Ее рука медленно и плавно, как учили в школе танцев, пошла вверх и аккуратно опустилась в руку Ское. Какое-то время девочка ошарашенно смотрела на свою руку: не ожидала от нее такого. Свет из потолочной щели упал на пальцы. Ское сделал шаг.

Все происходило как-то быстро и медленно одновременно. Казалось, музыка топталась на месте, пока они танцевали уже несколько жизней кряду. Тень-свет, тень-свет. Черно-белая музыка стала воздухом, пыльным, туманным. Рука Ское стала рукой Ники. Ей так казалось. Она не чувствовала разницы между собой и им. Она не понимала, что они танцуют. Может, они стоят на месте?

Ника видела серые шершавые стены. Ника видела воздух, пыль металась в нем, подсвеченная солнцем. Ника видела плечо Ское. Оно было близко, прямо перед глазами. Воротник рубашки. Шея. Лицо. Глаза.

Музыка закончилась. Ника отвела взгляд.

Телефон зазвучал следующей в списке мелодией — веселеньким рингтоном. Девочка проворно схватила телефон, чтобы прекратить это. Она копалась в нем, щелкала кнопки с минуту. Ское стоял за ее спиной и молчал. «Интересно, о чем он думает? Я плохо танцевала?»

— Хорошая музыка.

— Да? — Ника не оборачивалась. — Ты про рингтон? — попыталась она пошутить.

— Теперь сможешь станцевать?

Ника не знала. Она ничего не поняла, когда танцевала с ним. Как это было? Она не запомнила. Их танец, наверное, превратился вот в эту пыль и плавает теперь в воздухе.

— Попробую.

Ника оставила в покое свой телефон. Положила его в сумку. Повернулась к Ское.

— Не уверена, что получится. Но я попробую.

— Позову Вадима, — сказал Ское, и голос его прозвучал слишком резко в этом мутном, пыльном воздухе.

«Он станцевал со мной, чтобы снять свой фильм. Чтобы получилось хорошо. Чтобы я сыграла свою роль».

Вспорхнула юбка, рука приземлилась на холодную стену, на которой была нарисована другая рука — человека-невидимки. Ника ни о чем не думала. Доверилась телу и просто танцевала. Может, так оно и надо? Она не видела Вадима с камерой, не видела даже Ское, пристально следившего за каждым ее движением.

Видела только белую линию, протягивающую к ней свои нарисованные руки — как руки из другой реальности. Не знает он разве, что не могут быть вместе нарисованный человек и настоящий?